Она кажется очень грозной и волевой женщиной. Но стоит ей улыбнуться, как эта строгость улетучивается. А еще она смешная. И как любой человек, умеющий веселить людей, немного грустная. 28 февраля Татьяне Васильевой исполнится 60 лет. Она не скрывает свой возраст и тот факт, что со всеми жизненными неурядицами воюет в одиночку. Она не участвует в популярных ледово-танцевальных проектах, почти не снимается в сериалах. «МК-Бульвар» встретился с актрисой и узнал, каково это быть сильной и почему она нарушила свое правило и согласилась на главную роль в новом сериале.

— Татьяна Григорьевна, сегодня выходной день, суббота. Во сколько вы проснулись?
 — В полвосьмого. К сожалению, я всегда так рано просыпаюсь.
— Это привычка или необходимость?
 — И то, и другое.
— Устаете?
 — Очень, и уже с утра уставшая.
— У вас когда-нибудь было такое, чтобы вы целый день вообще ничего не делали?
 — Только когда в больнице лежала. А так — у меня всегда есть дела.
— А просто полежать на диване и посмотреть телевизор?
 — Крайне редко.
— Если бы сегодня у вас был выходной, как у всей страны, чем занялись бы?
 — Ну, сначала сходила бы и позанималась спортом. Потом, наверное, съездила бы в какой-нибудь парк походить. Потом — легла бы и почитала. А потом приготовила бы своим детям обед. На самом деле безделье — это большое наказание. Я думаю, что человек, уставший на любимой работе, намного счастливее бездельника.
— Иногда кажется, что все люди старшего поколения не умеют отдыхать. Им постоянно нужно что-то делать. Это воспитание или влияние времени?
 — Скорее черты характера. Для меня отдых — это мука. И даже если я еду куда-то отдыхать, то все время чем-то себя загружаю. Я не отдыхаю вот так, как принято: пошел в ресторан, покурил, выпил, поспал, снова пошел в ресторан — это для меня страшная нагрузка.
— Но, согласитесь, ваши дети умеют отдыхать.
 — Они совсем другие, да. Они только и делают, что отдыхают. (Смеется.)
— Вы их не пытаетесь перевоспитать?
 — Пыталась. Но если бы это только от меня зависело… Филипп и Лиза — взрослые люди. Я им даю понять, что гораздо приятнее работать, чем отдыхать. И думаю, что эта мысль в них запала, потому как они уже хотят попробовать поработать.
— Вы их понимаете или хотели бы понять?
 — В чем-то понимаю, в чем-то пытаюсь понять. Стараюсь не отвергать их точку зрения, даже если она мне кажется абсолютно бессмысленной и противоречащей моей. Я все вынашиваю в себе.
— Если проводить параллели с вашей героиней из «Трое сверху» Инной Павловной — она тоже такая понимающая женщина?
 — Инна была бы понимающей, если бы у нее были дети. А у нее только муж, Семен Кузьмич. Мы с Ильей Олейниковым играем двух существ, которые превратились в невиданную породу — что-то между муравьями и обезьянками. Они копошатся, выясняют отношения, живут в маленьком, замкнутом мирке. И вдруг появляется троица молодых людей, которая распахивает, особенно перед ней, Инной Павловной, окно в другую жизнь. До этого момента эта женщина не знала, что можно увлекаться разными мужчинами, путешествовать, просто беситься от хорошего настроения.
— Вас не смущает, что вы играете пенсионерку? Ведь многие актрисы отказываются от возрастных ролей.
 — А мне-то что? Это только у нас слово «пенсионерка» — неприличное. Если на то пошло, я тоже пенсионерка. Мне пенсия идет, 1600 рублей.
— Большая…
 — Да. У народной артистки вот такая пенсия. А что с этим сделаешь? Я же не могу сказать, что это мой какой-то недостаток. Просто так получилось. Вот и все.
— Тяжело жить в таком напряженном графике, без выходных?
 — Конечно. У меня же кроме съемок в сериале еще идут спектакли, репетиции, съемки в нормальном кино. Поэтому сказать «тяжело» — это ничего не сказать.
— Олейников, кстати, сначала сказал, что похож на своего героя Семена Кузьмича, что такой же зануда и скупердяй, а потом от своих слов отказался. Лукавит?
 — Нет, он не скупердяй. Он меня в ресторан водил, даже сам заплатил. Духи мне подарил. Правда, я их практически вытребовала у него. (Смеется.) Я не думаю, что он похож на моего сериального мужа. Как и все артисты, он, конечно, зациклен на работе, на своих делах и планах. Но это могут себе позволить только мужчины, потому что у нас, женщин, есть дети и семьи. У нас слишком много проблем, которые мы должны решать, ни на кого не рассчитывая. А мужчина? Приехал с гастролей, бросил сумку, ему положили чистые трусы с носками — и до свидания, езжай дальше работай. Я думаю, у того же Олейникова жена — очень неприхотливая женщина, которая всю жизнь посвятила ему. Она — друг и опора. И я знаю таких жен, но сама такой не смогла бы быть никогда.
