Есть актеры, которые, несмотря на десятки ролей, запоминаются по одному-единственному фильму. Яковлев в этот ряд явно не вписывается. Он перевоплощается из Ивана Грозного в управдома Буншу, из строгого Ипполита — в чудного инопланетянина из «Кин-дза-дзы». С каким фильмом его ассоциировать — непонятно.
«Надеюсь, вы не будете мучить меня множеством вопросов! Учтите, я не поклонник интервью и чрезвычайно редко на них соглашаюсь» — это первое, что я услышала от Юрия Васильевича в гримерке после спектакля. Безусловно, он устал, но все равно был с нами любезен, доброжелателен, ироничен и довольно откровенен.

 — Юрий Васильевич, в этом году вы будете отмечать юбилей: ровно 50 лет, как играете на сцене Театра Вахтангова. А помните свои ощущения, когда пришли сюда впервые?
 — Конечно. В том году сезон задержался почему-то аж до 23 октября, но я уже был зачислен в труппу и, хотя все лето ни черта не делал, получал зарплату ни за что. (Смеется.)
— Вы были уверены, что останетесь в этом театре?
 — Знаете, я никогда не обольщаюсь, что бы мне ни говорили. Даже когда уверяли, что я кандидат номер один в труппу, все равно ходил вместе со своими коллегами пробоваться в другие театры. Причем как-то так получалось, что им не везло: все время приглашали меня. Да и в Вахтанговский взяли только меня одного с курса, хотя он у нас был маленький, всего 13 человек.
— Вы играли разнообразные роли: авантюристов, королевичей и рефлексирующих интеллигентов. Какой образ был все же ближе?
 — Особого предпочтения определенной роли я никогда не отдавал. Правда, обожал «Принцессу Турандот». Старик Панталоне — яркая комедийная роль. И еще была одна роль, которую полюбил серьезно, — Трилецкий в спектакле «Платонов», поставленном по «Пьесе без названия» А. П. Чехова. Сыграл я ее в Театре имени Евг. Вахтангова в 60-х годах, это была одна из моих первых лучших драматических работ. Несмотря на то что меня приняли в театр как характерного, комедийного актера, совсем не героя. Никита Сергеевич Михалков потом снял фильм по этому же произведению — «Неоконченная пьеса для механического пианино», где играл ту же роль.
— За столько лет в театре неужели ни разу не испытали разочарования, не хотелось уйти?
 — На эту тему я неоднократно говорил в прессе и даже в своей книге об этом написал. У меня был период простоя — примерно лет пять. Вот как сыграл Лешего в 80-м году — и… тишина. Вдобавок у меня как раз еще возраст был критический для мужчины, и мысли самые дурные в голову лезли: что напрасно выбрал эту профессию, раз не востребован, следовательно, никому не нужен…
— И какая же роль вытащила вас из этой трясины?
 — Не роль. Я сам себя вытащил. Причем, зная, как неважно у меня складываются обстоятельства, приглашали в свои театры и Михаил Иванович Царев, и Олег Николаевич Ефремов. С Олегом мы вообще дружили. Он мне говорил: «Давай, старик, переходи! Чего ты все раздумываешь?! Сейчас завалим тебя ролями!» А я ездил на все переговоры и, выслушав прекрасные слова в свой адрес, все равно возвращался обратно на Арбат. Просто не мог взять и уйти, переступить через себя.
— Об актерской карьере, я знаю, вы мечтали с детства. Одно время, правда, думали идти в дипломаты, как старший брат, но, по-моему, недолго. Верно?
 — Да. И я еще в архитектурный хотел поступать, хотя рисовать практически не умел. Только с натуры неплохо получалось. Помню, после школы поехал в Ленинград, и этот город так сильно подействовал на меня в художественном отношении! Я везде ходил с блокнотом и делал наброски — Эрмитажа, Исаакия…
— Видимо, вы ценитель прекрасного…
 — Я люблю архитектуру. Собираю книги о Москве. Обожаю эту ее жуткую эклектику: от крохотных домишек до высоченных зданий. К Арбату привязан бесконечно, к родному району, где бегал еще пацаном: Петровские ворота, сад «Эрмитаж», Каретный Ряд, Колобовский переулок…
— Юрий Васильевич, вы в кино с 54-го года. Зрители полюбили вас в основном за Ипполита и Ивана Васильевича. А вот критики утверждают, что вершиной вашего творчества был князь Мышкин в фильме Пырьева. Какая роль была, что называется, ближе к сердцу?
