Архив

Лихой и грешный

Хотите верьте, хотите нет — но в ноябре Виктору СУХОРУКОВУ исполнилось 55 лет. К красивой дате прибавилось еще одно красивое число — ровно 55 ролей сыграл артист на сегодняшний день.

1 декабря 2006 03:00
1142
0

Хотите верьте, хотите нет — но в ноябре Виктору СУХОРУКОВУ исполнилось 55 лет. К красивой дате прибавилось еще одно красивое число — ровно 55 ролей сыграл артист на сегодняшний день.

Сухоруков стал народным любимцем после роли в эпохальном фильме Алексея Балабанова «Брат», сразу же снискав народную любовь и неостывающее внимание. Публику актер не разочаровывает: он постоянно разный, без штампов и повторений. Последняя сенсационная роль актера — в фильме Павла Лунгина «Остров», где Виктор Сухоруков сыграл священника Филарета, живущего в монастыре. После премьерного показа картины в Москве некоторые зрители с удивлением спрашивали друг друга: «Это точно был Сухоруков? А может быть, только голос его на озвучании?»

Виктор Иванович, вы 26 лет прожили в Петербурге. Что вас заставило переехать жить в Москву?

Виктор СУХОРУКОВ: «Так я в Москву домой вернулся! Я родился в Орехово-Зуеве Московской области. Как в народе говорится — где родился, там и пригодился. Меня в Питер позвала профессия: пригласили на главную роль в Ленинградский театр комедии, а спектакль там ставил Петр Фоменко. Какой идиот откажется от такого предложения? Я уехал в Петербург просто на работу. Ну еще и на экскурсию — ведь до этого я никогда не был в Питере. И моя экскурсия затянулась на 26 лет.

Почему вернулся? Потому что когда ты полон энергии, нужно делом заниматься. А если работы нет, нужно ее найти. В Петербурге с ролями был кисляк. Столица предложила мне большее, вот я и вернулся".

Что же вы сразу не вернулись, 26 лет тому назад?

В. С.: «Невозможно было. Мне дали работу, комнату в коммуналке, а страна тогда была другой. Это сейчас можно спокойно купить-обменять жилье, а в те времена даже комнату в коммуналке было проблематично приобрести. Будь моя воля, я бы давно уехал из Питера. Что я видел из своего окна в Петербурге? Из моего окна был виден двор-колодец. У меня там была комната с маленьким окном, которое выходило на стену. Потом я переехал жить на Малый проспект — там была неплохая комната, но зато какие соседи… Когда я уезжал в Карелию по грибы, они обчищали мою квартиру. Потом я переехал жить в другую квартиру. И снова за окном — двор-колодец. И еще тополь с вороньим гнездом. Я из года в год смотрел, как рождаются новые вороны.

А сейчас в Москве из моего окна виден огромный шикарный зеленый двор. И мне очень нравится то, что я вижу каждое утро. Меня часто стали спрашивать: мол, сравните Москву и Питер — где лучше? Я понял, что не могу их сравнивать. Я их анализирую. Почему? Потому что это два города моей жизни, и обсуждать их — все равно что обсуждать свою жизнь. Они в очереди, один за другим, как ступеньки в моей судьбе. По моим ощущениям, Москва — город посуше. Как по климатическим условиям, так и по пьянству. В Питере я пил, а в Москве я не пью. Вот главное различие".

Вы сразу согласились на роль в «Острове»? Без сомнений?

В. С.: «Я очень благодарен Лунгину, потому что он рискнул со мной, ведь риск — всегда эксперимент. Я сразу понял, что от такой роли нельзя отказываться, эта роль давала мне право заявить о себе как о человеке с другой энергией. В фильме я покоен, смирен, мудр. Эта роль дала мне право сыграть мудрость. Мне всегда в своих ролях хочется импульсу поддать, темперамента, а здесь я постоянно бил себя по башке и говорил: «Спокойнее, спокойнее».

Фильм изменил ваше отношение к религии?

