Архив

Николай Сванидзе: «Я счастлив, что не являюсь исторической личностью»

Историк по образованию, Николай Сванидзе стал профессиональным телеведущим, однако любимое занятие не оставил

Подтверждение тому — многотомные «Исторические хроники», которые в эфире вот уже несколько лет, и его последний труд — «Медведев», написанный по мотивам разговоров с Президентом России. «МК-Бульвар» решил поместить Николая Карловича в исторические интерьеры и вспомнить самые разные истории из его жизни.

22 октября 2008 18:32
2132
0

Подтверждение тому — многотомные «Исторические хроники», которые в эфире вот уже несколько лет, и его последний труд — «Медведев», написанный по мотивам разговоров с Президентом России. «МК-Бульвар» решил поместить Николая Карловича в исторические интерьеры и вспомнить самые разные истории из его жизни.

— Николай Карлович, как вам доверили такое важное дело?

— Как Родина доверила мне написать книгу о президенте? (Смеется.) Родина обратилась ко мне в лице руководителя издательства с таким циничным предложением: написать книжку о тогда еще кандидате в президенты Дмитрии Анатольевиче Медведеве. Я ответил, что не имею ничего против, но для этого нужно согласие самого Медведева.

Рыться в Интернете в поисках фактов его биографии неконструктивно, да и не моя это работа. Поэтому с самого начала мне было ясно, что если книжка будет писаться, то только по мотивам моих бесед с ним. Как я понимаю, Дмитрию Анатольевичу был задан вопрос, согласен ли он встречаться со мною, и он ответил согласием. А поскольку мы уже давно работаем в соавторстве с моей женой Мариной, то с нею мы и приступили к этому делу.

— Сколько всего было встреч с президентом?

— Восемь встреч по два с половиной — три часа каждая, под музыку и диктофон соответственно. Мы приезжали к назначенному времени к нему в резиденцию, охрана нас провожала, все было тихо, мирно, уютно и без лишнего тщательного досмотра.

— Вы говорили, что общение с президентом с самого начала сложилось неформальное.

— Наверное, оно и не могло быть формальным. Мы в данном случае были его гостями, он — гостеприимным хозяином.

Неформальности общению добавлял его стиль. Президент — человек, который в приватном общении не производит важно-чиновного впечатления. То есть ты не сидишь и не думаешь все время: «Ах, это же лидер нации! Ах, это же Президент России!» Сидит воспитанный человек, с негромким голосом, рассказывает какие-то вещи, шутит. Шутит без потуг на то, чтобы рассмешить собеседника, а просто потому, что он так привык разговаривать.

— То, что вы написали книгу о президенте, наверное, можно рассматривать как продолжение вашей основной профессии — историк. Ведь в какой-то степени вы написали историю, рассказав об исторической личности.

— Я бы так не сказал. К истории эта книжка отношения не имеет. К истории имеет отношение проект «Исторические хроники». А эта книга интересна прежде всего по свежим следам. Пройдет какое-то время, президент уже успеет многое сделать на своем посту, и сравнивать сделанное с тем, что он сказал в своей книге, будет интересно, но не так, как сами его дела. Поэтому скорее я оцениваю эту книжку как конъюнктурную в хорошем смысле этого слова. То бишь актуальную.

— Когда ждать продолжения «Исторических хроник»?

— Они идут пачками — осенью и весной. А зимой и летом мы их готовим. С конца октября пойдут очередные пять серий. А закончится весь цикл, надеюсь, когда мы дойдем до конца ХХ века. Хотя, конечно, писать про 1990-е годы будет очень сложно. Почти все люди живы, с ними связаны еще незабытые политические истории, и там будет очень много подводных камней. Но пока мы дошли только до начала 1970-х.

— За написание современной истории не возьметесь?

— Современная история — это не история, это политика. Не взялся бы, нет. Сейчас ее невозможно писать: слишком много сложностей. Правду написать не получилось бы, а неправду — неинтересно. Кроме того, должно пройти время, чтобы все отстоялось — и в голове, и эмоционально.

