Бывает так: человек себя вроде никак не проявил, но знает его каждая собака (подробности — в рубрике «Музыка»). Бывает и наоборот: работает человек, работает, а фамилию его никто не знает. Вот вам, например, сильно знакома фамилия Коляканова? А она, между прочим, снялась не в одном и не в двух фильмах, причем не самых безвестных: «Свадьба», «Олигарх», «Москва», и даже является заслуженной артисткой России. Как так получается?

— Вы снялись в известных фильмах, но вас практически не знают. Это что — конспирация?

— Можно сказать и так. Хотя в последнее время пересматриваю свои убеждения и пытаюсь выползти из ракушки отшельничества. Театр Анатолия Васильева, в котором я проработала долгое время, всегда являлся монастырско-закрытой структурой. Мы работали, как в лаборатории, и наш труд был скрыт от постороннего взгляда. Для меня это было время накопления. А сегодня хотелось бы, чтобы мою работу увидело как можно больше людей.

— Васильев был против того, чтобы вы где-то снимались?

— Категорически. Он говорил: «Я выращиваю яблоню, а кто-то приходит и ест с нее яблоки». Я настолько доверяла ему, что считала такую позицию правильной. Хотя иногда ограничения, которые окружали меня в театре, хотелось разрушить. Так, однажды я вырвалась к Лунгину на съемки «Такси-блюз». Времени для съемок Васильев мне не дал, и мы снимали мои сцены по ночам.

— После того как вы ушли из театра, чем вы стали заниматься?

— Я всегда мечтала о том, чтобы просто лежать и смотреть в окно. Но належаться всласть мне не удалось. Начала заниматься ремонтом квартиры, обменом, здоровьем — адаптировалась к тому миру, в который пришла. Процесс адаптации происходил долго, и лишь недавно я почувствовала, что живу.

— В труппу больше ни в какую не поступили?

— Поскольку я очень долго принадлежала такому крепкому эгрегору, как театр Васильева, то мне так и не захотелось попасть под влияние еще какой-то структуры, где бы меня окучивали. Хочется скользя проходить по спектаклям и съемкам.

— Вы считаете себя востребованной актрисой?

— Я не очень много снимаюсь. В последнее время мне приносили сценарии сериалов, которые я не могла читать и даже заставляла себя идти на встречу с режиссером. Эти опыты меня настолько подкосили, что в какой-то момент я поняла, что не могу во всем этом участвовать. Это было в марте, и с тех пор на сцену я больше не выходила. Предложения есть, но, чтобы я занялась театром, мне нужна идея, которая захватила бы все мое существо. А ради того, чтобы просто покривляться на сцене, заниматься не стоит. Недавно Чухрай предложил сыграть мне роль пьющей тетки. Изобразить такое для любой актрисы — раз плюнуть. Но я никогда не играю лишь для того, чтобы просто показать, как героине хочется выпить. Стараюсь найти причины, по которым она это делает. Манеру игры, сопутствующую с вульгарностью и пошлостью, я не могу себе позволить.

— В начале своей карьеры вы работали в Иркутском драматическом театре им. Охлопкова. Как-то вы отозвались об этом периоде: «Я была „массовая“ актриса в том смысле, что постоянно выходила в массовке. „Строить морды“ я там научилась…»

— О, я откалывала такие номера! Комедийные роли: Баба Яга, Фекла, мачехина дочка — мне очень легко давались. Помню, в картонном домике (на детском спектакле) открывались ставни, в окошке появлялась я и что было силы кричала: «Ма-амка! Мухи мешают!» Дети от этого визжали и плакали. Они так боялись меня! Вдогонку только и неслось: «Она плохая!» Но поскольку такой дар очень многих режиссеров отпугивал, то мне приходилось тяжело. Если я играла эпизод, то его было достаточно, чтобы публика на протяжении всего спектакля не заснула. На школьных каникулах детей, как водилось, сгоняли посмотреть «Грозу». Я выходила на сцену и говорила: «Что в свете делают? А мы тут сидим и ничего не знаем!» Все: га-га-га! Такие бурные эмоции вызывал не мой текст, а то, как я его произносила.

