Режиссер — Александр Рогожкин

Цикл клоунад про национальные особенности, обнажая искомый русский характер аномальными обстоятельствами (чудь — глухомань — белая горячка), выставлял его голеньким под недоуменный, хотя и не осуждающий взгляд нордически-здравомыслящего финна. Долго казалось, что Рогожкин снимает о водке — но в «Кукушке» та же киномеханика сработала без горючего.

Аномальная зона создается здесь приемом более радикальным. У героев отнимается язык. Сто минут улизнувший из-под трибунала красноармеец, отковавшийся от скалы финский снайпер-смертник и дикая саами, колдунья-оленеводка, разыгрывают комедию невербальной коммуникации, тепло уживаясь втроем на обойденном войной хуторе и потешая зрителя диалогами типа «тихо сам с собою» на трех взаимно незнакомых языках. «Не ешь грибов! Если хочешь побывать в Другом Мире, выпей лучше отвар из мухомора!» — упреждает красноармейца от подберезовиков саами. «А-а-а… Не хочешь возиться, так я сам почищу быстренько», — понимает красноармеец и получает от колдуньи слабительное-противоядие. «Вкусно», — благодарит он за чаек и опрометью мчится в кустарник. Поразительно, но «Кукушка», после которой о Рогожкине заговорили как о серьезном художнике, — комедия в не меньшей мере, чем любые «Особенности»: как видно, юмору, даже туалетному, в ней нашлось почетное место. Комедий, в которых один главный герой отправляется в каменистую Валгаллу, сраженный вторым из нагана, найденного на теле сбитой («А зори здесь тихие…») девчушки-летчицы, мы до сих пор не видели. Тяжеловесная серьезность — в национальном характере русских; сделать же легкое, без пафоса, кино о СМЕРШе и доносах однополчан, о петличках с двойной руной «Зиг», нашитых на форму рекрута-«кукушки» для верности, чтоб в плен сдаваться и не думал, до Рогожкина ни у кого не получалось. Так беспристрастно показать саму эту тяжеловесность — тоже: шукшинская придурь, диктующая простому мужику стихи а-ля Есенин и толкающая его на сцены ревности с топором к женщине, которая ему ничего и не обещала даже. Вечная жалоба на незадавшуюся жизнь и упертый фанатичный идеализм — сколько раз ты увидишь его, столько раз и убей. «Я не фашист! Я не фашист! Что ж ты слушать-то так не умеешь?!» — бьется в языковой барьер головой деловитый финн, успевший справить баньку, наколоть дровишек, наловить рыбы и подарить колдунье женского счастья, пока красноармеец думал нелегкую думу. Дума эта ни о чем. Главная загадка национального характера — в ее/его отсутствии; в сродстве русской души с той пугающей пустыней, из которой выкликает умирающих собачьим лаем саамская колдунья, от которой целесообразной практической суетой по дому силится отгородиться европеец-финн, куда уводят пустоглазые льняные нестеровские отроки. Именно поэтому, а вовсе не из-за белой горячки-чуди-глухомани, в фильмах Александра Рогожкина всегда возникает аномальная зона. Будете смеяться, но он — единственный живой мистик русского кино; глянувший туда, где язык отнимается, где жутко, где нету слов, и усмотревший в пространстве родины несказанно-мамлеевскую черную дыру.

Режиссер — Егор Кончаловский

«Традиции боевика у нас нет. Мы пытаемся угнаться за Западом, но нам его не догнать никогда», — сказал Егор Михалков-Кончаловский в одном из своих интервью. Но слов ему показалось мало — и он снял «Антикиллера».

Боевик — жанр народный. А значит, каждому есть с чем сравнивать. Каким должен быть боевик категории В, знает каждый старшеклассник. В правильном боевике должны присутствовать герои и злодеи, бодрый зубодробительный сюжет и трюки-спецэффекты — побольше и покрасочнее. По всем трем статьям Кончаловский потерпел полное и сокрушительное поражение.

Во-первых, сюжет. Он в «Антикиллере» сводится к незамысловатой формуле, известной жителям бойцовских городских окраин: сегодня — мы их, завтра — они нас. Толпа отморозков в одинаковых кожанках и бритых затылках то и дело палит друг в друга, и понять, кто вышел победителем из очередной махаловки, совершенно невозможно из-за патологического внешнего сходства персонажей. «А как мы их узнаем?» — спрашивает один бритый затылок другого перед выходом на дело, и в ответ получает: «А они такие же, как мы. Только рожи незнакомые». А для зрителя они все незнакомые — и что делать прикажете?..

С героями тоже незадача. Гоша Куценко — увы, не Такеши Китано и даже не Марк Дакаскос. Хорошие актеры Михаил Ульянов и Сергей Шакуров тоже на «крестных отцов» не тянут никак. Избалованные качественными диалогами, они не в состоянии ломать язык, и реплики типа «Крест с зоны маляву притаранил» выходят в их устах плоскими и безжизненными, как матерные загогулины у учительницы начальных классов.

Но хуже всего вышло с трюками. Масштабная рекламная кампания, стоившая едва ли не дороже самого «Антикиллера», представляла сей шедевр как первый в истории российского кино боевик, создатели которого за 4,5 миллиона «зеленых» пообещали спецэффекты не хуже голливудских. Ради этого были принесены в жертву четыре десятка дорогих иномарок из личных гаражей участников проекта. По слухам, Гоша Куценко пожертвовал целых три тачки. В итоге машины в фильме бьются тут и там почем зря, взрываясь чуть ли не от соприкосновения с асфальтом, вне всякой связи с сюжетом и здравым смыслом. Как сюжет о шикарной жизни киношников это можно понять, как грамотно выстроенные кинотрюки — увы. О драках и перестрелках и говорить не приходится: по признанию того же Кончаловского, на европейского постановщика махаловок денег уже не хватило. Мог бы не говорить: заметно.