Архив

Чужая родня

Выйти замуж с ребенком до недавнего времени было непросто

Сюжет, о котором пойдет речь, — это место, которое болит у половины человечества. Мама вышла замуж: это конец или начало истории? Можно не знать алфавит или таблицу умножения, но ответ на этот вопрос знает каждый. Каждый, кто это пережил. Но только у каждого свой ответ, и это только кажется, что они похожи.

1 февраля 2007 03:00
2648
0

Выйти замуж с ребенком до недавнего времени было непросто. В первую очередь потому, что замужняя невеста испокон веку считалась товаром второго сорта. В XIX веке женщина с ребенком, если она намеревалась второй раз выйти замуж, не имела права ни на какие претензии. Вдовец с детьми, пожилой искатель счастья — считалось, что выбирать не приходится.
В ХХ веке, несмотря на технический прогресс, завоевание космоса и проникновение в тайны мироздания, общественное мнение в целом продолжало защищать все те же редуты. И только в конце ХХ века, когда женщины сами взялись за дело и стали бороться сами знаете за что, ситуация изменилась. Теперь наличие ребенка не является отягчающим обстоятельством при повторном вступлении в брак, а если и является, то говорить об этом вслух уже не принято. Но общественное мнение — величина переменная. А есть и постоянная: отношения ребенка с новым папой.
Можно считать доказанным, что чужой ребенок новому папе в подавляющем большинстве случаев родным не становится. Но выясняется это не сразу.


Выживает сильнейший


Оксана и Валерий зарегистрировали брак лишь благодаря настойчивости Валерия. Оксана до последней минуты колебалась: у нее был четырехлетний сын от первого брака, и она очень боялась, что ребенок не примет нового члена семьи. Вначале все было как в сказке: Валера, вернувшись с работы, бежал гулять с Денисом, в выходные дни он ходил с ним в Политехнический музей смотреть старые машины, он покупал мальчику дорогие подарки, шептался с ним, они вместе смотрели телевизор, пили чай и вроде бы составляли крепкую мужскую компанию.
Но Валера хотел стать главой семьи, и его главной целью было мучительное желание добиться того, чтобы его слово стало законом для Дениса. И Денис охотно шел ему навстречу, перенимал его привычки, повторял его слова, даже копировал жесты.
Но Валерий забыл, а скорей всего — понятия не имел о том, что ребенок сам точно знает, кто в семье главный, и свои выводы он делает на основании ежедневных наблюдений и «сердца горестных замет». И если мама помогала ему делать уроки, а Валерий всегда говорил, что мужик со своими проблемами должен справляться сам, и если мама ходила в школу, а Валерий всегда был занят, и если мама всегда замечала, что у него плохое настроение или он заболел, а Валерий никогда ничего не замечал и болел всегда только он сам, а ребенок никогда не болел — он всего лишь капризничал и вообще вел себя как девчонка, — Денис не мог не прийти к выводу, что главная в семье мама.
Главная не в смысле нахождения при должности, а по-настоящему самый главный человек на свете. От нее исходило тепло и энергия жизни, а от Валерия пахло табаком и безразличием. И в конце концов присутствие Валерия в доме превратилось для Дениса в проблему. Тут тоже все было не так просто: он дорожил тем, что у них «полная» семья, он много раз говорил Оксане, что вдвоем жить, наверное, очень страшно, но день за днем пропасть между сыном и мужем увеличивалась.
А для нее никогда не было вопросом, что важней: замужество или сын, его душевный покой и внутренний комфорт. Сын был главным человеком в ее жизни. Возможно, именно это и стало настоящей причиной тихого, но явственного противостояния мужа и ребенка. Муж претендовал на первое место. И он проиграл.
Пытаясь восстановить отношения, Валерий первым делом постарался вернуть расположение Дениса, что свидетельствовало о том, что он правильно оценил причину разрыва с женой. Но Оксана уже точно знала, что для Валерия Денис — всего лишь инструмент, взъерошенный, угловатый, с ломающимся голосом и очень уязвимый подросток-инструмент. А для нее Денис был дождем, туманом, луной и солнцем, от него зависело все, что с ней в жизни происходило, потому что он и был этой жизнью.
Несколько лет Валерий пытался объясниться с Оксаной. Он никак не мог понять, как мог этот неудобный мальчик встать между ним и его любимой женщиной. Но Оксана его давно простила: Валерий вырос на улице, он тоже мешал своей матери жить личной бабской жизнью, и он просто не знал, что бывает по-другому.


