Светлана Как любая легендарная актриса, она тщательно охраняет от посторонних взглядов свою личную жизнь. Все, что под софитами и рампой, — это одно. Но там, где кончаются съемочная площадка и театральная сцена, — совершенно другое. Там начинается жизнь. Личная жизнь Светланы КРЮЧКОВОЙ.

Светлана КРЮЧКОВА: «А вы знаете, что я — дочка майора КГБ? Мой папа был очень строгий — работа наложила свой отпечаток на его характер. Но папа меня очень любил. Когда я была маленькой, он ставил меня на стул перед гостями и заставлял читать стихи. Ему очень нравилось. Отец сам из крестьян, родом из Белоруссии.

Один раз мы всей семьей ездили туда на лето. В деревне всем полагалось работать. И детям в том числе. Мы с братом и сестрой должны были резать торф. Это тяжелая работа, потому что торф, когда его добывают, весит значительно. А я садилась под кустик и громко рассказывала родным разные истории. Брат с сестрой меня за это сильно не любили: мол, почему все работают, а Света нет? И папина сестра, тетя Лида, говорила: «Пусть сказки рассказывает. У нее хорошо получается». А еще я учила читать ее мужа, местного пастуха. Забавно было: мне шесть лет, пастуху около сорока, а я ему рассказываю, как из букв слова складываются. Правда, тетя Лида считала, что читать — это бесполезное занятие. Она его за чтение кнутом гоняла.

Я начала читать в пять лет, потому что родители много работали и им было не до меня. А брат с сестрой считали, что я слишком маленькая, чтобы со мной играть. Так что мое главное ощущение из детства — трагическое одиночество. От одиночества меня спасали книжки".

Вы много говорите об отце, но почти ничего не рассказываете о маме…

С. К.: «В нашей семье был абсолютный патриархат — все подчинялись папе. Отец с раннего детства вдалбливал мне в голову две поговорки. Первая: «Без труда не вынешь и рыбку из пруда». Вторая: «Полжизни работаешь на авторитет, а остальную половину жизни авторитет работает на тебя» Я накрепко это запомнила.

Еще я запомнила на всю жизнь, как правильно нужно гладить брюки. Каждое воскресенье я должна была переглаживать все папины брюки. Да так, чтобы они идеально выглядели и были со стрелочками. Неважно, носил папа эти брюки или не носил, но я должна была их погладить. А каждую субботу я должна была убирать в квартире и с особой тщательностью перетирать фарфоровых слоников, которые очень нравились отцу. У мамы было не очень хорошее здоровье — она с 29 лет страдала тяжелой формой гипертонии. Поэтому она почти ничего не делала в доме. Убирала и готовила бабушка, которая жила вместе с нами. Потом бабушке стали помогать старшая сестра и я… Зато мама очень хорошо пела. Настолько хорошо, что ее приглашали петь в хор Пятницкого, но папа не отпустил".

А кем хотел видеть папа свою любимую дочь?

С. К.: «Папа мечтал, чтобы я стала учителем. Я была не против. Хотела даже поступать на филологический. Думала, что когда-нибудь стану преподавать в университете. Почему в университете? Папа говорил, что плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Соответственно, хороший учитель должен был стать преподавателем высшей школы. Но, как известно, человек предполагает, а бог располагает. Об актерстве я не думала, но все вышло именно так, как я и представить себе не могла… Мой папа после окончания школы подарил мне поездку в Москву. Сказал, чтобы я съездила, посмотрела столицу нашей Родины. Я же никогда не была в Москве. И я поехала».

