Архив

Суд идёт

Кто бомбил Кодорское ущелье?

Грузинская армия — на казарменном положении. Вооруженные формирования, введенные летом прошлого года в верхнюю часть Кодорского ущелья, получили карт-бланш: по приказу министра МВД Вано Мерабишвили они могут открывать ответный огонь в случае обстрела. Или если им таковой обстрел почудится. Тбилиси мотивирует свой шаг инцидентом, произошедшим в ночь на понедельник. По утверждению руководства минобороны Грузии, ущелье обстреляли российские вертолеты.

18 марта 2002 03:00
1119
0

Договориться о встрече с Андреем Карауловым было нелегко. Человек он чрезвычайно занятой, так что на общение с прессой времени совсем не остается. К счастью, у телеведущего есть дочь Лидия, которая если скажет — надо, значит — надо. Так, с ее легкой руки «МК-Бульвар» побывал в гостях у известного журналиста на его даче в пятидесяти километрах от Москвы. Большой уютный дом, перекликающиеся из разных комнат экзотические попугаи и повод для встречи — десятилетие программы «Момент истины».

 — Андрей Викторович, в этом году вашей программе исполнится десять лет…
 — Точно. Но юбилей отмечать не буду.
— Почему же?
 — Денег жалко. Мы ведь все делаем сами, и все расходы оплачиваем сами. Хотя несколько организаций мне уже предлагали устроить юбилей и собрать всех участников передач за десять лет.
— Это нереально?
 — Да нет, реально. Потому что почти все герои живут в Москве, и почти все, слава Богу, живы. Кроме великих стариков. Но когда мы подсчитали, сколько уйдет на это денег, схватились за голову.
— Интересно, а вы не подсчитывали, сколько раз за эти десять лет на вас подавали в суд?
 — Три раза Руцкой подавал, по глупости. Один раз Шумейко. Это на программу «Момент истины». Сейчас на мою книжку «Русское солнце» подал в суд человек, который, судя по документам, лежащим передо мной, имел теснейшие связи с КГБ. А вообще странная вещь — бывает о том, что на меня подали в суд, я и вовсе узнаю из газет. Читаю «Московский комсомолец»: оказывается, со мною судится ночной клуб «Парк Авеню Диско». А я и знать не знаю. Причем, как выяснилось, и иска-то официального нет. Видимо, эти господа просто делают себе рекламу в прессе.
— Клуб обвиняет вас в том, что вы показали смонтированный материал якобы об их заведении, где торгуют наркотиками, занимаются групповым сексом и развозят детей по квартирам, где потом насилуют…
 — Я слышал, что некто Вульф, депутат, врал на пресс-конференции, что все это была чья-то заказуха. Так вот, я должен огорчить его и прочих товарищей. Имена детей, участников передачи, их адреса и телефоны — есть. Боясь расправы, рассказывая о том, что творится в этом ночном заведении, многие дети снимались спиной. Но они боятся бандитов, а не нас, журналистов. Тем более — судей. Если надо будет доказать, что съемка проводилась именно в этом заведении, я сделаю это легко. Чему я в этой истории рад, так это тому, что мне и моей маме перестали звонить по телефону с угрозами. Причем открыто называли «таганский бордель». От конкретного адресата угрожают только непрофессионалы.
— А что за история была с Руцким?
 — Руцкой очень переживал, когда мы рассказывали про его войну в Афганистане. Когда журналист не может что-то доказать в суде, это не значит, что он не прав. В 1991 году лидер афганского сопротивления Хекматиар рассказывал мне, что когда полевой командир Собаид взял будущего Героя Советского Союза в плен, Руцкой первым делом поднял руки вверх и отдал Собаиду пистолет с полной обоймой патронов. Не сделав ни одного выстрела. Как Руцкой оказался в Пакистане? А он ошибся адресом. Страной. Залетел не туда. Руцкой все время «залетает не туда». Его взяли в плен в 600 километрах от пакистанской границы. Пакистан — не воюющая страна. Спросите меня, а лучше Руцкого: что там делал военный истребитель советских ВВС? От кого это будущий вице-президент отстреливался, как он потом много раз говорил в своих интервью, в мирном регионе? Но доказать, что это было именно так, как рассказал мне Хекматиар… Поэтому я написал судье: все, что Руцкой просит, какие-то миллионы рублей, — присудите ему, пожалуйста. И отказался ходить на суды. Смешно что-то доказывать. Правда-то от этого не меняется.
