Первое правило клуба — никогда не звони первой. Даже если у тебя был лучший секс в жизни. Почему? Потому что (правило второе) секс — это подарок. Кому? Зачем? Чьи это правила? И почему я должна их выполнять? А вот это уже не важно. Потому что главное правило клуба — никогда о нем не говорить. Но показывать можно.

Почему лучшие женские комедии снимаются людьми, от которых этого меньше всего ждешь? Что мы знали о Жене до «Амели»? Что он снимает мрачные фантазии о каннибализме («Деликатесы») и нападающих на младенцев Санта-Клаусах («Город потерянных детей»). А что мы слышали о Ральфе Хюттнере до «Тарифа на лунный свет»? Что он из года в год выдает детективы о крутых парнях по разные стороны закона.
Видимо, прививка чужих стилей идет дамским историям только на пользу. Оказалось, народ без ума от Гринуэя. Но только в том случае, когда не знает, что это Гринуэй. Ведь самые прикольные куски из «Амели» — вставные краткие биографии по схеме «любит — не любит». Позвольте, но у Гринуэя еще в 80-м году был трехчасовой фильм «Падения», целиком построенный на этом приеме. И там он из простых биографических карточек сплетал такие арабески и фиоритуры, что хватит на десяток «Твин Пиксов». А что такое музыка из «Амели» как не тот же гринуэевский Майкл Найман плюс игрушечное пианино и аккордеон? По числу прививок Хюттнер всех обскакал. В комедии «Тариф на лунный свет» он чего только не намешал. Он стянул хитовый первоисточник крепким сюжетным стержнем. Хотя никто не требовал — все само шло к тому, что фильм повторит успех «Дневника Бриджет Джонс». Ведь фильм тоже поставлен по книге, которую тоже написала колумнистка модного журнала, которая тоже неожиданно для всех проснулась знаменитой и богатой после первой же недели продаж. Но Хюттнеру в дамских разглагольствованиях явно не хватало привычного саспенса, интриги, ложной развязки. Все, чем блещет крепкий криминальный фильм, Хюттнер бухнул в нежный мирок девичьих щебетаний. Результат превзошел все ожидания. Главная звезда фильма, Грушенька Стивенс, призналась, что впервые играла то, что ей самой всегда хотелось. Первая заслуга Хюттнера — он перевел самые удачные фразы романа в диалоги. Сказывается школа детективов: сыщики обязаны в перерывах между перестрелками выдавать сентенции. Вам запомнилась хоть одна фраза из «Дневника Бриджет Джонс»? Вот и мне нет. А словечкам Коры Хюбш позавидует любой Жеглов или Филип Марло. «Любовь — это прекрасно, но быть влюбленной — маркетинг, тяжкий труд» — первая фраза фильма. Хюттнер навязывает неуловимой женской логике жесткую систему. В таком виде она начинает завораживать. И чем-то смахивать на правила «бойцовского клуба» (в «Тарифе на лунный свет» есть эпизоды, в ноль скопированные у Финчера). Каждый кадр под что-то стилизован (большей частью — под рекламу, клипы, светскую хронику, спортивные матчи, ток-шоу и модный арт-хаус 90-х). Кора словно пребывает в наркотическом трансе от постоянной рекламы (потому стиль фильма напоминает «На игле», хотя о таблетках в нем — ни слова), она не может пересказать свое прошлое, не сползая на язык слоганов. Своего возлюбленного она тоже видит абсолютной копией Траволты (кстати, ничего общего). Имеется пара реверансов в адрес «Беги, Лола, беги». Но если Лола металась в пространстве, то Кора блуждает во времени: за час ожидания звонка она успевает заново пережить всю историю любви, да еще с вкраплениями альтернативных вариантов. Мужские и женские предрассудки столкнулись в «Тарифе на лунный свет» в такой самоубийственной схватке, что результат впору назвать «бойцовским клубом на грани нервного срыва».
Наиболее интересные вещи в арт-хаусе происходят на рискованной территории развлекательных жанров: женская комедия, детская сказка, комикс, мелодрама. Альмодовар всю жизнь «косил» под сериалы, а Линч даже снял один такой сериал, Фасбиндер постоянно заигрывал с махровой мелодрамой, я уже не говорю о Тиме Бертоне, чей «Эдвард Руки-Ножницы» — сказка для детей. Обидно, когда об этом забывают. Есть ощущение, что Тыквер после убойной бегущей Лолы уверовал в свою миссию спасения мировой культуры и кинулся проповедовать (я имею в виду фильм «Рай» по сценарию Кесьлевского). Можно, конечно, думать о вечном, снимать фильмы по сценариям Кесьлевских и Тарковских, да так, чтобы на каждом кадрике стояло клеймо «сделано последней надеждой европейского кино», называть готовый фильм высокопарно «Раем» или «Чистилищем». Но кому это надо?