Иногда Вадим называет себя садовником, без устали вскапывающим одну и ту же грядку. Весьма точное сравнение: его программа «Кто там…» уже восемь лет выходит на «Культуре», и Вадиму, судя по всему, нравится его работа. Статус холостяка ему тоже по душе, равно как и жизнь в спокойном одиночестве. «МК-Бульвар» напросился в гости к интеллигентному телехолостяку.

— Вадим, о вашем разительном отличии с братом Игорем вы наверняка слышали не раз. Как вы думаете, почему, интересуясь искусством с детства, Игорь вырос в актера и шоумена, то есть активного практика, а вы, окончив театроведческий факультет ГИТИСа, стали теоретиком-созерцателем?
 — Да, это совершенная правда… Я даже больше скажу: когда оканчивал институт, мной владело единственное желание — пойти работать в литературную часть какого-нибудь театра и смотреть на весь процесс издалека. Никаких у меня не было амбиций по поводу выхода на некие ведущие позиции. Я всегда был не борцом, а тихушником по натуре. И только благодаря неожиданным жизненным поворотам я, собственно, и стал телеведущим. Не бился за этот шанс, не ждал его, он мне просто был предложен, и я его, к счастью, не упустил.
— Полагаю, мало кому известно, чем вы занимались до этого…
 — Могу рассказать. Начинал я свою деятельность в «Московском комсомольце». И дай бог здоровья Наталье Александровне Дардыкиной, которая там до сих пор работает, — именно благодаря ей я попал в эту газету. Ведь после того как я окончил институт, все вакантные места в литчасти театров были заняты. Я решил наудачу позвонить в редакцию, что называется, «с улицы», и Наталья Александровна, которая взяла трубку, не отфутболила меня (позже призналась, что ей мой голос понравился), а сразу предложила сделать интервью с Марком Захаровым. Я чуть не упал с телефоном в руке. Я же был настолько робкий, что даже договариваться по телефону об устройстве на работу первое время просил Игоря, от моего имени. А тут еле-еле заставил себя набрать номер редакции — и вдруг такое задание! Но я его не провалил. А позже произошла удивительная вещь: Дмитрий Дибров, с которым мы познакомились однажды в компании, позвал меня делать передачу о кино «Мотор!», в качестве автора и ведущего. Не могу сказать, что я очень был рад такой перспективе. Опасался. Даже ликовал, когда Дибров сообщил, что проект откладывается, и от всей души надеялся, что он и вовсе прикроется. А что? Мне было хорошо: я сидел себе в светлом кабинете редакции газеты «Неделя», где работал в отделе литературы и искусства, с видом на Тверскую площадь, и каждый день, готовя интервью, любовался открывающейся за окном картинкой… К тому же я уже мог похвастаться вышедшей в 1993 году книгой, где были собраны мои материалы. Но час «Х» наступил, и мне назвали съемочный день. Поэтому телевизионные навыки я приобретал уже в процессе. Никто специально меня ничему не учил, следовательно, я набивал себе шишки и делал выводы исходя из собственного опыта. Например, после эфира первых двух программ Дибров посоветовал не прятать глаза от зрителя. На следующей записи с Андреем Болтневым я уже смотрел то на него, а то в упор в камеру, после чего мне позвонил Влад Листьев и сказал, что мое поведение — настоящая наглость: к чему так стебаться над человеком?! А моему характеру стеб совсем несвойствен, и подобные оплошности случались лишь из-за недостатка профессионализма. Я быстро понял, что телевидение можно освоить лишь на практике, точно так же, как и театроведение. Ведь и о театре я узнал не за пять лет в профильном вузе, а всего за месяц работы в Театре Советской армии, где служил и мой брат. Потом по зрению меня освободили, и я был расстроен, потому как, бегая в массовках, познавал самую суть, то, что нельзя почерпнуть из лекций или книг.
— Как складывалась ваша телевизионная карьера после программы «Мотор!»?
