Когда Елена ПОМАЗАН сообщила о своих планах повидаться с неким господином Владимиром ШЕВЕЛЬКОВЫМ, мы в один голос спросили: «А кто это?» Лена ответила: «Гардемарин». Больше она сказать ничего не успела, потому что женская часть редакции стала наперебой задавать вопросы: «Тот самый? А он женат? Чем же теперь занимается этот красавчик?» Чтобы на них ответить, Лена поехала в Санкт-Петербург.

Ночь до Петербурга. Московский вокзал. Дворцы, мосты, проспекты. Сдержанные улыбки горожан и общая неторопливость. Звоню позабытому гардемарину. Шевельков тянет в трубку: «А может, завтра встретимся?» Он тоже никуда не торопится. Да и зачем? Жизнь, разложенная по полочкам, выстроенная «от и до», не предполагает суеты.

В молодости — известный актер, теперь — успешный бизнесмен. Отец двоих детей. Примерный семьянин. Квартира, машина, дача. Жена — конечно же, модель.

«Завтра так завтра», — отвечаю я.

Мы встретились в местечке со знаковым названием «За сценой». Пару часов в закулисье чужой жизни, жизни бывшего популярного актера, и попытка понять, что он чувствует сегодня.

БЛИЗКИЕ КОНТАКТЫ

Владимир ШЕВЕЛЬКОВ: «Я коренной петербуржец. Долгое время моя семья жила в самом сердце города — на Марсовом поле, в коммуналке: мама, папа, старший брат и я. Мой отец работал инженером на Кировском заводе, а мама почти всю жизнь сидела с детьми дома. Если она и работала, например уборщицей, то, как правило, уходила ранним утром, чтобы сделать работу, а потом успеть домой до того времени, пока мы не проснемся. Мой старший брат был более близок с мамой, а я — с отцом.

Я получил от своих родителей нелепое по сегодняшним меркам воспитание, построенное на десяти библейских заповедях. Такое воспитание дает, конечно, возможность чувствовать себя гармонично с самим собой, но не всегда способствует гармонии с окружающим миром. Жизнь же требует другого, более жесткого подхода.

Я часто вспоминаю наш маленький двор — там, на Марсовом поле… Знаете, так случилось, что мальчишки из других дворов приходили к нам играть: у нас была большая компания, а мы с братом — заводилы. Мы установили негласное правило среди друзей: если кто-то ругнется матом, любой может подойти к этому человеку и дать ему коленкой под зад. Матом никто не ругался — видимо, мы с братом были большими авторитетами. Когда нашей семье дали отдельную квартиру и мы переехали жить в другой район города, мамы других ребят очень жалели, что мы уехали".

Вы повторяете семейную схему своих родителей: у вас двое детей, а ваша жена, как и ваша мама, тоже не работает.

В. Ш.: «Неправильно так говорить. Моя жена работает. Она занимается детьми. И это очень серьезная работа. Я даже не представляю, какая должна быть работа и какая зарплата, чтобы моя жена бросила детей и стала делать карьеру. Нет, я никогда не запрещал ей работать, никаких „Сидеть дома!“. Но считаю, что воспитание детей — дело намного более серьезное, чем работа в офисе. А сейчас страшно выпускать детей из дома. И если есть возможность оградить детей от влияния улицы, то лучше это сделать. Тем более что у сына сейчас сложный возраст — ему двенадцать лет».

А себя вы можете назвать суперпапой?

В. Ш.: «Не думаю. Как отец я мог бы быть лучше. Больше времени проводить с детьми, больше их любить — всего больше… Один человек как-то грустно пошутил про меня. Сказал, что я — биологический отец. Наверное, это так. С детьми нужно заниматься. Вот мы были недавно с сыном в Хорватии. Сын мне сказал, что ему со мной неинтересно играть, — наверное, потому, что я от него постоянно чего-то требую. Мне хочется, чтобы он был лучше всех. И причем сразу. А с дочкой… У меня вообще такое ощущение, что она меня видела всего два раза в жизни. Я постоянно занят. Главное в моей жизни — это мой вечный, непрекращающийся диалог с самим собой. Но понимаете, я выбрал в жизни такой путь, что мне постоянно приходится что-то себе доказывать, мне постоянно хочется чего-то хорошего и большого».