— Когда вы поступали на исторический факультет, выбор был осознанным?

— Да, абсолютно. У меня родители — историки. И, если угодно, это такая династия. Моя мама — профессор истории, доктор исторических наук, занимается Средними веками. У нее куча аспирантов, огромное количество трудов. Она очень увлеченный человек и еще совсем недавно, пока позволяло здоровье, часто выступала с историческими рассказами по радио. Наверное, она меня заразила этим еще с детства, потому что история мне была интересна уже тогда.

— Наверное, в детстве приходилось много читать?

— Тогда читать не приходилось, это было в кайф. Компьютерных игр не было, отвлекающих факторов мало, развлечения были ограничены. Поэтому вся детская приключенческая литература, она же часто историческая, проглатывалась, и это было наслаждение. С тех пор как я научился читать, а это случилось довольно поздно, когда уже стал ходить в школу, то стал глотать все в огромном количестве: Майн Рид, Джек Лондон, Фенимор Купер, Дюма, Конан Дойль, Стивенсон и так далее. Все было прочитано и перечитано много раз.

— Наверное, и дома у вас складывалась историческая атмосфера?

— Это была обычная атмосфера хорошей московской семьи, где были доверительные отношения между родителями, хорошие отношения между родителями и ребенком (я в семье был один). Где все не дураки пошутить. Жили трудно, зарабатывали мало. Мама была учительницей, а отец сначала работал в Политехническом музее экскурсоводом, а потом в одном из московских издательств редактором. И пока он делал карьеру, а мама стала доктором наук, прошли долгие и долгие годы. Поэтому жили мы сначала в коммуналке в Сокольниках на улице Матросская Тишина, где я родился, а потом в Мневниках, в хрущевском доме в маленькой квартирке. Так что это было нормальное детство нормального московского парня.

— Мне кажется, что у вас должны быть аристократические корни. Даже начиная с имен родителей, которые очень необычные, — Карл и Ада.

— Почему Ада — не знаю, но в мамином поколении женщины с таким именем — не такая уж редкость. А что касается отца, то он был назван в честь Маркса, потому что его родители были большевиками. То есть с тем же успехом он мог быть и Володей, в честь Ленина, и Фридрихом, в честь Энгельса. Если говорить об аристократизме, то по отцовской, по дедовской линии, я из грузинской дворянской семьи, и прадед мой был священником в Грузии. Кроме того, во мне еще есть русская, еврейская кровь. По русской линии — это не дворянская кровь, а по еврейской дворян вообще отродясь не бывало. Есть во мне и польская кровь, но там теряются следы: была шляхта или кто попроще, не знаю.

— Николай Карлович, как вы относитесь к тому, что ваш сын не продолжил семейную традицию и не стал историком?

— Нормально. Историку сейчас достаточно сложно зарабатывать себе на хлеб. В коммерческом плане профессия теперь не слишком востребована, и этим занимаются только очень увлеченные люди. Сын — юрист, уже взрослый человек, давно работает по специальности, и я рад, что у него все в порядке в этом плане. Он сам выбрал профессию, выбрал ее осознанно, и слава богу.

— А то, что вам удалось приобщить к своей деятельности супругу, — радостный факт?

— Мне не пришлось ее приобщать. Она приобщилась сама и с огромной готовностью. Марина тоже историк, мы заканчивали с нею один факультет, и ей все это не менее интересно, чем мне. Тексты, подобные сценариям «Исторических хроник», она пишет гораздо увереннее и лучше, чем я. Если я набил руку на политической публицистике и достаточно коротких журналистских формах, то Марина в данном случае по манере стайер: ей лучше удается что-то более объемное. Она делает это, на мой взгляд, исключительно квалифицированно. Поэтому у нас с нею четкое и эффективное разделение труда.

— Когда познакомились, покоряли будущую супругу историческими знаниями?

