Четыре года назад имя Бена Аффлека не сходило со страниц газет. Его роман с Дженнифер Лопес обсуждали на каждом углу. Параллельно с ростом количества слухов вокруг Беннифера (так прозвали влюбленных) росло и количество ролей Аффлека: ежегодно у актера выходило по три новых фильма. И вдруг Бен исчез из поля зрения. Затворничество звезды продолжалось почти два года, но наконец Бен Аффлек вернулся. «МК-Бульвар» поспешил расспросить актера о его новом фильме, маленькой дочке и планах на будущее.

— Бен, два года назад вы сказали, что на какое-то время хотите уйти в тень. Так и получилось: с 2004 года у вас не вышло ни одного фильма. Каково сейчас вернуться?

— Прекрасно. Тем более на волне такого успеха. Да, мне хотелось взять небольшой перерыв и скрыться от людских глаз. Тогда же для себя я решил, что буду сниматься только в тех картинах, которые мне интересны, которыми я буду гордиться. Не буду больше сниматься ради денег или славы или потому, что фильм станет стопроцентным хитом.

— То есть вы больше не хотите быть так называемой попкорновой звездой?

— Не хочу. Хотя в выражении «попкорновая звезда» нет ничего плохого — просто я понял, что теперь это не мое. Если честно, есть фильмы, за которые мне стыдно. Я не буду их называть, вы, наверное, и сами о них знаете. И мне действительно повезло, что первый же фильм, в котором я снялся после перерыва, был «Голливудленд». Его очень тепло приняли и зрители, и критики. За него я получил приз Венецианского кинофестиваля. Я очень горжусь своей работой. И всем фильмом.

— Почему вы решили пересмотреть свое отношение к работе? Неужели отцовство так на вас повлияло?

— Отцовство на меня действительно повлияло, впрочем, как и женитьба. Но я был готов к этому и знал, что все изменится. До рождения Виолетт я не особо задумывался над тем, что делаю и как. Но ее появление заставило меня осмыслить все свои поступки. Единственное, что меня сейчас волнует, — это чтобы, когда моя дочь вырастет, она смогла бы гордиться своим стариком. И теми фильмами, в которых я снялся. «Голливудленд» — как раз такой фильм.

— Видно, что вам нравится быть отцом.

— Конечно. Это прекрасное чувство. Я понимаю, что это звучит избито, но я все равно говорю это, потому что так оно и есть. Виолетт — самое главное, что есть в моей жизни. С ней у меня появилось ощущение, будто теперь я твердо стою на ногах и наконец нашел все свои жизненные ориентиры. У меня чудесный ребенок, моя жена — чудесная мать. Все замечательно.

— Какой совет вы могли бы дать молодым родителям?

— Я не из тех людей, которые умеют давать советы. Лучше я расскажу вам одну историю. Пару дней назад моей жене надо было поехать на съемки, и я оставался дома с дочкой один. Она говорит: «Я побежала, надеюсь, у тебя все будет хорошо. Ты же знаешь, как ее кормить?» Я говорю: «Да». Она мне: «Значит так: берешь персик, размельчаешь его в блендере, потом смешиваешь с овсянкой и мелко порезанной грушей». Потом она посмотрела на меня внимательно и серьезно спросила: «Только скажи честно, это ведь не очень сложно?» Так что я лучше воздержусь от советов.

— Но это ведь было не очень сложно?

— Нет, это было несложно. Просто тот факт, что она подумала, что мне обязательно нужно это так досконально объяснить, говорит о многом.

— А вы не планируете когда-нибудь еще раз сняться вместе со своей женой?

— Возможно. Мы пока не думали об этом.

— Вы сказали, что «Голливудленд» — фильм, которым сможет гордиться ваша дочь. Трудно ли было работать над ролью в этой картине? Ведь вы сыграли реального человека — легендарного актера Джорджа Ривза.

— Джордж Ривз действительно был очень знаменит. Он был идолом в 50-х годах, он получил то, о чем всегда мечтал, но это его и уничтожило. Вот что мне было интересно в нем самом и в его истории. На нас с режиссером Алленом Култером лежала огромная ответственность: нам предстояло понять, что он был за человек, чтобы я мог сыграть его максимально достоверно. Поэтому я перелопатил кучу информации, был крайне внимателен ко всем деталям. К счастью, про Ривза очень много написано. К тому же я посмотрел 104 серии сериала «Супермен», много его фильмов, даже «Унесенные ветром», где он сыграл совсем маленькую роль. Все это мне очень помогло.