— Если на вас так часто подают в суд, наверняка всегда имеется под рукой личный адвокат?
 — Нет. А зачем? Ни адвокаты, ни охранники мне не нужны. Это лишние траты. К тому же сейчас на ТВЦ работают прекрасные адвокаты — Лена Дмитриева, Миша Аврех.
— А после ваших эфиров много появилось судебных дел против кого-то?
 — После нашей программы генпрокурор Устинов признал, что в Чечне один ОМОН расстрелял другой. Когда генерал Фадеев стал скрываться от суда, мы, «Момент истины», сказали об этом стране. В одной из последних программ мы показали сюжет об атомной лодке, которая затонула в бухте Крашенинникова. О «Курске» знают все, об этой лодке не знает никто. Она просто стояла у пирса и тихо пошла на дно, от старости. Но пошла на дно вместе с атомным реактором. Генералы и адмиралы этот факт скрыли, а тем временем несколько кубометров ядерного дерьма вылилось в океан. И для меня высокая честь, что после этого сюжета президент Путин порекомендовал ФСБ провести расследование.
В последней программе — рассказ о том, как два генерала, Попов и Севирин, продавали пять боевых вертолетов с кодом «свой-чужой» в Северную Корею. Этот код — компьютер, который определяет в воздухе — противник перед ним или свой самолет.
— Как попадает к вам вся эта информация? Большой штат сотрудников?
 — У нас работают три человека. Когда у человека есть желание все знать, и чем больше — тем лучше, информация найдет его сама. Многие люди сами звонят в программу, пишут письма.
— Вы же не хотите сказать, что про затонувшие атомные лодки и проданные боевые вертолеты вам рассказывают по телефону обычные зрители?
 — О том, что происходит, говорят прежде всего люди. Иногда это больше, чем рядовые зрители. Мне звонят известные ученые, генералы, политики. Я никогда не забуду, как ночью ко мне вот сюда, на дачу, приезжал на частной машине генерал армии. Еще больше говорят губернаторы, вице-губернаторы. Иногда министры.
— Но наверняка за эти десять лет у вас появились свои постоянные источники информации? В правительстве, например…
 — Нет. Постоянные источники невозможно иметь по той простой причине, что все очень быстро меняется. Чуть ли не каждый день.
— А покупать информацию за деньги вам когда-нибудь приходилось?
 — Когда появляются деньги, это значит, что тебя хотят использовать. Этого очень опасно.
— Еще за деньги наверняка просят снять какие-нибудь заказные сюжеты?
 — Конечно, постоянно. «Старик, есть такая тема. Есть один плохой, и есть другие — хорошие». Вот это самое опасное, что может быть.
— Вы так не работаете?
 — А нельзя. Я жить хочу. Мне вполне хватает тех гонораров, которые платит ТВЦ. И я еще слишком хорошо помню, как моя бывшая жена отмывала кровь в лифте. Я бы вообще тогда об этом не говорил, если бы Попцов (президент телекомпании ТВЦ. — «МКБ»), узнав об этом, не устроил истерику и с присущей ему решительностью не стал разбираться в происходящем.
— А что произошло?
 — История была неприятная. Я с чеченцами, скажем мягко, подрался. Вернее, они со мною. Из-за чего? Трудно понять, никто не объяснял. Просто стояли люди в подъезде и ждали. Нос мне тогда сломали капитально, пришлось операцию делать.
— И нанимать личную охрану?
 — Нет. А зачем? Это не поможет. Если захотят убить — убьют. Вон Кеннеди, президента США, убили. И где была его охрана?
