Архив

Николай Носков: «После 30 роком лучше не заниматься»

Николай Носков — представитель того музыкального поколения, которое играло настоящий рок. Во времена перестройки отечественная группа «Парк Горького» с хитом Bang занимала третью строчку хит-парада MTV и кружила голову всей Америке. Вернувшись в Россию, Носков занялся сольной карьерой. Теперь он появляется на телеэкране, только чтобы рассказать о выходе нового альбома, не пишет песен для радио и занимается серьезным творчеством.

26 марта 2007 04:00
2382
0

Николай Носков — представитель того музыкального поколения, которое играло настоящий рок. Во времена перестройки отечественная группа «Парк Горького» с хитом Bang занимала третью строчку хит-парада MTV и кружила голову всей Америке. Вернувшись в Россию, Носков занялся сольной карьерой. Теперь он появляется на телеэкране, только чтобы рассказать о выходе нового альбома, не пишет песен для радио и занимается серьезным творчеством.

— Николай, в отличие от многих исполнителей вы имеете обыкновение то исчезать со сцены, то появляться. В прошлом году прошел юбилейный концерт, посвященный вашему 50-летию. С чем связано нынешнее затишье?
 — Когда я не даю концертов, я напитываюсь разными впечатлениями. Постепенно из них появляется музыка. Просто так вымучивать и выжимать из себя что-то очень тяжело. После альбома «Дышу тишиной» я года полтора вообще не садился за инструмент — не было смысла. А сейчас я веду затворнический образ жизни, не отвечаю на звонки многих друзей, которым мне пока нечего сказать. В голове опять начала звучать музыка. Чтобы ее записать, мне требуется уединение. Вот эта студия подходит как нельзя лучше.
— То есть выпускать в год по песне и сниматься в клипах — не ваша история?
 — Этим занимаются люди, которые озабочены тем, чтобы их не забыли. Они должны быть постоянно на телевидении, потому что о человеке вспоминают только тогда, когда его показывают по «ящику». Как он оттуда пропадает — у него потихонечку пропадает все в жизни: связи, друзья и прочее. Такие люди стараются появляться в телевизоре по любому поводу. Я человек творческий, который сам пишет музыку и чуть-чуть стихи. Я не великий разговорник, не могу выйти, зажечь и увлечь за собой массы. Меня будут, конечно, слушать, но только по одной причине: что в конце разговора я запою. Мой инструмент — это голос. А чтобы голос пел, ему нужны новые эмоции, новые ощущения. Если их нет — какой смысл идти на телевидение, сидеть там и обсуждать пустяковые темы?
— В последний раз вы появились в телешоу «Две звезды», где пели с Екатериной Стриженовой. Вас попросили там участвовать или это показалось действительно интересно вам самому?
 — Интересного мало, если честно. Почему ты — профессиональный музыкант — должен петь с непрофессиональным человеком? Ситуация, если отнесись к ней более или менее серьезно, конечно, ужасна. Потому что в ней в любом случае проигрывает профессионал. Но, когда тебе объясняют, что это игра, тогда вроде бы нормально. Первые три съемочных дня я чувствовал себя неплохо, а потом понял, что все это какой-то клоунадой попахивает, и мне стало скучно.
— К тому же в этот момент вы и заболели.
 — Да, у меня все это длилось достаточно давно и подошло к тому, что я уже практически не мог дышать. В носовой перегородке постепенно образовывалась гематома (еще в юности получил клюшкой по носу), и я вынужден был сделать операцию. Операция прошла нормально, но доктор сказал, что петь мне пока нельзя — иначе вибрация разобьет слизистую и что-то там произойдет. И мне пришлось уйти с шоу.
— Кто в вашей паре с Екатериной Стриженовой выбирал репертуар, который нужно было исполнять?
 — Выбирала все Катя, и, собственно, по этой причине я и взял ее себе в пару. Я давно знаю ее и всю ее семью, знаю, что она женщина деловая, энергичная, и сразу сказал ей: «Делай все что хочешь, любые тональности, любые песни». Ну, а уж если чувствовал, что получается что-то совсем беспредельное, тогда вставлял свое слово.
— Если сейчас вы записываете новый альбом, значит, появились новые впечатления. Слышала, что за ними вы ездили в Индию. Откройте секрет — почему именно в этой стране многие открывают для себя что-то новое?
 — Да, из Индии я вернулся недавно и езжу туда постоянно. Не знаю почему, но именно там и втыкает. Там хочется размышлять о чем-то философском, душевном, напитаться этими ощущениями, потом приехать сюда и высказать все в музыкальной форме. В Москве такие мысли не приходят. Да и климат тут другой. Здесь проснуться утром очень сложно. Я каждое утро делаю йогу и только за счет ее постепенно просыпаюсь. Здесь идет снег, нужно бороться со своим сонливым состоянием и работать на желудок, потому что холодно и нужно согреваться. А там есть не хочется, жарко и совершенная свобода — можно читать, думать, и ничто не может выбить тебя из колеи. Негатива не остается.