— Как вы думаете, Ривз действительно покончил жизнь самоубийством?

— У меня есть определенные мысли на этот счет, но я не хочу их озвучивать.

— Когда он умер, это стало большим ударом, особенно для детей, ведь они верили, что он настоящий Супермен…

— Да. И не только для детей, но и взрослых. Ведь он был иконой. В этом и весь абсурд: зачастую зрители воспринимают актеров как развлечение, не понимая и не вникая в драму их жизни. Одна из основных идей фильма заключается в том, что ты сам ощущаешь себя совсем другим, не таким, каким тебя представляют все остальные.

— Голливуд 50-х годов сильно отличается от современного?

— Я думаю, да. Тогда было три больших киностудии, пара журналов, которые выпускались с одобрения этих самых студий. Сейчас же уйма кинокомпаний, и вас — журналистов — очень много. И все что хотят, то и пишут. А все потому, что есть люди, которым это нужно: продюсеры и актеры, которые заинтересованы в раскрутке, читатели, которым подавай истории попикантней.

В 50-е звезды и журналисты держались друг от друга на почтительном расстоянии, вели себя более корректно. То есть, например, все знали, что Рок Хадсон — гомосексуалист, но никому не приходило в голову писать об этом. А что сейчас?

— Как вы думаете, если бы Мел Гибсон жил в том — старом — Голливуде, ему бы удалось избежать шумихи по поводу его недавней пьяной выходки?

— Я не понимаю, о чем вы говорите. (Смеется.) А если серьезно, то дело не только в Голливуде. Я думаю, что показателем этичности СМИ является заинтересованность в сексуальной жизни знаменитости. Например, сравните разговоры вокруг Кеннеди и Клинтона. Но я, конечно, понимаю, что все СМИ являются отражением нас самих, того, как мы себя ведем.

— Быть звездой непросто?

— Конечно. Все эти слухи, сплетни, папарацци сильно напрягают. Знаете, иногда складывается ощущение, что ты участник какой-то мыльной оперы. У тебя нет контроля над ситуацией, ты просто читаешь каждый день сценарий и узнаешь, что происходит с твоим героем. Именно поэтому я попытался скрыться от всех, вырваться из этой ужасной золотой клетки, в которой ты сидишь у всех на виду и тебя разбирают по косточкам: с кем, где, как. И мне кажется, что мне это удалось.

— Раньше зрителей больше интересовали герои, которых играли актеры, а не личная жизнь знаменитостей. Сейчас все наоборот. Как вы к этому относитесь?

— На самом деле это обидно. Потому что, снимаясь в фильме, ты вкладываешь в него свою душу, свои эмоции. Но никому это не нужно. Это как с сосисками: людям не интересно знать, как они делаются, — им хочется их есть. Но я считаю это неправильным и уверен, что и сам процесс достаточно интересен.

— Тогда расскажите о процессе: вы сейчас как режиссер снимаете фильм «Gone, Baby, Gone» с вашим братом Кейси в главной роли. Как вам с ним работается?

— Ужасно! (Смеется.) Я шучу. На самом деле он молодец. Кейси хороший актер. А что касается режиссуры… Знаете, когда я снимался в фильме «Голливудленд», я был уверен, что самое главное в работе над картиной — это я и то, как я играю Джорджа Ривза, какие исследования я провел и все такое. А сейчас, сам став режиссером, я понял: главное — это режиссер и то, что он делает. И теперь я знаю, как это тяжело. Так что, наверное, мне следует извиниться перед Алленом, ведь фильм «Голливудленд» получился таким хорошим именно благодаря ему.

— А ходили слухи, что вы вообще скоро уйдете из кинематографа и станете политиком.

— Я никуда не ухожу. Я, наверное, буду меньше сниматься как актер, но хочу больше работать как режиссер. Мне хочется как-то развиваться в своей профессии. Но чтобы уйти в политику… Все любят говорить, что в Голливуде много интриг, коррупции, грязи. Но политика гораздо грязнее и коррумпированнее. Там все завязано на деньгах. И даже больше, чем в Голливуде. Так что нет, становиться политиком я не собираюсь.

— Но, видимо, пока и не стоит. Ведь у вас сейчас все складывается удачно: жена, дочь, новый фильм, награда…

— Да, у меня и правда сейчас замечательный период в жизни: и в семье, и на работе. Я счастлив, и это чувство мне очень нравится.