В. С.: «Я всегда в диалоге с богом. Когда я приезжаю в новый город, то первым делом иду не на рынок, а в церковь. Недавно был в городе Гомеле, и меня он очень поразил. Представьте, там есть центральная площадь, где стоит русский драматический театр, на него смотрит огромная статуя Ленина, а за ним стоит великолепный храм».

Вы часто просите у бога? И за что благодарите?

В. С.: «И благодарю, и прошу прощения, и извиняюсь. А что мне просить? У меня все есть, все получается. И я вам скажу: пройдя свой жизненный путь, я чувствую, что всего этого, что у меня есть, я на самом деле не заслужил. Вот эту востребованность, внимание людей, улыбки».

Неужели ничего не просили у бога даже в самые худшие времена, когда было невезение, невостребованность?

В. С.: «Было, все было… Просил, конечно. Невостребованность ужасна для актера. Не могу сказать, что я сейчас жутко востребован. Наверное, такое впечатление востребованного актера складывается из-за того, что я много языком треплю или не отказываю вашему брату-журналисту».

А почему вы в сериалах не снимаетесь?

В. С.: «Так гадость предлагают!»

А фильм «Антикиллер» не гадость?

В. С.: «Не гадость. Это шедевр! Может быть, сегодня этот фильм можно назвать однодневкой, а через пять лет его назовут учебником жизни. По фильму «Антикиллер» будут судить об атмосфере те× 90-х годов, как будут судить о времени и по фильму «Брат».

Вы согласны с тем, что именно «Брат» сделал вас безумно популярным?

В. С.: «Безусловно! После него произошел взрыв. Хотя я и до «Брата» снимался достаточно активно. А вот с «Братом» — все: 100-процентное узнавание и признание Сухорукова как актера. Я не считаю, что фильм «Брат» — шедевр, я скорей бы сказал: шлягер. Признаюсь, что в какой-то момент я даже испугался, что останусь актером одной роли, — такая популярность у меня была после «Брата». Но бог миловал… А как было не испугаться? Сколько лет прошло, а мне до сих пор вслед кричат: «Татарин! Брат!»

Ваши экранные роли резко контрастируют с вашей внеэкранной сущностью: там вы такой злой, жесткий, а в жизни — вполне интеллигентный человек.

В. С.: «Это у меня сегодня просто настроение такое хорошее, вот я себя так и веду. Я могу быть очень даже другим. Вот расскажу маленький эпизод. Назначил встречу с девушкой, жду ее уже минут двадцать, она звонит и говорит: «Ой, я в пробке!» Ну я ей и ответил… Почему я должен стоять и ждать?! Сказано, что надо быть в три часа, — значит, надо быть в три часа.

Я хочу сказать, что все зависит от моего настроения и ситуации. Я вполне нормально могу общаться с разными людьми, даже с теми, кого вы называете «братвой». Потому что я принимаю их стиль поведения и понимаю, почему они себя так ведут. И я общаюсь на их языке. И ничего нет в этом страшного или зазорного, потому что это братва моей страны".

Вам действительно предлагали роль в американском фильме про Джеймса Бонда? Или это была газетная утка?

В. С.: «Какая же это утка? Новозеландский режиссер Тамахори, который снимал двадцатую серию „Джеймса Бонда“, предложил мне роль русского изобретателя Владимира — для этой роли не обязательно было знать английский язык. Тамахори признался в одном интервью, что впервые увидел меня в фильмах Алексея Балабанова и считает меня одним из лучших русских актеров. А почему я отказался? У меня были два фильма в работе, еще выпуск спектакля „Игроки“, еще я как раз в это время переезжал жить в Москву… Как я мог все это бросить и поехать в Голливуд сниматься в „Джеймсе Бонде“?! Я знаю, что надо мной некоторые подшучивали: мол, Сухоруков променял Джеймса Бонда на елки. Я так не считаю, я больше приобрел, чем потерял».

Складывается такое впечатление, что вам тесно в своей профессии…

В. С.: «Тесно, но я не вижу себя режиссером, потому что не готов отвечать за всех и за все. Я хочу отвечать только за себя и за свою роль. Я считаю, что как актер я себя еще не открыл до конца, не познал, мне нужно еще заниматься и заниматься профессией.