 — Меня позвали на второй канал делать раз в месяц часовую программу с красивым названием «Полнолуние» о кино, театре и светской жизни. С этой передачей мы много путешествовали, были и в Испании, и на Гибралтаре… У нас были сюжеты и о начинающей Ренате Литвиновой, и о прославленной дрессировщице Ирине Бугримовой… Позже я взялся за «Субботний вечер со звездой», и по сути это были полуторачасовые фильмы. Инна Михайловна Чурикова мне тогда сказала: «Хорошо ты живешь: один месяц — с Плисецкой, другой — с Ананиашвили, третий — с Полуниным, четвертый — с Вишневской и Ростроповичем, а пятый — с Пеле». И это был правда чудесный период. Как-то так получалось, что один проект у меня плавно перетекал в другой. Когда возник канал «Культура», я пришел с предложением создать программу о молодых дарованиях. Это была моя идея, и я благодарен, что руководство ее приняло.
— Вы уже восемь лет ведете эту передачу — не возникает ощущение некоего однообразия?
 — А для меня это вовсе не замкнутое пространство, а непаханое поле, которое вдохновляет. За эти годы формат программы сильно изменился, и фактически это уже другая передача, лишь идея осталась прежней. Плюс совсем недавно совершенно неожиданно меня вместе с Игорем пригласили еще на радио «Культура». Теперь у нас еженедельный двухчасовой прямой эфир — «Театральная среда братьев Верников». Радио — это абсолютно другая для меня область, которую я с удовольствием осваиваю. Особенно мне было любопытно впервые попробовать себя в работе с братом. Мы ведь очень разные. Да кроме того, в ГИТИС на днях позвали преподавать. Сейчас веду переговоры. Возможно, соглашусь.
— Вы никогда не задумывались об открытии своего бизнеса, который существовал бы параллельно с работой на ТВ? Многие ваши коллеги это активно осваивают…
 — Я не предприниматель по натуре. Не интересно мне это все… Да и никаких глобальных материальных целей я не преследую. Не мечтаю о доме за городом, потому как урбанист и даже в отпуск езжу в мегаполисы типа Нью-Йорка или Токио. В общем, я доволен всем тем, что имею.
— Со стороны вы представляетесь этаким гедонистом, умеющим наслаждаться радостями жизни: существуете в неспешном ритме, поздно просыпаетесь, гурманите, занимаетесь только тем, что нравится, путешествуете, балуете себя…
 — Это верно лишь наполовину. Я же не идиот, радующийся всему. И если улыбаюсь, это вовсе не означает, что внутри мне так же хорошо. Знаете, проблемы у меня тоже есть. Но, безусловно, я стараюсь выстраивать свою жизнь так, как мне интересно. Я не хочу ничего делать формально, «с холодным носом». Существовать. Тут я не иду на компромиссы. Вот в прошлом году впервые сел за руль благодаря настойчивости брата, хотя до этого к вождению совсем не стремился, мне было и так замечательно. Но сейчас уже не представляю себя без автомобиля. Мне не страшны ни пробки, ни гололед. Машина для меня — натуральный кайф, и если бы было иначе, то я бы от нее отказался без сожалений.
— Судя по всему, в вашей паре «моторчиком» является Игорь, он же вас подбивает на разные предприятия, в том числе и на приобретение квартир в одном подъезде…
 — Это действительно так, он даже хотел на одном этаже, но не получилось… Но все равно ходим друг к другу в гости в тапочках. И вообще в различных аспектах жизни мы стараемся прислушиваться к мнению друг друга. Я обычно читаю все его сценарии, мы их обсуждаем, и я советую, в каких проектах участвовать, в каких нет… Мы друг другу можем сказать очень жесткие вещи и, несомненно, учитываем точку зрения друг друга.
— Слышала, что у вас еще есть старший (по маме) брат Слава. Вы часто общаетесь?
 — Очень долго у нас с ним были непростые отношения. Мы не были раньше близки на душевном уровне, но в последнее время сблизились и рады этому. Но он трудится в другой области, нежели мы, — он менеджер.
— Вы мальчики из хорошей семьи: мама — юрист по специальности, папа — главный режиссер литературно-драматического вещания Всесоюзного радио… Вас, наверное, всецело образовывали?