— Илья Львович не боялся вас на съемочной площадке?
 — Я его не спрашивала.
— Мне кажется, вас многие боятся.
 — Не знаю… Говорят… Но для меня это странно.
— Как вы думаете: боятся — значит, уважают?
 — Кто как. Я очень не люблю страх как понятие. Он настолько подавляет и уничтожает человека, что я бы не хотела у кого-то вызывать страх и не хотела бы бояться сама. Я не так давно испытала чувство страха. Меня преследовали, видимо бандиты. Я надеюсь, что они были не самые страшные, и на этом все закончилось. Но тогда во мне сидел страх — это ужасно.
— А что случилось?
 — У меня украли сумку, в которой были документы, телефоны — все, что со мной связано. И после этого какие-то бандиты стали вымогать у меня деньги. Причем такими способами, что — я не знаю, как у меня сердце не разорвалось от страха. Я полностью была в их руках. Я помню, как боялась ходить по ступенькам в своем подъезде, по квартире. Я боялась всего и всех. А есть люди, которые ничего не боятся. Мне кажется, Олейников ничего не боится. Мы с ним в перерывах между съемками любим по лесу гулять. И мне все время кажется, что на нас сейчас с ножами выскочат, начнут пытать, резать и убивать. А он даже не озирается и не оглядывается.
— Ну, он мужчина.
 — Нет, он просто маньяк. (Смеется.) Он все время думает о творческих планах.
— Вы всегда говорите правду в лицо?
 — Нет. Меня нужно сильно довести. А так я всех жалею, не хочу обижать. Я сразу начинаю думать: «Этот человек сейчас сидит и переживает». И я звоню, извиняюсь. В общем, я не позволяю себе сказать то, что думаю. И делаю это только тогда, когда уже нельзя не сказать.
— Страдаете от этого?
 — Во всяком случае, я долго нахожусь под впечатлением от того, что сказала.
— Сами себе правду говорите?
 — Конечно. И в полной мере.
— Многие предпочитают смотреть на мир через розовые очки…
 — Нет, что вы. Я здесь, на земле.
— Мне кажется, признавать правду может только сильный человек. Вы сильная женщина?
 — Нормальная. Обыкновенная женщина. Так говорит моя героиня в последнем спектакле: «Я обыкновенная женщина? Да какое там — я хуже обыкновенной».
— А в чем все-таки ваша сила?
 — Так получилось, что я никогда ни на кого не рассчитывала, кроме себя. И иногда наступают такие моменты — грубо говоря, момент истины, — когда ты осознаешь, что ты одна. Я когда на тех бандитов подавала заявление, там в милиции на стенках висели изречения известных философов и среди них высказывание Ницше. Я точно его не приведу, но оно звучало примерно так: «Если ты смог это пережить и не умер, то ты стал сильнее». Не поспоришь.
— В такие моменты вы чувствуете себя загнанной ломовой лошадью?
 — Я уже с собой договорилась: насколько меня хватит, столько и буду пахать. А что мне еще остается делать? Резко все бросить и поехать отдохнуть? Я же подведу стольких людей. Я так не могу, потому что в этом круге бегу вместе со всеми и сама себя подхлестываю. У меня есть свой собственный кнут.
— Дети вас жалеют?
 — Жалеют. Они очень хотят, чтобы я меньше работала. Но я их с детства убедила, что обожаю свою работу и без нее умру. И они мне часто говорят: «Ты лучше работай, но не умирай». (Смеется.)
— Лиза еще учится?
 — Да. Она заканчивает у меня РГГУ, факультет радиотележурналистики. Филипп получил диплом юриста, а сейчас поступил во ВГИК на режиссерско-продюсерский курс.
— У них детство скорее всего было совершенно иным, чем ваше. Вам бы хотелось, чтобы они это когда-нибудь оценили?
 — Нет. Я не хочу, чтобы кто-то испытывал чувство вины передо мной или чувство вечной благодарности. Я благодарна своим родителям, потому что мне от этого хорошо.
— Дети у вас уже взрослые. Бабушкой стать не мечтаете?
 — Нет. Этого я не вынесу. И попросила ребят пока этого не делать.
— Роль бабушки вас пугает?
 — Пугает. Потому что я просто физически не смогу им ничем помочь, а мне будет очень хотеться.
— Если бы вас попросили описать себя, как запах, какой бы он был?
 — (Долго думает.) Я бы сказала: стерильный.
— И он никогда не меняется?
 — Пока нет.
— Чем бы вы не хотели пахнуть?
 — Безысходностью, наверное.
— Как вы думаете: жизнь — тяжелая штука?
 — Смотря как к ней относиться. Если ты пессимист, то лучше в нее вообще не входить.
— А ваш стакан наполовину полон или наполовину пуст?
 — Я думаю, что жизнь меня радует. И когда наступают тяжелые моменты, я стараюсь их запомнить, просто оставить в своей памяти, чем переживать по их поводу.