МОСКВА СЛЕЗАМ НЕ ВЕРИТ

И в Москве вы сразу же побежали поступать в театральный…

С. К.: «Нет, не побежала, а случайно пришла к театральному. Гуляла-гуляла по Москве: Красная площадь, Большой театр, Малый театр, вдруг вижу — Щепкинское училище. Зашла. Решила спросить: а что нужно, чтобы сюда поступить? Сказали: прочитать басню, прозу, поэзию. Конкурс был двести человек на место, но я подумала: «А почему бы и нет?» Прошла первый тур, потом второй, третий, а четвертый завалила. Обидно было. Вернулась в Кишинев — поступать на филологический факультет. И тоже не поступила. Спустя год снова решила ехать в Москву. И снова провалилась. Помню, так разозлилась! Мне стало ясно, что в театральный институт можно поступить только по блату или будучи ребенком известных родителей. Но я решила остаться в Москве и на следующий год опять идти на артистку. Конечно, папа эту идею не одобрил. Прилетел, затолкал меня в машину и увез в Кишинев. Тогда я решила сбежать: накопила денег на билет и опять уехала в Москву. Помню, папа кричал: «Я прокляну тебя! Если ты пойдешь в артистки, я прокляну тебя!»

В Москве я жила на вокзалах, скиталась по квартирам знакомых, заложила все ценные вещи в ломбард, голодала. Пошла работать на завод карданных валов: на другую работу не брали, я ведь была лимитчицей. Это была очень тяжелая физическая работа, и через два месяца я сломалась — проснулась однажды и поняла, что в буквальном смысле не могу встать с кровати. Делать было нечего, пришлось вновь возвращаться домой. А папа сказал: «Ну, и что я тебе говорил, а? Не нужно тебе в артистки идти!»

С папой, конечно, трудно было не согласиться, но я стояла на своем: «Хочу быть актрисой, и все». Решила поступать в Саратове. Почему я выбрала город Саратов — сама не знаю. Написала письмо в театральный институт, и мне ответили: «Светлана, приезжайте, только не застудите горло».

Из Кишинева нет прямого поезда в Саратов — все дороги через Москву. И вот когда я в Москве делала пересадку, вдруг подумала: «А почему бы мне снова не попробовать поступить? Например, во МХАТ?» Помню, когда я вошла в аудиторию, выскочила на середину и буквально заорала во все горло: «Бани! Бани! Двери хлоп! Бабы прыгают в сугроб!» Помните, такие стихи Вознесенского? А мне говорят: «Как ты читаешь? Что ты так орешь?» И тут я не выдержала… У меня перед глазами пронеслись последние два года: как я скиталась в Москве, как работала на заводе, ломбарды, ухмылка отца. Разрыдалась прямо перед приемной комиссией, говорю: знаю, мол, кого вы сюда принимаете! В ваши московские театральные институты! Простому человеку сюда не попасть! Я была уверена, что меня прогонят, но вдруг Олег Георгиевич Герасимов сказал: «Выйдите все, Крючкова — останьтесь. И дайте этой истеричке воды!» Успокоили. Попросили еще почитать что-нибудь. И я поступила.

А ведь я еще и в ГИТИС поступала. Очень неудачно. Приемная комиссия попросила меня поднять юбку. Я подняла. Мне сказали: «Поднимите выше». А выше я поднять не могла — не так была воспитана: мой папа был суровый человек, майор КГБ".

БОЛЬШАЯ ПЕРЕМЕНА

Студентка МХАТа Светлана Крючкова проснулась знаменитой после выхода на экраны «Большой перемены»?

С. К.: «С „Большой переменой“ все получилось совершенно неожиданно. Если бы не мой первый муж, о котором я не люблю рассказывать…»

А когда вы, Светлана Николаевна, замуж успели выскочить?

С. К.: «На первом курсе. Его звали Михаил. В него невозможно было не влюбиться. Он был высок, хорош собой, играл на гитаре и, конечно, вскружил мне голову. Как-то все очень быстро получилось. Мы поженились, но на семейную жизнь оставалось мало времени: я училась в институте, Миша служил в Театре Советской Армии. Мы прожили вместе четыре года, но как-то невнятно — у каждого из нас была своя жизнь. В итоге Миша выступил инициатором развода. Я тогда была та еще дурочка! Верила каждому его слову. Например, Миша мог сказать: «Я пошел к Гале править рассказ. Ночью не жди меня». И я верила, что он действительно ушел «править рассказ». Миша так ко мне относился: «Я артист, а ты — ничтожество».