Драма с жареной картошкой


В детстве мы жили в большом доме на улице Багрицкого. Этажом выше жила странная семья: муж, жена и двое сыновей. Странной эта семья была для меня потому, что мальчишки большую часть времени проводили на улице, а если погода была плохая, они сидели на подоконнике в подъезде.
В доме все знали, что мать этих мальчишек, оставшись вдовой с двумя детьми, несколько лет безуспешно пыталась выйти замуж. Она люто завидовала замужним женщинам, яростно пыталась отбить мужей у своих подруг и не уставала повторять, что они не ценят своего счастья, а уж она-то, она цену ему знает, да никто об этом не догадывается.
Наконец свершилось. Человек, который составил счастье невеселой вдовы, работал на заводе, курил махорку и выдавал жене на хозяйство деньги, за которые она должна была каждую субботу отчитываться. Наша соседка Муханева с наслаждением рассказывала всем о том, какой хозяйственный у нее муж. И каждый раз костерила сыновей, которые до того распоясались, что обижались на нее за масло.

А дело в том, что Муханев-старший очень любил жареную картошку, и эту картошку жена для него жарила на сливочном масле, а сыновьям — на подсолнечном. Подсолнечное масло воняло на весь подъезд. И ведь не только картошкой питалось это семейство: в магазине, который находился в соседнем доме, наши мамы покупали сардельки, любительскую колбасу с салом (которое все дети ловко выковыривали, чтобы осталось одно «розовое»), а еще настоящее мясо с большой белой косточкой.
Отчим Муханевых предпочитал вареную говядину, а братьям доставались сардельки или рубец, который тоже нестерпимо пах на всю округу. Но братья споткнулись именно об эту картошку, и как только запах сливочного масла в сочетании с сочной деревенской картошкой начинал выплывать из квартиры на четвертом этаже, следом из-за двери выскакивали Колька и Гришка. И все знали, что вскоре где-нибудь зазвенит разбитое стекло или начнется драка. Далась им эта картошка!
Муханеву вызывали в школу, объясняли, что мальчики социально запущенны и все время жалуются на то, что мать кормит отчима за милую душу, а их лупит бельевой веревкой, если они возьмут что-нибудь из его еды. Между прочим, Колька молниеносно решал сложные математические задачки, а у Гришки были золотые руки. Он с удовольствием чинил школьную утварь, и за это его бесплатно кормили школьными обедоми. Он мог съесть три тарелки борща и горку булок с повидлом. Однажды выяснилось, что братья ночевали в спортивном зале. Вызывали милицию, пришла их мать, и они в один голос рассказывали про картошку на подсолнечном масле.
Но мадам Муханева защищала свое счастье с оружием в руках. Когда в воскресенье она выходила с мужем на прогулку, то всегда наряжалась как на свадьбу: пальто с каракулевым воротником, ботики на меху и павловопосадский платок цвета свежего навоза. Она держала мужа под руку, и было ясно, что оторвать ее можно только вместе с этой рукой. Когда оба брата были поставлены на учет в милиции, она стала рассказывать, какие они неблагодарные и какая она великомученица: «Мой-то все в дом, такой хозяйственный, а эти бурлаки (она считала, что бурлаки — ругательное слово. — Авт.) норовят наспо миру пустить».
В один прекрасный день Колька подрался с отчимом, и мать ходила в милицию до тех пор, пока его не посадили. А Гришка ушел, и больше мы его не видели. Много лет спустя на железнодорожной станции Кунцево я увидела лежащего в луже человека. Дело было в ноябре, потому что в памяти остались серые фонарные столбы с укрепленными на них красными флагами, а на этих флагах серебрился тонкий ледок.
Человек был в сатиновых трусах и рваной голубой майке. Это был бурлак Колька. Прошли годы, но если мне случается проехать мимо нашего дома на улице Багрицкого, в памяти тотчас возникает широкий подоконник, на котором сидят, подобрав ноги в старых ботинках, Колька и Гришка. И горячие булки с повидлом. И жареную картошку я с тех далеких дней ем не одна, а вместе с ними. И всегда жарю ее на подсолнечном масле.


