Человечеству нужны люди, которые своим существованием извиняли бы его повседневные грехи: жадность, самовлюбленность и бесталанность. Изредка такие люди появляются — не то чтобы очевидно гениальные, не то чтобы очень эффектные. Основным их качеством для всех, кто их знает, является не их талант или ум — скорее их неподдельная чистота. Обычно такие люди малоизвестны при жизни и отчего-то не слишком долго пребывают на этом свете. Возможно, объяснение этому — в их несколько эфирной природе, выраженной даже в их внешности.
Ева Кэссиди была ростом метр пятьдесят восемь сантиметров. Ева Кэссиди была застенчива настолько, что, выступая в маленьких и уютных кафе, смотрела в пол, стараясь не встречаться взглядами с аудиторией. Ева Кэссиди умерла в возрасте тридцати трех лет 2 ноября 1996 года. Ева Кэссиди пела так, как, наверное, поют ангелы: чистым и высоким голосом. При жизни Еву Кэссиди знали только посетители клубов вашингтонского пригорода, который в оригинале пишется как Bowie, однако произносится как Буи. Теперь ее пластинки попадают на первые места национальных хит-парадов. Дело не в обычном интересе к покойным талантам — просто для того, чтобы голос, подобный голосу Евы Кэссиди, смог достучаться до рядового слушателя, нужно время.
И еще потому, что саму ее при жизни не получалось классифицировать как звезду. Когда людям, пытавшимся сделать ее знаменитой — самой ей это было не нужно и даже немного неприятно, — удавалось завладеть вниманием больших рекорд-лейблов, первым делом там впадали в традиционный грех классифицирования. Пришедшую на переговоры Еву спрашивали: в каком направлении желаете работать, девушка? Девушка набрасывала несколько песен и записывала их на демо-кассету. Один трек был госпелом, другой — соул-балладой, третий — обработкой кельтской народной песни, четвертый был самым обычным джазовым стандартом. Люди, ответственные за расфасовку поп-культуры в приемлемые упаковки, становились в тупик.
Ева Кэссиди родилась в артистической семье: отец, игравший на виолончели и контрабасе, научил ее музыке, мать помогала рисовать. Петь девочка стала лет в девять: отец собрал четверых детей в домашний ансамбль, и они музицировали вечерами. Потом девочка стала петь в школьной группе, где ей приходилось перекрикивать мальчиков, увлеченно терзающих гитары. Ей это не нравилось.
Окончив школу и отказавшись продолжать учиться живописи, Ева работала на странных работах: красила мебель, была медсестрой. В свободное время бесконечно каталась на велосипеде. Иногда ее звали подпеть в какую-нибудь местную рок- или рэп-группу. Однажды пригласили в настоящую студию: один из бывших ее одноклассников играл в рок-группе, чья известность выдавалась за обычные пределы. Ева пришла, но побоялась войти: как уже было сказано, робость ее бросалась в глаза даже незнакомым людям. Хозяин студии Крис Биондо вышел на улицу и почти силой затащил ее внутрь. Когда он услышал ее голос, он понял, что так могут петь только ангелы.
Ева была так беззащитна, что все, кто с ней работал, невольно чувствовали себя ответственными за нее. Они привязывались к ней и оставались с нею навсегда. Этим людям трудно позавидовать: каждый из них понимал, что такой голос, как у Евы, дается немногим, но никто не мог заставить ее сделать пение своей карьерой. Ее пришлось долго убеждать, первую ее пластинку, записанную на любительских основаниях, выпустили против ее согласия, и только когда люди в кафе и барах, где она изредка пела, стали узнавать ее и хлопать именно ей, она решила, что пение может сделаться ее средством заработка.
Она могла петь абсолютно все: джаз, соул, рэп, рок, эстрадные шлягеры — у нее не было предпочтений. Если песня ей нравилась, она немного корректировала ее и делала своей. У нее был исключительной силы голос: она способна была, не срываясь на фальцет, брать невероятной высоты ноты, воспроизводить не только мелодию едва услышанной песни, но и ее гармонию. Однажды ее пригласили подпеть в композиции рэп-коллективу, читающему гангстерский рэп. Она должна была исполнить что-то вроде «спасибо вам, братья-сутенеры». Братья-сутенеры стояли рядом и смотрели на маленькую блондинку крайне подозрительным взглядом: затея им казалась предельно идиотской, и они уже предвкушали, как начистят рыло затеявшему весь этот фарс продюсеру. Ева спела свою фразу, и у уличных бойцов перехватило дыхание. Что такое она сделала с одной-единственной строкой, сказать никто не мог, но чудо засвидетельствовали все.
Еву начали узнавать — возможно, скоро должна была прийти слава. И тогда у нее нашли меланому — худшую форму рака кожи, причем в запущенной стадии. Ей сказали, что жить ей осталось три месяца. Она восприняла это спокойно: она не боялась умереть. Однако ей очень хотелось еще покататься на велосипеде, и она пошла на изнурительный и безнадежный курс химиотерапии. Узнав о ее болезни, музыканты собрали благотворительный вечер в ее пользу. Она прибыла туда, передвигаясь на подпорках, в берете, скрывавшем выпадающие волосы. Она с трудом вышла на сцену и, подыгрывая себе на гитаре, спела песню «What A Wonderful World» — «Что за чудесный мир». Потом она вернулась в свою постель. И больше уже мир не видел ее.
Ева Кэссиди прожила тридцать три года. У нее не было мужа, не было детей. Она рисовала, писала стихи, пела песни, играла на гитаре. У нее не было амбиций, у нее не было желания заработать деньги. Ее мало кто знал при жизни.
Теперь ее знают все: последняя ее пластинка, компиляция «Songbird», попала на верхние строки нескольких хит-парадов. Но не это важно: по ее поводу есть другая история, которую рассказала родителям Евы одна из ее поклонниц. Она сказала, что, когда у нее умер сын, врач в больнице дал ей пластинку Евы Кэссиди. Он сказал, что это немного поможет.
Потому что Ева Кэссиди была извинением человечества за его алчность, глупость и бесталанность. За его ординарность. За то, что у этого человечества в целом не слишком счастливая и удачная жизнь. И это очень хорошо слышно в ее песнях.