— Йогу вы тоже освоили в Индии?
 — Да, но я пока начинающий йог. Это прекрасная вещь — дыхание, растяжки. Раньше у меня все были какие-то гантели и тренажеры, а сейчас понял, что ничего этого не нужно. В йоге все делается очень медленно и идет достаточно сильное статическое напряжение на мышцы. Тело вместо накачанных бугров обретает свои естественные формы — все стройненько, все на месте.
— А как ваша семья относится к вашим частым отъездам в Индию?
 — А я стараюсь, уезжая, их тоже отправить куда-нибудь в экзотические места. Сейчас сам был в Индии, а дочь с женой отправил на Мальдивы. Им там нравится — солнце, песочек, птички, рыбки. Но мне скучно валяться на пляже просто так. Три дня, а дальше — тоска. А в Индии я почему-то могу часами сидеть и ничего не делать. Мне там не скучно.
— Я знаю, что, когда в свое время вы пришли поступать в Гнесинку, педагог вас послушала и сказала, что не примет — вас уже учить нечему. Вы это сочли за комплимент или расстроились?
 — В тот момент я это никак не оценил. С одной стороны, почувствовал, что меня как будто за профнепригодность не взяли. Но педагог, видимо, так сказала, понимая, что у нас нет по-настоящему сильного вокального эстрадного образования. Да, послушав меня, она сказала, что учить меня нечему. С одной стороны, это лестно, с другой — плохо, потому что настоящее образование все-таки должно быть. Мне как-то Дима Билан рассказывал, что, когда он учился в Гнесинке, им заводили мои записи и называли мой голос неким эталоном. Это приятно.
— Вы начали петь еще с детства и занимали первые места на детских конкурсах. Ваши родители в вас сразу поверили?
 — А никто и не парился по этому поводу. Меня в семье вообще не воспринимали музыкантом как таковым. Музыкант — это музыкант, а петь все могут. Поэтому у меня в семье было так: ты должен получить хорошую, настоящую профессию, а музыка — в свободное от работы время.
— И ни мама, ни папа у вас никакого отношения к музыке не имеют?
 — Как музыканты — нет. Но мать очень хорошо поет — у нее интересный тембр голоса, вязкий, земляной, с хрустинкой. Я считаю, что у меня ее тембр. А за голос в моем случае только природе спасибо.
— Как вы думаете, вы добились успеха только благодаря природе и таланту или помог еще и характер?
 — Одного таланта мало. Для того чтобы на самом деле что-то сделать, характер действительно нужен. А талант еще сберечь нужно. Соблазнов-то много всяких. Алкоголь, марихуана — что хочешь. Да те же женщины.
— Действительно. Таланты со всем этим развивать некогда…
 — А когда ты еще песни поешь и на гитаре играешь, то с женским полом сразу все в порядке, понимаете? С катушек сойти можно очень быстро — и до свидания, талант. Поэтому здесь нужно сразу поставить какие-то рамки. Если ты работаешь на сцене, не мешало бы еще и спортом заняться, потому что концерт в полтора-два часа нужно и физически отработать.
— С женским полом было все в порядке, я поняла. А где вы с супругой своей повстречались? Как разглядели ее среди поклонниц?
 — В ресторане, где же еще. Я был на сцене, она — за столиком. Вообще молодость — время интересное. До сих пор вспоминаю и понять не могу — как можно увидеть женщину вот так, где-то в толпе, и запасть на 26 лет? Но так получилось.
— Кто Марина для вас все это время? Муза, подруга, жена?
 — Муза, конечно. Причем для музыканта необязательно иметь музу рядом. Ее важно увидеть, например, один раз, почувствовать, что это она. А потом всю жизнь о ней думать.
— Жене песни посвящаете?
 — Ну как сказать… Все песни о ней, все песни идут от ее образа, даже если в них не называется в лоб ее имя. Творческий человек может писать о чем угодно, но у него все проходит через женщину. Как сказал один мудрец, мужчину к жизни может вернуть только женщина, другого шанса у него нет. И тот мужчина, который говорит о женщине нелицеприятно или небрежно, совершенно не прав. У него нет другого шанса родиться и выжить.
— Чем занимается ваша супруга?
 — Она домохозяйка. Марина закончила Институт текстильной промышленности, но так получилось, что, когда у нас родился ребенок, рядом с нами в Москве не было ни бабушек, ни дедушек. И мы решили, что она будет воспитывать дочь.
— Дочь, кажется, уже взрослая?
 — Да, Катя сейчас учится на первом курсе Плехановской академии, будущий экономист.
— Выбрала свое направление в жизни.
 — Я не стал заставлять дочь заниматься музыкой. Купил ей пианино, к нам приходила педагог, обучала ее. Но я видел, что у нее нет этой искры, нет настоящего дара. А насчет образования… Я, если честно, вообще не понимаю: зачем женщине образование? Мне кажется, любой институт — это не совсем то, что нужно для женщины. Их должны обучать, как раньше в Смольном, — танцевать, вышивать, музыка, языки разные, детей воспитывать. А все остальное ей зачем?