 — Мы ходили в музыкальную школу номер один им. Прокофьева, потому как наша мама там преподавала. Учились играть на фортепьяно. Но было бы гораздо лучше, если бы лично меня родители отдали в какую-нибудь спортивную секцию. На плавание, например. Это точно прибавило бы мне выносливости. Но у нас в семье это как-то не приветствовалось. Мы даже на коньки раза три вставали во дворе, и все. Поэтому я и в школе отлынивал от уроков физкультуры. У меня был просто панический страх перед «козлом», канатом, и я испытывал ужас перед волейболом. Когда на даче просили дополнить команду и я с трудом соглашался, у меня сердце заходилось и дрожали руки. Для меня было очевидно, что я в состоянии забить мяч либо в сетку, либо в ближайшего товарища. Однажды, играя в футбол, я благополучно забил гол в свои ворота и понял, что с этим нужно завязывать.
— Думаю, начиная с детства именно Игорь вводил вас в разные компании…
 — Игорь нахальнее меня, в хорошем смысле этого слова. Он всегда был душой компании и всячески меня поддерживал. Правда, в детстве мы дрались. И если Игорь меня как-то особенно не увечил, то я мог ударить его один раз, но очень точно, так что нога, например, могла болеть долго. Но делал я это не нарочно, так получалось, к сожалению.
— Кто из вас лучше учился?
 — Я. Но тут тоже действовали свои стереотипы. Игорю могли легко поставить «двойку» за невыученный предмет, а мне, даже если я тоже не знал материала, учительница говорила: «Сядь, я тобой сегодня недовольна». И в журнале напротив моей фамилии не появлялось никакой отметки. Может быть, потому что я ходил в ужасных роговых очках, из-за которых дико комплексовал, но на преподавателей производил благоприятное впечатление отличника? Родители наши редко заходили в школу и относились к нашей учебе весьма своеобразно. Могу рассказать показательный случай: как-то раз наша мама пришла с букетом поздравить педагога по математике с 8 Марта. И педагог, естественно, стала рассказывать ей о нас. Меня похвалила, а Игоря отругала за плохую успеваемость и отвратительное поведение, после чего была готова получить цветы. На что ей мама ответила: «Теперь я уже не хочу вам их дарить». И ушла. Так что у нас гордые родители. Они за нас никогда не просили.
— Вы как-то сказали, что если бы не стали журналистом, то занялись бы психоанализом… Нравится копаться в чужих душах?
 — Не то чтобы копаться… Скорее вытаскивать на поверхность чувства из подсознания.
— Когда вы задаете вопросы своим героям, видно, что вы знакомы с одиночеством. Это ваш осознанный выбор?
 — В этом состоянии мне комфортно. Хотя по большому счету не могу назвать себя прямо-таки волком-одиночкой. Все-таки жизнь не бывает только черной или белой. Она — в красках.
— Про вашу личную жизнь почти ничего не известно.
 — Просто я не люблю о ней рассказывать. Я привык раскрывать судьбы других людей, а не обнародовать собственные истории.
— Спрошу по-другому: сегодня вы влюблены?
 — Нет.
— Но любой человек думает о продолжении рода. Уверена, что вы не являетесь тут исключением…
 — Разумеется! Я живу в позитиве, по своим нравственным принципам, где нет места подлости. В какой-то момент, будучи чрезвычайно ранимым, четко осознал, что не хочу ни на кого обижаться больше. И если кто-то поступает так, что у меня возникает первая реакция громко хлопнуть дверью, я ее просто тихо закрываю за собой и делаю соответствующие выводы. Постепенно нарастил внутреннюю броню. Тем не менее, полагаю, еще не время посыпать голову пеплом, я открыт и восприимчив.
— Официально вы никогда не были женаты, о ваших романах не ходили легенды, а в наше время это наилучший способ прослыть сторонником нетрадиционной сексуальной ориентации…
 — Это все равно что, если ты в обуви, постороннему неизвестно, сколько у тебя пальцев на ноге — один, три или вообще перепонки. Можете быть спокойны: с ориентацией у меня все в порядке.
— И какие тогда женщины нравятся?
 — Самое главное, чтобы она была духовной. Чтобы существовала внутренняя глубина. А разделение симпатий по принципу блондинки-брюнетки, длинноногие, с большой грудью, — по-моему, полный бред. Манекенщицы — точно не мой типаж.