— Ну какими историческими знаниями? Прежде всего мы друг другу понравились, как это всегда бывает у людей. Сначала понравилась мне она, а потом, через достаточно краткий период времени, уже и я ей. История нас тогда мало заботила. Девушку покорить можно только искренностью, на мой взгляд. Особенно если девушка нравится всерьез, тогда игра невозможна, тогда уже все на эмоциях. У меня было именно так, никаких спецприемов я не использовал.

— Ваш семейно-творческий дуэт устоялся или случаются неожиданности?

— Неожиданности случаются всегда: все ведь в развитии. Мы и развиваемся, и меняемся сами. Я бы сказал так: распределение обязанностей и трудовых функций в нашем дуэте определено, а дальше все зависит от того, что именно мы делаем. Делать, как выясняется, мы можем многое: снимать кино, писать книги — что хотите.

— А как распределяются обязанности дома?

— Дома есть теща.

— На ней они тоже лежат или она их распределяет?

— И на ней лежат, и она их распределяет, потому что у нас, надо сказать, особо заниматься домашними делами времени нет. Тут, сами понимаете, на все не хватит. Сын уже взрослый, живет отдельно. Есть еще собака.

— Обязанность гулять с ней, кажется, лежит на вас?

— На мне. А когда мне это не удается, помогает мой хороший и давний приятель, специалист-кинолог. В этом плане я за собаку спокоен. У нас сейчас лайка маламут, зовут Лапа.

— Как обычно складывается ваш вечер?

— Вечер у меня начинается часов в десять, а заканчивается часа в два, потому что я приезжаю домой довольно поздно. За это время я успеваю поужинать, погулять с собакой, посмотреть по телевизору основные новости, посмотреть еще что-то, если мне это интересно, почитать, что мне нужно, пообщаться с домашними и лечь спать. Это если я не иду куда-то в гости или гости не приходят к нам, но это бывает не так часто. Светский образ жизни мы не ведем. Не затворничаем, конечно, но и тусовочными персонажами нас назвать трудно. Так повелось.

— У вас большой круг друзей семьи или число приближенных ограничено?

— С возрастом, как показывает практика, у мужчины количество друзей сокращается, а не увеличивается. В детстве, в юности все резвятся, как зверята на площадке молодняка в зоопарке. Большая песочница, где все друг другу приятны. А по мере взросления необходимость в присутствии себе подобных, то есть собратьев по полу, в непосредственной близости от тебя отпадает. Человеку хочется семьи, самых близких людей, и общения с друзьями, но с очень небольшим их кругом. Поэтому хороших, добрых знакомых у меня много. А вот друзей — очень мало.

— Два года назад вы снялись в фильме «Жена Сталина», в роли Алеши Сванидзе. Эту роль можно рассматривать как продолжение вашей исторической деятельности?

— Мне это было просто забавно. Во-первых, я очень уважаю Миру Григорьевну Тодоровскую и не смог ей отказать, когда она предложила мне сниматься в этой роли. Думаю, покоренная тем, что Сванидзе будет играть Сванидзе. Плюс по каким-то внешним признакам ей показалось, что я похож на Алешу Сванидзе, брата первой жены Сталина. И я его сыграл. Мне это было интересно, тем более что вся история Алеши Сванидзе и его жены мне была известна. А мою жену сыграла совершенно очаровательная Тамара Гвердцители. Благодаря этой роли я с нею познакомился и получил невероятное удовольствие от общения.

— Николай Карлович, а себя вы причисляете к историческим личностям?

— Нет. К историческим личностям я причисляю людей, которые являются символами эпохи. Которые так или иначе определяют или серьезно влияют на ход истории. К таковым, наверное, к счастью для себя и своей семьи, я не принадлежу.

— Но все-таки сделано уже очень много.

— Таких «исторических фигур», как я, пруд пруди. И каждый что-то сделал в своей области. Я журналист, в конце концов. Журналист и историк. Ощущение масштаба связано с публичностью, но это ложное ощущение. Сказал же Владимир Владимирович Познер, что, если лошадиную задницу все время показывать, ее тоже начнут узнавать. Просто к себе нужно относиться адекватно. Тогда и ломка не будет столь жесткой. На мой взгляд, мне это удается.