Однажды он дал мне прочитать сценарий фильма, где его персонаж должен был играть и петь. Мише лень было везти его на «Мосфильм», он сказал мне: «Так. Собралась и поехала — отвезешь сценарий». И я поехала. А на пороге «Мосфильма» столкнулась с каким-то мужчиной. Он на меня внимательно посмотрел и потом спросил: «Девушка, что вы делаете сегодня вечером?» — «А что?» — тоже спросила я. «Хочу позвать вас на репетицию». — «А кто там еще будет?» — «А еще будут Збруев и Кононов». Я опешила… На репетицию, конечно же, пошла. Потом мне позвонили и сказали, что берут на роль Нелли Ледневой. Так я попала в фильм «Большая перемена». Заметьте, это был не мой сценарий, а сценарий для моего мужа!

После выхода фильма, помню, спустилась в метро и обратила внимание, что все пассажиры как-то подозрительно на меня смотрят… Я стала оглядывать свою одежду. Подумала: «Может быть, где-то перепачканная?» И тут в вагон забежали какие-то дети и стали кричать: «Нестор Петрович! Нестор Петрович!» Так я поняла, что стала знаменитой. Меня начали везде узнавать: на улицах, в метро — какие-то люди со мной здоровались, улыбались мне Это был успех. Папа был горд. Он постоянно носил с собой мою фотографию и всем говорил: «Вот это — моя дочка!»

ЛЮБОВЬ С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА

Правда, что в Петербург вы переехали жить из-за большой любви?

С. К.: «Не совсем. Сначала я просто поехала в Петербург, потому что мне предложили роль в фильме «Старший сын». Пришла на съемочную площадку, увидела Юру Векслера, кинооператора, и сразу в него влюбилась. Он был маленького роста, рыжий, лопоухий, а я — такая большая женщина в мини-юбке, с декольте и в туфлях на огромной платформе. С Юрой у меня была абсолютная любовь, с первого взгляда: посмотрела на него — и все, накрыла волна. Вообще фильм «Старший сын» был какой-то необыкновенный: на этом фильме поженились Миша Боярский и Лариса Луппиан, Коля Караченцов и Люда Поргина.

Но Юра не сразу обратил на меня внимание. У него была какая-то женщина, а между ними — запутанные отношения. Та женщина была чужой женой, она то уходила от Юры, то приходила. Даже когда я переехала в Петербург жить к Юре, она снова вдруг появилась… Юра мучился. Даже сказал, что меня не любит. Я ему ответила: «Я уезжаю в Кишинев на месяц. И буду тебя ждать. Вот мой адрес и телефон. Сделай свой выбор». Целый месяц сидела дома и ждала его звонка. И тут вмешалась судьба…

Однажды к моей маме приехал незнакомец на машине из Москвы и сказал: «Прошу руки вашей дочери». Нет, это был не Юра. Это был один мой поклонник, который видел мои фильмы и спектакли. Мама была в шоке. А я сказала ему, что не могу за него выйти замуж. Он стал меня уговаривать: «Света, у тебя будет все, что ты захочешь, — машина, квартира». Сказал, что через три дня вернется и тогда ждет моего ответа. Надо сказать, что прошел почти месяц, как я уехала от Юры, а он все не звонил. Жизнь поставила меня перед выбором. Я думала два дня и две ночи и накануне возвращения мужчины стала колебаться: «А может, все-таки согласиться выйти за него замуж?» И представьте, на третий день моих раздумий вдруг раздался звонок от Юры: «Ты можешь завтра прилететь?»

И вы стали жить вместе — вот так, без штампа в паспорте, несмотря на советские нравы?

С. К.: «Я считаю, что штамп в паспорте портит людей. Еще мне не нравятся все эти ритуалы — загс, свадьба… У меня все было „как положено“ в первый раз, когда я замуж за Мишу выходила: после церемонии бракосочетания мы проехали на „Чайке“ через всю Москву, потом в Мавзолее без очереди на мертвого Ленина смотрели… Ну и чем все закончилось? Нет, штамп в паспорте для меня непринципиален».