— Вы поддерживаете отношения с актерами, политиками, которые снимаются у вас в передачах?
 — Да, со всеми.
— А Путина вам хотелось бы пригласить в передачу?
 — Есть возможность показывать передачу президенту, передавая кассеты. Иногда я знаю его реакцию, иногда — Волошина, его заместителей. Правда, она не всегда бывает той, на которую рассчитываем мы с Попцовым. Доказываем, что «было», а они упрямо говорят, что «не было». Скажем, не вчера, но я имел возможность говорить с Путиным по телефону. Я давно его знаю, еще с ленинградских времен. Как чиновник он никогда не был мне интересен, мне был интересен Собчак. Мне и сейчас интересна Нарусова — она постоянный гость «Момента истины». Я думаю, что когда сам президент захочет, он обязательно появится в нашей программе. Сегодня у него нет такой необходимости.
— Вашу программу не раз закрывали на различных каналах…
 — Да. Сванидзе на РТР закрыл со страху. Киселев на НТВ нас тоже убрал: никогда не думал, что Женя, при всей его фактуре, такой закомплексованный и ничтожный парень.
— Вы дружите с политиками. Но если против кого-то из них обнаружится компромат — сделаете об этом программу, несмотря на дружбу?
 — Я не дружу с политиками. Мне в жизни гораздо интереснее другие люди. Пожалуй, за редчайшим исключением. Единственный человек, с которым я дружу, — это Гейдар Алиевич Алиев. Он бывал и на этой даче не только как герой программы, но и как друг, мой гость. Я уважаю этого человека. И наша дружба родилась задолго до того, как он стал президентом. Но, опять-таки, все это не помешало мне задать ему непростые вопросы о сегодняшней ситуации с нефтью.
— Вам бывает жалко своих собеседников? Если человек вам очень симпатичен…
 — …а несет какую-то ерунду. Очень жалко! До слез!
— …а вам приходится задавать ему неудобные вопросы.
 — Я спрашиваю то, о чем хочу спросить. Человек может и не отвечать. Есть такие люди, которые говорят на любую тему — знают они предмет, не знают — не важно. Как Жириновский, например. Иногда они попадают впросак, и мне становится их жалко. Но я работаю не для себя. Я с камерой пришел — она государственная. А если он министр и несет чушь — что сделаешь? Значит, такой у нас министр. И даже если этот человек мне симпатичен, я обязательно должен это показать. Если не покажу — значит, я буду нечестен. Прежде всего перед самим собой.
— Андрей Викторович, что ж мы все о политике-то? Давайте о чем-нибудь более приятном. У вас вот очень уютный дом. Давно здесь живете?
 — Да, очень давно.
— Почему так далеко от Москвы?
 — А здесь воздух чище. Кругом сосновый бор. Да и соседи приятные.
— Кто, например?
 — Сосед мой? Некто Крис Кельми. В нормальной жизни — Анатолий Калинкин. Сейчас судится со мною из-за 50 см земли. Собирает подписи, пишет жалобы. Не знаю, зачем ему это нужно.
— В прошлом году ваша жена Наталья после развода хотела увезти младшую дочь Софью с собою за границу. Вы говорили, что постараетесь воспрепятствовать этому. Чем все закончилось?
 — Как это ни печально, но после долгих разбирательств в суде выяснилось, что дочь эта — не моя. У меня и раньше возникали сомнения, что бывшая жена меня обманывала. Но только в суде это подтвердилось.
— Еще вы говорили, что мечтаете о двух сыновьях…
 — Да, и надеюсь, мечта эта осуществится.
— Ваша нынешняя молодая супруга, Ксения, кажется, еще учится в институте?
 — Да, но учиться ей осталось уже не так долго. Вот получит третье высшее образование, тогда и подумаем о расширении семьи.
— По такому случаю надо будет, наверное, отпуск взять.
 — В отпуск, конечно, хочется. Поехать куда-нибудь, отдохнуть. Но пока не получается. Вот Чубайс же поклялся закрыть программу. Как только закроет — сразу поеду отдыхать.