Самец амебы


Хорошо, когда черное — это черное, а белое — это белое и можно благодарить фортуну хотя бы за то, что все понятно. Но чаще всего судьба смешивает краски, и тогда — только берегись.
Живет на свете женщина. Симпатичная, приветливая, трудолюбивая. Дочке три года, муж — запойный алкоголик. В один прекрасный день она берет ребенка, чемодан с детскими пожитками и возвращается к матери. А та ей говорит: нет, голубка, жить надо с мужем. Пьет, бьет — значит, судьба такая. Месяц, так и быть, побудешь у меня, а потом милости просим на выход.
И вот жена и мать понимает, что у нее один выход: снова выйти замуж и переехать к мужу, потому что третьего просто не дано. На дне рождения у родственницы она знакомится с молодым человеком, который делает ей предложение. Она его принимает, играют свадьбу, и она переезжает. Дочка счастлива: новый папа не пьет, мама не плачет, все хорошо.
Потом рождается вторая девочка, жизнь приобретает устойчивые очертания, и наша героиня наконец понимает, что она попала в капкан. Муж у нее хороший, работящий, не пьет и не курит, но старшая дочка — ее как будто нет на свете. Точно в одном доме живут существа с разных планет, причем то, что постарше, глухое и слепое. Но ребенку не хочется верить в то, что он не нужен. И девочка год за годом принуждала себя обращаться с маминым мужем как с отцом. Папа, у меня сломались лыжи. Папа, поточи карандаш. Папа, ты не можешь встретить меня после шестого урока, а то темно и одной идти страшно?
Карандаш папа поточит — но только через месяц. Лыжи починит — но не он, а сосед. А встречать после школы — ребенок два раза попросил, а на третий осекся. У женщины, которая вышла замуж не столько по любви, сколько от страха перед завтрашним днем, открываются глаза. И вот что они видят. Муж прекрасно относится к ней и к их общей дочери, но никак не относится к старшему ребенку. Он вообще считает, что дети — рабы взрослых, у них нет и не может быть своих настроений, желаний и предпочтений.
Например, его мать неделями не вспоминала о его существовании, теперь она любящая бабушка и свекровь, но дело не в этом. А в том, что муж считает это естественным ходом вещей. Как быть? Как сохранить семью? Да очень просто: сидеть на раскаленной сковороде и не издавать ни звука. И обязательно все время улыбаться.
Старшая дочь уже выросла и называет отчима «этот». Она поступила в институт, но «этот» не должен знать, что она учится на платном отделении (приходится все время занимать деньги, чтобы муж ничего не заметил). Младшая обижается, что отец такой строгий. Отец дуется, что к нему относятся без должного уважения. А свекровь жива не будет, если раз в день да не напомнит, что сын женился на женщине с ребенком.
И этот ребенок, между прочим, съедает в день сто килограммов мяса, десять батонов хлеба, рвет три пары ботинок и дышит чужим воздухом, которого не хватает хорошим людям. Вечером муж приходит с работы, ему подают ужин, он с аппетитом ест, потом смотрит телевизор, а ночью ждет от жены сказок Шехерезады. Если Шехерезада не подает признаков жизни, он участливо спрашивает, в чем дело, и, не дождавшись ответа, засыпает крепким и здоровым сном.
Плакать, вздыхать и падать под тяжестью тележки с продуктами (она ездит за ними на дальний оптовый рынок, чтобы сэкономить сотню-другую) у нее нет права. У нее вообще нет никаких прав — одни обязанности. Потому что она существо с изъяном: вышла замуж с ребенком от другого.
Время от времени, когда ком в горле становится больше обычного, она говорит себе, что возьмет детей и уйдет. Но уходить некуда: первый муж живет в коммуналке, мать за два месяца до смерти завещала свою трехкомнатную квартиру церкви… И она прекрасно знает, что так будет всегда. Но она терпит и будет терпеть сколько потребуется, потому что надо поставить детей на ноги. А перед старшей она виновата, вышла замуж за урода, и теперь все мучаются.
Не все. У мужа прекрасный аппетит и полноценный сон. Но кто-то же должен быть счастлив…