 — Ее мало кто знает. Это Стива Облонский в «Анне Карениной». И я люблю не себя в этой роли, отнюдь — такого не бывает, а Стиву очень люблю: настоящий русский, толстовский характер, который чрезвычайно легко лег на характер мой собственный.
— Сейчас по телевидению показывают нескончаемое количество отечественных сериалов, где мелькают одни и те же лица. А вот вас мы что-то там не видим. Почему?
 — И очень хорошо, что меня там нет. Я счастлив, что не участвую в этих телебезобразиях.
— То есть все бракуете?
 — Нет, почему… Вот мне, например, понравился сериал Краснопольского и Ускова «Нина. Расплата за любовь». Профессионально сделано.
— А вас вообще зовут в наше новое кино?
 — Никто не приглашает — думаю, догадываются, что откажусь. И я рад этому обстоятельству: лучше не сниматься совсем, чем работать в заведомо плохом материале.
— Реклама — тоже табу?
 — Принципиально. Считаю, что актер должен заниматься своим делом.
— Обычно артисты всю жизнь проводят в поисках так называемого своего режиссера. Одни находят быстро, другие — не очень. Вы работали и с Пырьевым, и с Басовым, и с Виктюком, и с Гайдаем, и с Рязановым, и со многими другими — и кто же был действительно «свой» по духу?
 — Вы знаете, у меня сложились очень хорошие отношения, еще со времен моей первой картины «Необыкновенное лето», с Володей Басовым. Потом он меня позвал и в свой «Опасный поворот». Его манера мне импонировала — работалось легко, без натуги.

 — Говорят, вы заядлый грибник. Следовательно — терпеливый и любите вставать спозаранку?
 — Терпеть не могу! За грибами хожу обычно после завтрака. Летом я отдыхаю, как правило, в Костромской области, в Щелыкове, имении Островского, в доме отдыха ВТО. У меня есть дача в Ильинке, что по Казанской дороге, но там бываю редко, наездами. Как-то не сложилась у меня дачная жизнь. А Щелыково полюбилось давно — вот уже 30 лет туда езжу.
— Грибы предпочитаете употреблять в жареном виде?
 — Ну, на жареху отдельно собираю! А так я их мариную, причем своим специальным способом. Всех кормлю, а секрета никому не выдаю.
— Этот метод вам кто-то посоветовал?
 — Сам додул! Грибы у меня кисли и покрывались плесенью. Долго не мог понять причину — ведь все делаю как положено… Переварил несколько раз. Никакого эффекта. Приготовил новый маринад. Безрезультатно. Только потом сообразил, что допустил ошибку: основой у меня служил уксус, а это категорически запрещается. Должна быть чистая уксусная эссенция. То есть на кастрюлю, в зависимости от объема, — где-то одна-две столовые ложки.
— А я так посмотрю, вы еще и кулинар?..
 — Нет, я только грибами занимаюсь. Ну, естественно, кашку сварить или яичницу поджарить я сумею.
— Читала, что вы большой любитель автомобилей. Наверное, лихой водитель?
 — Был лихачом до того, как перевернулся на дороге под Новгородом по пути на гастроли в Ленинград.
— После этого случая появился страх?
 — Страх я преодолел, когда заставил себя проехать опять по тому же маршруту. Дело не в этом. Просто после этого происшествия я стал водить по-другому. Не то чтобы осторожничал: скорость всегда была приличной — 120 и больше, — а с оглядкой стал ездить. Понимаете, это чувство машины необъяснимо: вроде как не она тебя везет, а ты ее.

 — Вы замечательно смотрелись и в роли Казановы в театре, и в роли поручика Ржевского в кино. Не случайно же вас выбрали их играть? Ведь вы и в жизни нравились женщинам. А задумывались когда-нибудь: в чем был ваш козырь перед соперниками?
 — О себе трудно говорить. (Через паузу.) Я думаю, что прежде всего это мужское начало.
— Вы собственник?
 — Да. Жуткий! Я же Телец, дико ревнив и влюбчив. Могу с ходу влюбиться в хорошенькую женщину.
— А ревность как выражается, в каких поступках?
 — В обиде. Больше ничего не предпринимаю. Я же благородный Казанова. (Смеется.)