— В кино вы пришли в 35-летнем возрасте. Когда вам сделали предложение, вы обрадовались или были сомнения?

— Я оказалась на съемочной площадке гораздо раньше благодаря Евгению Евтушенко. Иркутск — его родной город, в котором он снимал «Детский сад». Как-то он пришел в наш театр, а после спектакля подошел ко мне и сказал: «Вот какая хорошая артистка. У меня для вас роли уже нет, но можете прийти посниматься в массовых сценах». Я пришла и за свадебным столом пела частушки. После, в фильме Евтушенко «Похороны Сталина», у меня была уже роль матери героя. Помню, мне тогда очень понравилось работать в кино. Привлекателен был не антураж, а то, что пленка фиксирует меня, мое время. Это казалось мне чудом.

— Вы снялись в трех фильмах Павла Лунгина: «Такси-блюз», «Свадьба», «Олигарх». Вы одна из его любимых актрис?

— Посмотрев последний фильм «Олигарх», я не могу так сказать. Просто он пользуется моей способностью быть беззащитной, открытой, наивной перед камерой. Это входит в актерскую профессию. Раньше я была под защитой Васильева, и театр был для меня так называемой «крышей». Знала, что закончатся съемки — и я перебегу в свой дом, где меня будут любить и где я смогу зализать свои раны. А сегодня я вынуждена сама себя защищать. В «Олигархе» мой женский образ выглядит как-то сиротливо и обделенно. И это меня оскорбляет.

— То есть больше вы не будете сотрудничать с Лунгиным?

— Скорее всего. Но я никогда не говорю: «Нет». Как сказал Сальери: «Быть может, жизнь мне преподнесет внезапные дары… и наслажуся…» Все годы после «Такси-блюз» Лунгин называл меня великой клоунессой и обещал написать для меня роль. А потом все откладывалось. Постепенно стала понимать, что я для него ничего не значу. И это видно на экране. Мой образ он сократил, урезал, обкорнал. Я очень расстроилась.

— Как произошло знакомство с Павлом Лунгиным?

— Честно говоря, многие режиссеры, которые и поныне приглашают меня сниматься, — это те зрители, которые были на спектакле «Шесть персонажей в поисках автора» и у которых я сидела на коленях. Я играла женщину легкого поведения, ходила по зрительному залу и развлекалась. Такое в 80-е годы было новаторством. Зрительный зал и сцена на одном планшете, общение актеров со зрителями — все это вызывало фурор. Таким вот образом он меня и запомнил. А когда начал искать актрису, то я всплыла у него в памяти.

— Но вот с Зельдовичем вам не очень повезло. Фильм «Москва» вышел почти через шесть лет после того, как вы в нем снялись. После такого опыта вы готовы к подобному риску или решили делать ставку на стопроцентные проекты типа картин Лунгина?

— В кино всегда приходится рисковать. Возьмем Лунгина. Я повелась на то, что это имя, что «Олигарх» обязательно поедет в Канны, что обязательно будет резонанс. Одно то, что в фильме согласился играть Машков, должно было иметь успех. Мне предложили небольшую роль, но я согласилась, мотивируя это тем, что мы работаем вместе уже не над первой картиной. Теперь я вынуждена пожинать плоды своих ошибок. А опыт с Зельдовичем — это тоже опыт, и не могу сказать, что отрицательный. Считается, что если хороший коллектив, хорошая съемочная группа, то грех не сняться. Но это не значит, что все сложится правильно. Знаете, как-то животное, которому предназначено охотиться на лань, вдруг видит бабочку и начинает с ней резвиться. Так и я.

— У вас бывают т. н. периоды творческого простоя?