На этих словах Андрей Викторович извинился и попросил разрешения удалиться — нужно было срочно монтировать очередную передачу. Кстати, ехать в Москву ему для этого совсем не пришлось, поскольку и студия, где записывается «Момент истины», и монтажная располагаются у Караулова дома. «Это он вам еще много времени уделил (интервью заняло около сорока минут). Обычно журналистам достается минут 20, не больше», — успокоила нас дочь телеведущего Лида. С нею-то мы и продолжили разговор — кто же еще, как не собственная дочь, знает все подробности о своем отце? Тем более что Лидия также работает в программе «Момент истины».

 — Вы знаете, у нас нет грани между работой и жизнью. Мы можем пить чай в 12 часов ночи, и вдруг он начинает говорить о делах. Я говорю: «Пап, ну можно хоть вечером чуть-чуть расслабиться?» Или отмечаем какой-нибудь праздник. Приезжает бабушка, собираемся все за столом, а он встает посреди ужина: «Все, у меня монтаж». И уходит. Обратно его уже не позовешь. Даже в Новый год думал о работе.
— Лида, в чем заключаются ваши обязанности на программе?
 — Я помогала отцу, даже когда была еще совсем маленькой. Крутилась все время рядом: где пудру подам, где кассету подпишу. А сейчас мои обязанности заключаются практически во всем. Например, папа же не всегда сам приглашает гостей на передачу. Дает мне список с фамилиями людей, которых нужно позвать. Как я буду их уговаривать — факсами, заклинаниями, — его уже не интересует. Иногда сама езжу и сюжеты снимать.
— Если он накричит не по делу — обижаетесь?
 — Ну как… Сначала кажется, что это обида. А потом уже начинаем разговаривать, мириться. Но все равно, с каждой обидой, с каждым конфликтом чему-то учишься.
— Лида, стать журналистом вы решили, глядя на отца?
 — Да, но в МГУ (сейчас Лидия учится на пятом курсе вечернего отделения журфака. — «МКБ») поступала сама, без его помощи. Вы же знаете, что для поступления на журфак нужно иметь несколько публикаций в прессе. Помню, свою первую статью я написала о проблемах молодежи, еще учась в школе. Папа тогда был в какой-то командировке, и я сама пошла предлагать ее в «Вечерку». Позвонила снизу по телефону, ко мне спустилась женщина — как потом оказалось, Марина Анатольевна Мацкявичене. Почитала материал, ей понравилось. И взяла меня на работу. Но о том, что я папина дочка, узнала, только когда мне уже выписывали гонорар. Посмотрела на фамилию и удивилась: «Что же ты с улицы пришла?» Но еще больше удивился папа, когда прилетел в Москву. Говорит: «Ну давай займемся твоими публикациями». Я ему: «Пап, да у меня их шесть штук уже!» Он: «Ты что же, к Юре Казаринову пошла?» А он тогда был замредактора. Я говорю: «Нет». И рассказала ему все. Потом это очень ценилось.
— Как выглядит Андрей Караулов дома?
 — Когда он не думает о работе, он очень хороший. Обыкновенный домашний человек — может в аквариуме копошиться, шашлык очень вкусный готовит. Но такие минуты отдыха бывают довольно редко. Мне, например, очень нравится актер Максим Суханов. Я посмотрела спектакль «Сирано де Бержерак» с его участием и очень захотела сводить на эту пьесу папу. Так понадобилось еще полгода, чтобы я уговорила его сходить в театр! Зато вчера, например, были очень тяжелые съемки, потом монтаж, а закончилось все тем, что уже ночью мы с оператором, осветителем и папой сидели на кухне и пили вино. Папа нас развлекал шутками-прибаутками. Такого еще не было никогда.
— Вообще он строгий отец?
 — Нет, он очень современный папа. У меня все подруги от него без ума. Ко мне пришла знакомая, у которой были проблемы с мамой из-за молодого человека. Он послушал и говорит: «Не обращай внимания на родителей, делай как хочешь. Тебе жить». Она была в шоке.
— А вашу личную жизнь он как-то контролирует?
 — Он ею, конечно, интересуется, но никогда не скажет: этот парень мне нравится, а с этим не встречайся. Хотя какая у меня личная жизнь может быть при такой работе? Но я мечтаю, чтобы по этому дому бегали мои дети, папины внуки. Уверена, что он будет замечательным дедушкой.