Что это — большое? Что нужно для счастья?

В. Ш.: «Не знаю… Но очень хочется».

ДЕЛА СЕРДЕЧНЫЕ

Вы производите впечатление сердцееда. Видимо, до женитьбы любовных историй было не сосчитать?

В. Ш.: «Ну да, в свое время у меня были безграничные возможности для удовлетворения своих разнообразных интересов. Мне всегда нравились женщины. Именно нравились. Все измерялось не любовью, а возможностью быть с кем-то. Переспать, короче говоря. Ведь с любой можно договориться. Абсолютно с любой. Вопрос лишь только в том, сколько времени необходимо потратить на «договоры». Рекорды? Обеденный перерыв. Кстати, тех, кого долго уговариваешь, быстрее всего забываешь. А те, с кем происходило все по- быстрому, помнятся всю жизнь.

Мужчина ведь редко ставит задачу: «Ах, любовь!». Интереснее какой-то близкий контакт, эротическое приключение.

Женщины, женщины… Я регулярно впадал в депрессию из-за усталости, утомленности от женского внимания. Это они меня выбирали. Они звали к себе, добивались — противостоять этому было невозможно. Некоторые вообще действовали по схеме «напоить и соблазнить». Бывало такое в моей жизни. Бывало не раз. Просыпаешься поутру, смотришь — кто с тобой в постели… Мама дорогая… Ну как? Как с такой возможно? Только по пьянке. Опираясь на свой опыт, могу с уверенностью сказать, что любая женщина, какой бы она ни была внешности, может получить любого мужчину. Но! Только раз, на одну ночь.

Первый раз я почувствовал, что сильно устал от женщин, в 21 год. Потом — в 26. Помню, приехал в Венгрию на съемки очередной картины. Гуляю по городу, захожу в какой-то магазин и вижу обалденные женские сапожки. Стою, смотрю на них и ловлю себя на мысли, что купить эти сапожки некому".

Тем не менее вы женились.

В. Ш.: «С Ириной меня познакомил брат — в компании. Ей было всего девятнадцать, а я был такой уже очень зрелый мужчина. Она мне понравилась: Ирина — очень красивая. Но помимо внешности и всех прочих добродетелей в ней меня восхитило ее отношение к своей семье. Мне захотелось, чтобы и ко мне так относились… Мы встречались четыре года, а потом поженились».

А что же так долго девушку мучили? Чувства проверяли?

В. Ш.: «Видимо, из-за того, что в мужской психологии делать предложение — это странность какая-то… Но мы с Ириной уже семнадцать лет».

КИНОРОМАН

В. Ш.: «Совершенно точно я знаю, что хочу заниматься кино. Я мечтал стать режиссером еще со времен съемок фильма „Приключения принца Флоризеля“, но все как-то не складывалось. А год назад я сказал себе, что если ничего не сделаю как режиссер в большом кино, то все — уйду из рекламы, все брошу и займусь рестораном или какой- нибудь фабрикой по пошиву трусов».

Вы бросите рекламное агентство, которое создали десять лет назад и подняли до уровня самого успешного и крупного в Петербурге?

В. Ш.: «В этом и заключается моя проблема — я слишком успешен в рекламе. Почему я застрял в Петербурге и не уехал в Москву? Именно потому, что здесь я очень успешен. В Петербурге меня все устраивает в бытовом плане. Все очень четко, все по расписанию. Я знаю, например, что по вторникам у меня футбол, а по средам — теннис. Мой ребенок ходит в школу рядом с домом, а я сам добираюсь до работы за несколько минут. Мне нравится то, что я вижу вокруг себя, мне нравится мой город. Но я понимаю, что большую карьеру нужно делать в Москве: там больше перспектив и возможностей. Тем не менее я хочу остаться в Петербурге и заниматься кино.