— У меня нет таких периодов — в том смысле, что творчество во мне не иссякает. Это процесс, который не прекращается даже тогда, когда я практически ничего не делаю. А выглядит это так. Я сижу дома и медитирую в позе лотоса в течение часа, читаю свою мантру, а потом занимаюсь планированием своей жизни: с кем должна встретиться, какую роль было бы хорошо сыграть, с кем нужно наладить отношения и т. д. Взаимоотношения с людьми стоят у меня сейчас на первом месте. Я привыкла жить сама по себе, и мне с собой не скучно.

— Ваш сын Данила Белых тоже актер. Он вошел в эту профессию с вашей подачи?

— Я никогда не навязывала ему свои художественные установки. Хотя он очень много впитал от театра Васильева, так как, еще будучи ребенком, уже выходил на сцену. Как я жила в театре, так и Даниила жил со мной в театре. По натуре я человек, который может рубить сплеча. Поэтому постоянно слежу за тем, чтобы это не отражалось на сыне, ибо любое мое резкое слово может что-нибудь у него нарушить или заблокировать. К тому же Данила, в отличие от меня, человек общительный и открытый. В последнее время я поняла, что сын как никто другой может научить меня, как лучше освоиться в окружающей действительности. Роли учителя и ученика поменялись.

— С сыном вы живете вместе?

— Да.

— Помогаете ему в получении той или иной роли?

— Думаю, это не зависит от моего протеже.

— Но в «Свадьбе» у Лунгина вы снялись вдвоем.

— К тому времени Данила снялся во многих картинах, которые шли по ТВ. Лунгина я не просила снять сына. Его ассистенты сами сделали свой выбор. Наоборот, я боюсь помешать. Когда начинаешь протежировать, то всегда возникает внутреннее сопротивление: «Почему она его протежирует? Наверное, он бездарный…» Никогда я никого не рекомендовала ни в театре, ни в кино. Считаю, что это неправильно. Когда я ставлю себя на место режиссера, то это у меня вызывает отторжение.

— Есть ли что-нибудь такое, чего вам очень не хватает в жизни?

— Мне не хватает любви. Поскольку мои отношения по жизни складывались как отношения режиссера и актрисы, то в какой-то момент я упустила период любовной игры между мужчиной и женщиной. Сейчас у меня нет партнера.

— Вам нужно сильное плечо?

— Сильного плеча мне не надо, хотя и слабого тоже. Тащить кого-то я не хочу. Меня бы устроили отношения на равных.

— У вас много друзей?

— Самая близкая моя подруга — актриса Наташа Орлова. Когда-то она сыграла в моем спектакле «Отражение» в Театре Станиславского. Подружились, и наша дружба продолжается до сих пор. Перезваниваемся почти каждый день. Еще у меня есть друзья не из мира кино и театра. Дружбу я определяю для себя как бескорыстные отношения, как отношения без условий. Допустим, если мне нужно занять деньги, то друзья мне их одолжат без всяких условий.

— В 1998 году вы вели режиссерскую мастерскую в Палермо. Вы были строгим преподавателем?

— Были моменты, когда я подражала Васильеву. В экстремальных условиях (практически без переводчика) я стала проявлять жесткость, о чем очень жалею. Такие приемы действуют хорошо и быстро, но они разрушают человеческое «я». Но в конце концов в Палермо я научилась выстраивать отношения с наименьшими потерями для спектакля.

— Это был ваш единственный опыт преподавания?

— В Москве я тоже вела мастер-классы. Но это было не регулярно. Наташа Орлова преподает во ВГИКе и часто обращается ко мне за советом. Я с радостью обсуждаю с ней все вопросы, но я не вижу себя педагогом. Это каторжный труд, а я уже и так достаточно в своей жизни потрудилась. Мне кажется, что актриса в моем возрасте уже должна быть обеспечена и может просто смотреть в окно.

— А вы себя считаете обеспеченным человеком?

— Нет, я абсолютно себя не обеспечила за время работы. Думаю, что сейчас разберусь с этим моментом. Можно ведь получать кучу денег и при этом не трудиться как проклятая. Все зависит от жизненных установок.