Середина осени 1941 г. стала для Москвы временем самых суровых испытаний за всю войну. 15 октября Сталин подписал постановление ГКО об эвакуации города, 19-го числа было введено осадное положение… В течение нескольких дней судьба столицы висела на волоске — немецкие войска в любой момент могли ворваться в Первопрестольную.

На такой крайний случай были заранее предприняты меры.

Для организации уличных боев создали три основных рубежа городской обороны — по линии Окружной железной дороги, по Садовому кольцу и по Бульварному. Здесь ставили ряды противотанковых ежей, в угловых зданиях оборудовали пулеметные гнезда, перегораживали проезжую часть улиц баррикадами из мешков с песком. При этом обнаружилась острая нехватка металлических конструкций. Тогда в ход пошли самые неожиданные «подсобные материалы». Были демонтированы, например, звенья старинной литой ограды на Бульварном кольце. Со строительной площадки Дворца Советов вывезли все заготовки для металлических ферм этого грандиозного здания. У метростроевцев забрали чугунные плиты-тюбинги, припасенные для прокладки тоннелей нового Покровского радиуса.

Мощную линию обороны построили в районе Ленинских (Воробьевых) гор. Прибрежные склоны были буквально испещрены серыми шляпками бетонных дотов. Чтобы лишить гитлеровских артиллеристов ориентиров при обстрелах города, на окраинах Москвы снесли многие уцелевшие еще колокольни церквей.

Сюрприз от актрисы

Если бы Белокаменную захватили гитлеровцы, их ожидал бы грандиознейший «фейерверк»: в городе и ближайшем Подмосковье заминировали более 2000 важных объектов. Среди подготовленных к взрыву были здание Госплана, завод «Красный богатырь», все железнодорожные вокзалы, 12 мостов, здание ТАСС, Большой театр… Помимо крупных общественных зданий и промышленных комплексов на уничтожение обрекли также дачи руководителей государства — Ворошилова, Кагановича… Всей «пиротехнической» операцией руководил заместитель наркома НКВД Кобулов. Пульты с кнопками подрыва установили — ради конспирации — в квартирах простых москвичей. К примеру, гостиницу «Москва» должен был взорвать по команде один из чекистов, круглосуточно дежуривших в доме на ул. Мархлевского, возле пульта, спрятанного в квартире актрисы Золотовой.

Впрочем «основные из основных» объектов в городе остались незаминированными. В том числе — Кремль, метрополитен… Видимо, высшее руководство страны надеялось, что фашистов все-таки в любом случае удастся скоро прогнать прочь, а потому лучше сберечь уникальные сооружения.

«Липа» для товарища Берии

Предусматривая вариант захвата города гитлеровцами, руководство НКВД еще в конце лета 1941-го приняло решение подготовить в Москве все необходимое для развертывания работы подполья. В распоряжение боевых нелегальных групп должна была поступить даже специальная автомашина с рацией. (Заботливо предусмотрели потайной запас бензина для нее: несколько больших бидонов с горючим зарыли в небольшом лесочке, на месте которого впоследствии выросли корпуса Центральной клинической больницы.) В нескольких местах города устроили склады оружия и спецоборудования для подпольщиков. Один из таких спецобъектов был оборудован на Гоголевском бульваре, в квартире, где жил композитор Лев Книппер (немец по национальности).

Будущих московских подпольщиков — из числа чекистов, сотрудников НКВД и бойцов батальона особого назначения — для обеспечения их «легенды прикрытия» загодя переселили на новые квартиры, оформили им «чистые» документы… Были заранее даже подготовлены несколько тактических операций столичного подполья. Например, майор госбезопасности Дроздов, который по легенде превратился в начальника городского Аптечного управления, должен был явиться к немцам, выдать им несколько замаскированных складов медикаментов и, втершись таким образом в доверие, добиться назначения в оккупационную администрацию Москвы.

Предусмотрели даже вероятность того, что в тылу захвативших Москву фашистских частей могут оказаться высшие руководители «органов», — поэтому им тоже заранее выдали надежные документы. Известно, скажем, что генерал И. Серов (в будущем — председатель КГБ) получил бумаги, оформленные на некоего Васильева, бывшего осужденного, — справку об освобождении, водительские права… Есть сведения, что подобную же «липу» получил на всякий случай даже сам товарищ Берия.

«Я возвращаюсь в Кремль!»

Из членов Советского правительства после «рубежного» дня — 16 октября — в Москве осталось лишь пять человек: Сталин, Берия, Маленков, Микоян и Косыгин. Остальные были эвакуированы в «запасную столицу» — Куйбышев.

18 октября «вождь всех народов» надумал все-таки покинуть прифронтовой город. К платформе спецвокзала подали личный поезд Иосифа Виссарионовича, началась подготовка его отправления из Белокаменной. Уже погрузили в вагон лимузин, на котором ездил «отец народов», уже отправили вперед, по маршруту следования литерного, поезд-дублер с чекистами, которые должны были проверить безопасность пути… Но сам Сталин все никак не решался зайти в свой салон-вагон — шагал взад-вперед по вокзалу, размышлял о чем-то… Наконец заявил сопровождавшим его: «Я останусь! Москву мы не сдадим. Возвращаюсь в Кремль — подавайте автомобиль!» Пришлось в спешном порядке сгружать с поезда бронированный сталинский «Паккард»…