Я сейчас делаю полнометражный фильм «Там, где живет любовь» как режиссер-постановщик. Это будет мой первый режиссерский опыт в большом кино. Сериалы я уже снимал — тех же «Оперов». Сначала снялся в них, а потом сказал, что хочу снимать сам. Продюсеры сначала сомневались. А когда я сделал одну серию, им понравилось. Дали еще. По сути, я согласился на роль в «Операх», потому что хотел снимать. Я прекрасно понимал, что кому-то это покажется смешным: «Из гардемарина — в менты». Такой смешной заголовок…

Я бы еще вот такую цитатку поставил: «Гардемарины, вперед!», «Гардемарины, сидеть!» и «Гардемарины, фу!».

Владимир Алексеевич, неужели вы не любите фильм, который принес вам всенародную славу?

В. Ш.: «Все просто. Люди из режиссерской группы, которая делала фильм, не были людьми из моей жизни. Все знают, что Светлана Дружинина на роль Никиты Оленева вроде бы хотела брать своего сына, но что-то там не получилось. А потом появились Жигунов и Харатьян, с которыми мы знакомы тысячу лет. Они сказали Дружининой, чтобы она взяла на роль Оленева меня. Так я попал в картину. Я сразу понял, что нахожусь в чужом миру, на чужом пиру. Меня все бесило, просто бесило — такого унижения по отношению к актерам я не испытывал никогда. Атмосфера на съемках была ужаснейшая. И фильм получился ужаснейшим. После „Гардемаринов“ я понял, что устал от кино. Мне захотелось пожить нормальной жизнью, набраться опыта в других сферах. Очень трудно ощутить нормальную жизнь, когда ты одурен успехом, и единственный способ самореализации — найти себе женщину и „подружиться“ с ней».

Все у вас к одному сводится — к женщинам…

В. Ш.: «Ой, ну я вас умоляю… Просто для мужчины нет более высокой награды, чем обладание женщиной. Каким бы ни был ты крутым, чем бы ты ни занимался — нефть, реклама, — все равно все сведется к тому, что однажды ты возьмешь самолет, посадишь туда пятьдесят красивых женщин и увезешь их куда-нибудь.

Но тогда я почувствовал сильную усталость от кино и от женщин. Хотелось другой — нормальной — жизни. Это был конец восьмидесятых, и моему брату предложили взять помещение под какое-нибудь заведение общепита. Брат открыл чуть ли не первый в Петербурге бар, он назывался «Десерт-бар». Я написал заявление на «Ленфильме» с просьбой разрешить мне совмещать актерство и другую профессию и ушел работать к брату".

Как посетители реагировали на то, что в баре сидел герой экрана Шевельков и наливал кофе?

В. Ш.: «Честно? Мне было все равно. К вниманию я привык, особенно к женскому. Для меня подобная реакция была нормой: «Вау! Шевельков!» и горящие глаза. Собственно, из-за этого внимания я и был постоянно в космосе: я был упоен славой и успехом у женщин. Такое всеобщее обожание сильно мешает адекватно воспринимать реальность. И через полгода я сбежал из бара. Надоело. Какой-то дикий народ, какие-то менты, тетки…

Я побежал обратно в кино, и все заново закрутилось. А однажды приехал на съемки в Венгрию и встретил там друга, которому кто-то предложил снять рекламу упаковки какого-то завода. Мы с ним сели и написали сценарий ролика. Заказчикам понравилось, они выделили деньги на съемки. А я понял, что такое же можно делать и в России. Реклама — такое же кино, только маленькое. Мне повезло: я нашел напарника, и мы с ним стали снимать музыкальное видео и рекламные ролики. Потом открыли фирму по производству рекламы. А сейчас эта фирма — первая в Петербурге. Правда, с напарником, как и с кино, мне пришлось распрощаться".

Значит, на экране вас больше не увидеть?

В. Ш.: «Такая странная история… Недавно у меня в Москве появился агент. Она тут же подняла пену: мол, Шевельков — суперактер, интересные роли нужны и так далее. И вы знаете, ко мне пошли предложения, стали присылать сценарии. Я их читал, некоторые были очень неплохие. Более того, я даже ездил на пробы, а дальше — все… Понял: не хочу сниматься. Не идет. Не нужны мне сейчас никакие роли. Я хочу снять свое кино. И не одно. Я же очень тщеславный. Очень».