— Это если у женщины будет такой муж, как вы, и семью будет содержать. А вообще-то было бы неплохо и самой что-то делать, и к чему-то стремиться.
 — К чему стремиться-то? Стремиться нужно к тому, чтобы семья была. Сейчас наступает время, когда отношение к семье как к крепости уже исчезло. Мужчина сейчас вообще находится в очень непонятном состоянии. По миру шагает матриархат, и ты, с одной стороны, должен вроде как кормильцем быть, а с другой — женщины тебе же говорят: «Не выпендривайся. Ну мужик ты, ну и что дальше?»
— У вас в семье тоже матриархат?
 — Есть, конечно, столкновения. Обе женщины независимые, обе с характером. А мужичонка один. Вот и носишься между двух берегов.
— Вы как-то рассказывали, что дочка не очень хотела идти на ваш юбилейный концерт, но в итоге пришла с подругой, и обе были в восторге.
 — Так всегда бывает. Люди создают впечатление об артисте, ни разу не побывав на его концертах. Включил телевизор, посмотрел клип, послушал. Живой концерт — это совсем другое. Да, они пришли без настроения. Но когда увидели профессионализм, почувствовали энергетику — для них это было открытие. Я им сказал: «Вот это — рок-музыка». И дочь понимает: по сравнению со мной то, что делают современные молодые музыканты, — это совершенно не рок-музыка. Но все равно говорит: «Это был ваш рок, а у нас пусть будет хоть и непонятный, но свой». И она права. Все должно меняться.
— Несколько моих знакомых, узнав, что я пойду к вам на интервью, задали вопрос: «А чем сейчас занимается Носков? На что он живет?»
 — Музыкой и занимаюсь. Вот сейчас начал тур, сделал пробные концерты. В Воронеже, например, был переаншлаг, за последние билеты драка была. Мне кажется, что человеку, в особенности музыканту, нужно просто четко знать, зачем ему нужны деньги и сколько. Тогда проблема решится сама собой. Много-то их на самом деле не требуется. Да, у меня есть вторая квартира, большая — 160 квадратных метров. Но творчески у меня там работать не получается. А здесь вроде бы тесно, маленькая студийка, квартирка малогабаритная, но я могу сутками сидеть, и тут у меня все и произрастает. Для меня самое главное в жизни — чтобы меня не покидало творческое состояние. А если для того, чтобы оно меня не покидало, мне достаточно 35 квадратных метров, то зачем мне 160? Чтобы было, как у всех, — если ты звезда, значит, у тебя должна быть большая квартира? Лишние деньги только проблемы создают.
— Когда вы оглядываетесь назад и вспоминаете группу «Парк Горького», пик вашей популярности, гастроли по Америке, вам сейчас не кажется, что все это было во сне, не с вами?
 — Мне вот недавно позвонили с одного канала, говорят: «Николай, у нас есть такая программа „Ретромания“, и мы хотим, чтобы вы и Николай Белов к нам пришли и поговорили». Я спрашиваю: «О чем?» Они: «Ну вот о тех временах». Я говорю: «Вы знаете, я настолько давно оттуда приехал, что уже и не помню: был ли я там вообще и со мной ли это все происходило?» На самом деле есть ощущение, что это был такой миг, мгновение, который мог бы изменить многое в жизни, но не изменил. И слава богу. А если говорить об Америке, она мне не понравилась. Нет, сама по себе, как земля, Америка красива и великолепна. Но вот философское понимание и отношение к жизни там совершенно не мое. А с точки зрения музыкальной индустрии — да, конечно, круче страны нет.
— У вас не осталось дружеских или приятельских отношений с кем-нибудь из известных музыкантов, с которыми вы тогда играли?
 — Scorpions часто приезжают сюда, но они бухают страшно. Я-то уже крепкие спиртные напитки не пью, а с ними, думаю, встретишься, значит, набухаешься, да пропади оно все. С Бон Джови были довольно теплые отношения. Я был у него дома, знаком с его семьей. С остальными просто встречи. С Red Hot Chilli Peppers мы в одном концерте работали, с Kiss. Там были просто разговоры — выпили, поболтали, покурили. Потом разлука позволяет быстро забывать отношения. Они сейчас все сюда часто приезжают. У Бон Джови гастролей и по миру еще хватает, а «Скорпы» и Uriah Heep здесь просто поселились. Но я на концерты артистов, от которых когда-то фанател и до сих пор считаю своими кумирами, специально не хожу: обламываешься со страшной силой. Они уже старые, выглядят ужасно, выходят с брюшками, чего-то играют. Нет, я лучше пойду домой, включу старенькое видео и кайфану от них, от молодых. Рок-н-ролл — это музыка молодых. А после 30 это уже совсем не то.
— А с нашими рокерами поддерживаете отношения?
 — С Мазаевым, Лешей Беловым иногда встречаюсь. Но очень редко. Мы все уже взрослые дяди.