— Юрий Васильевич, с вашей последней женой вы уже почти сорок лет вместе. На вашу влюбчивость она смотрела сквозь пальцы?
 — Фига вы смотрите сквозь пальцы! Вы, женщины, все равно ничего никогда не прощаете. Просто Ирина оказалась очень мудрой женщиной.
— На что же жена, по-вашему, должна закрывать глаза, чтобы брак оставался крепким?
 — Сложно ответить. Думаю, что на издержки профессии.
— И где же судьба свела вас с Ириной?
 — Она окончила театроведческий факультет ГИТИСа и пришла в 63-м году работать к нам в театр: сначала в качестве сотрудника, а впоследствии — и директора музея.
— Что же вас в ней привлекло? Что вообще вас всегда цепляло в женщинах?
 — Вам очень это важно?
— Ага.
 — (Долгая пауза.) Не скажу. (Твердо.) Давайте лучше о творчестве.

 — Хорошо. Вот вы обладатель, по-моему, всех возможных наград и премий…
— Не так уж их много, кстати. Это молодежь сейчас верхом на них ездит. А нам досталось немного…
— Тем не менее какие еще роли в планах?
 — Я доигрываю старое — вот спектакли «Без вины виноватые» и «Весельчаки». Никаких идей о новых постановках нет. Мне не присылают сценариев.
— Юрий Васильевич, давайте поговорим о ваших потомках. У вас трое детей, а теперь еще и двое внуков…
 — Да, дочь Алена — актриса Театра сатиры. Сын Алексей раньше тоже был актером, работал в Театре Ермоловой, потом ушел на телевидение. Но на сегодняшний день бросил это ремесло и подался в бизнес, занялся недвижимостью, наконец стал по-человечески зарабатывать. И я за него рад. А младший, Антон, заканчивает Высшие режиссерские курсы у Хотиненко, уже снял курсовую работу по собственному сценарию и теперь будет делать дипломную. А там посмотрим.
— Наверное, вы замечательный дедушка! Расскажите о внуках.
 — У Антона сын — двухлетний Петр Антонович Яковлев. У Алены — дочка Маша, сейчас уже совсем взрослая, девять лет. А раньше, помню, мы любили с ней играть в квартиру: она была моя мама, а я — ее сынок. Мой кабинет превращался в жилище, со спальней, ванной и прихожей, то есть разгораживался. Все шло в ход: и мои книги, и монеты, которые я собирал годами, и прочие вещи…
— Она стремится продолжить актерскую династию?
 — Нет. Она у нас математик, легко считает в уме огромные цифры. Настоящий компьютер!
— Я знаю, у вас в квартире обитает еще мохнатый член семьи…
 — Совершенно верно. Очаровательное существо, в которое моя супруга влюблена безумно, — собака породы колли, которую зовут Холлей, то есть «святая» по-английски, а по-домашнему — просто Холька. Я вообще-то кошатник. У моей мамы по две кошки всегда было. А жена — собачница. Но к этому чуду невозможно было не привязаться. Нам ее подкинули под дверь: бело-рыжий комок шерсти и два черных, пронзающих насквозь глаза. Сейчас ей 10 лет. Выросла аристократка, умница. Супруга гуляет с ней утром, а я — вечером. Но, знаете, Холя до сих пор помнит свое детство: на прогулке идет не впереди, не сбоку, а всегда сзади — боится, а вдруг опять бросят?..
— Раз вы Телец — значит, предпочитаете основательность, хорошую кухню и не любитель путешествий, частых вылазок из дома.
 — Не люблю. Пожалуй, единственным исключением являются гастроли.
— Наверняка и любимое кресло имеется?
 — А как же! Сейчас как раз (смотрит на часы) начинается мое вечернее время, моя жизнь. Вот приду домой, пообедаю-поужинаю вместе, засяду в это самое кресло и буду читать: газеты, журналы, а может, детективчик какой-нибудь или мемуарную литературу.
— Из разговора с вами у меня почему-то складывается впечатление, что вы очень упрямы.
 — Действительно. Как вы угадали?
— Не знаю. А в чем это упрямство проявляется?
 — На меня нельзя давить. Чувствую физическое недомогание, когда мне говорят, что нужно так, а не иначе. Ведь я все равно сделаю по-своему, даже если это решение будет неверным.