ТИПИЧНАЯ МАТЬ

С. К.: «Юра был старше меня на десять лет. Я считала его своим духовным отцом. Он был гораздо образованнее меня, прекрасно разбирался в мировой живописи, а как Юра рисовал! Наверное, наши отношения были как у отца и дочери. Я была очень незрелая внутри, и Юра во многом сформировал меня как личность. Ни одну роль я без него не делала — слушалась Юру во всем».

Вы прожили вместе 14 лет. Почему же разошлись?

С. К.: «Юра как-то мне сказал: «Света, мы больше не сможем жить вместе, потому что ты стала умнее меня». Он не хотел меня слушать — считал, что я переросла его и нам нужно расставаться. Я не смогла изменить его решение. Было безумно больно. Не понимала, как же так все рухнуло… Я всегда его вспоминаю. Вижу какую-нибудь картину и помню, что она Юре нравилась. Захожу в магазин и вспоминаю, что любил кушать Юра… К Юре не ревнует даже мой теперешний муж Саша. Юра — это кровное родство. Не можете же вы отказаться, например, от своего брата?

Но от него у меня остался сын Митя. Мы с Юрой были сумасшедшими родителями. Помню, когда Митя был совсем маленьким, мы ползали по квартире и развешивали картины на уровне глаз ребенка. Как говорит Михалков: «Ребенок живет в мире жоп и сумок». Это грубо, но точно сказано: не нужно вешатькартины высоко на стены — ребенок ведь ничего не увидит!"

По вашему рассказу чувствуется, что вы сумасшедшая мама…

С. К.: «Да, я обожаю своих сыновей — Митю и Алекса, никто так меня не понимает, как они, никто не знает всех мои секретов — только они. Это невероятное счастье…

В молодости я и представить себе не могла, как дети переворачивают всю жизнь. Материнство полностью меняет женщину. Помню репетицию «Молодой хозяйки Нискавуори» в БДТ. Мы репетировали сцену с Наташей Теняковой, которая играла любовницу моего мужа. И Георгий Александрович Товстоногов произнес фразу, запомнившуюся мне на всю жизнь: «Понимаете, девочки, все женщины делятся на две категории: б… ди и матери. Вот вы, Наташа, — типичная б… дь, а вы, Света, — типичная мать». Я даже обиделась, по глупости. Почему это я — мать? А сейчас думаю: насколько же тонко этот выдающийся человек чувствовал человеческую природу! Чтобы понять, что я мать, мне нужно было сначала родить ребенка".

СНОВА ПОЛЮБИТЬ И СНОВА ОСТАТЬСЯ

Вы не хотите вернуться в Москву? Ведь все актеры вашего ранга живут в столице…

С. К.: «Петербург дал мне дом и семью, я не могу уехать из города, который для меня стал родным. В Петербург переехала жить из-за любимого мужчины. Хотя когда мы с Юрой разошлись, я думала уехать… Но так сложилось, что меня здесь оставил любимый мужчина. Другой мужчина.

С Сашей я познакомилась в 1989 году. Однажды мы с Ларисой Гузеевой и Митей пошли пообедать в закрытый клуб. Там я его увидела. Он сидел за другим столиком со своим другом. Я разговаривала с Ларисой, а сын пошел гулять по клубу. Там был очень красивый интерьер: чучела животных, разные ружья — как раз то, что нужно мальчику. И я увидела, как Митя стал разговаривать с незнакомцем. А потом он подошел ко мне и сказал: «Мама, познакомься. Это дядя Саша». Получается, с моим будущим мужем меня познакомил сын.

У нас начались отношения, и я решила остаться в Петербурге. А через некоторое время обнаружила, что жду ребенка. Без всякого УЗИ я знала, что у меня будет мальчик. И не ошиблась".

Светлана Николаевна, вы говорили, что в детстве чувствовали себя трагически одинокой. Со временем это чувство исчезло?

С. К.: «Исчезло. Я сама создала для себя людей, которых люблю. Для меня счастье — моя семья. И ничего дороже нет. Какое одиночество может быть у счастливой женщины?»