Кошмар с хеппи эндом


Чужие дети никому не нужны. Удивляться не приходится, потому что очень часто не нужны и собственные дети, так что не взыщите. И то, что приходится на долю женщины, которая живет в семье с ребенком от другого брака, описанию не подлежит. И даже если никто не попрекает вслух, эти полутона, эта недосказанность, взгляды (подумаешь, взгляд!), эта боль, немота и острота невозможного и невысказанного — их не передать, их можно только пережить. Чудеса случаются редко, на то они и чудеса. Но они все же случаются.
Дама, приятная во всех отношениях, выходит замуж с ребенком от первого брака. Ребенок неуправляемый: восьмилетний мальчик никого не признает, вместо супа ест варенье, до полуночи играет в футбол, издевается над школьными учителями, хамит бабушке и презирает отчима. Отчим — кандидат биологических наук (отсюда и домашнее прозвище — «биологический отец»), спортивный блондин с массой вредных привычек: обливается по утрам ледяной водой, не пьет, не курит, читает хорошие книги и ходит по музеям. Вскоре, как и следовало ожидать, начинаются баталии.
Ребенок не знает, как решать задачки из домашнего задания, бешеный отчим сидит с ним до полуночи и заставляет перечитывать учебник. Мальчик не желает писать сочинение на дурацкую тему, отчим начинает ему объяснять… Объяснение отлетает от мальчика, как теннисный мяч от стенки. И тогда отчим берется за ремень. Мамаша в обмороке, бабушка уезжает к родственникам и там рыдает: дочь вышла замуж за садиста.
Но упрямый кандидат наук стоит на своем. Он пилит пасынка, таскает его с собой в туристические поездки по Золотому кольцу, рассказывает про жуков и бабочек. Потом рождается сестренка. Мальчик из ревности мешает ей спать, притаскивает домой барабан и трубу, скандалит с матерью и грозит уйти из дому. А бешеный ботаник не сдается. Когда сын, полгода проучившись в институте, заявил, что больше учиться не намерен, и с удовольствием пойдет в армию, и будет рад, если его там покалечат, лишь бы насолить матери и ее мужу, — отчим поехал к декану, потом к ректору, добился разрешения на академический отпуск…
Прошло много лет. Мамаша нашего героя давно превратилась в даму сверхбальзаковского возраста, которая может довести до белого каления канонизированного святого. Зато теперь мальчик, который давно вырос, окончил институт и стремительно движется вверх по служебной лестнице, души не чает в своем отчиме.
Он давно понял, что этот человек, всю жизнь мечтавший о наследнике, уберег его от многих напастей, что именно он был для него матерью, а мать была для сына ночным кошмаром. Потому что вместо того, чтобы разобраться в его проблемах, она часами названивала приятельницам, рыдала и рассказывала, какой у нее ужасный ребенок.
К тридцати годам у бывшего неуправляемого подростка обнаружились запасы неистраченной нежности. Он то и дело звонит своему «биологическому отцу», покупает ему дорогие научные книжки, возит его на море в Турцию и надеется, что когда-нибудь отмолит грех непослушания.
Кстати, недавно он женился на женщине с ребенком. Мать с ней, естественно, не разговаривает. А «биологический отец» снова взялся за свое: таскает внука по музеям, читает ему сказки и собирается купить в подарок какой-то необыкновенный микроскоп. И ведь купит. И кто знает, может быть, через дорогое увеличительное стекло можно будет наконец увидеть, что делается в душе человека, у которого неродной отец…