И со студентами я не готов заниматься. О чем мне им рассказывать, если я в себе сам не разобрался? Еще, на мой взгляд, тема «Сухоруков-педагог» попахивает старостью, а мне так неохота стареть… Мне хочется быть молодым".

«Сухоруков-отец» — есть такое явление в вашей жизни?

В. С.: «Есть. У меня двое детей, и большего я сказать не могу. Я не считаю для себя приличным говорить о своей личной жизни, потому что зарплату я получаю как Сухоруков-актер, а не как отец или любовник».

Ну, Виктор Иванович, женским вниманием вы явно не обделены. Интервью сейчас пишем, а мимо проходящие дамы глаз с вас не сводят.

В. С.: «Да, женщины на меня обращают внимание. Пишут письма разные, с признаниями. Помню, одна написала мне записку „Виктор, мы срочно должны встретиться!“ и передала ее за кулисы после спектакля. Потом выловила меня на улице — и знаете, что сказала? „Не волнуйтесь, вы не в моем вкусе!“ Зачем она так сказала?»

Все очень просто. Ей реакция ваша была нужна. Любая — удивление или обида. На экране вы неистовый, вот женщины и придумывают: и в любви Сухоруков, наверное, такой.

В. С.: «О, правильно говорите. Абсолютно правильно. Я и в жизни такой — горю. И это очень-очень вредит мне, моим отношениям. Женщин выгонял в четыре утра из дома. Стыдно мне? Стыдно. Мне тридцать было, а я влюбился, плакал… Я сделал ей предложение, а она надо мной посмеялась. Я не умею играть и притворяться в любви. В любви я больше агрессор, а не игрок. Я был лихой и грешный — любил гульнуть, не знал меры, и, главное, мне это нравилось. Лет на двадцать меня хватило, потом бросил: и пить бросил, и курить бросил».

По причине «неистового горения» и очутились в психиатрической больнице?

В. С.: «В дурдоме я очутился именно благодаря своему инстинкту самосохранения. Я сам туда поехал. Потому что запил! А почему запил? Меня раздирали противоречия. Я не могу играть роль, если не люблю ее. А я тогда играл у Балабанова в фильме „Про уродов и людей“ роль порнографа. Я любил и ненавидел эту роль. Поэтому и пил. Истерику заливал водкой. Поехал в психушку. Как было: вечером под капельницей лежал, а днем — на съемочной площадке. И так — двенадцать дней».

Неужели у вас не возникало мысли вообще отказаться от актерства, коль уж роль была так травматична для психики?

В. С.: «Никогда. Кто ж знает — опасная роль или нет? Дают сценарий, читаешь, нравится, начинаешь играть — и там все непредсказуемо. Приходится восстанавливаться. Сейчас люблю сад-огород. Сам все выращиваю. У меня этим летом кабачки накрыли землю толстым слоем, а огурцов выросло столько, что ведра устали. Люблю пресноводный отдых. К морю равнодушен. Люблю Карелию — озера, ели…»

А как же друзья?

В. С.: «Они всегда были, но сейчас остались единицы. И это только те люди, которых я сам выбрал. Я искусственно создал конфликт, люди в нем участвовали, на меня обиделись, и мы расстались».

Какая жестокость…

В. С.: «Да, я такой. Потому что так легче расставаться. Если человек меня предал, то нужно так расстаться, чтобы он думал, что я плохой… В Петербурге я оставил всех. Не со словами «до свидания», а со словами «прощай».

С Балабановым тоже не общаетесь?

В. С.: «Уже пару лет как нет… Я вдруг понял, что его совсем не знаю. Совсем. И он другой».

Скажите, какой был самый лучший совет, который вы получили в жизни?

В. С.: «Мама мне однажды сказала: „Иди. Все сам“. Я всю жизнь все сам. Я ничей, я никому и ни для кого, и этим самым я обрек себя на одиночество. Но это одиночество и спасает меня от зависимости. Я все сам. Я один. По жизни — один».