Наверное, именно жизнь напротив Новодевичьего монастыря располагает к долгим разговорам, неспешному быту и глубоким размышлениям. Иначе чем объяснишь гостеприимное радушие и творческую плодовитость хозяев — Павла Чухрая и Марии Зверевой.

— Павел Григорьевич, в одной из недавних полуночных программ вы мне запомнились удивительно мудрыми словами об отношении поколений…

— Кстати, в этой передаче была замечательная женщина-психолог, которая действительно помогает, а не «шаманит». Надо сказать, впервые столкнулся с человеком этой профессии, который не пугал меня, знаете, такой своей заумью. Вообще я очень осторожно отношусь к этой области знаний, потому что знаю многих людей, бросающихся в данную специализацию от собственной безысходности и беспомощности. А их на самом деле даже просто близко к людям подпускать нельзя. Но при всем при том они еще пытаются «лечить» других — и это уже страшно. Было у меня несколько таких знакомых…

— Своих детей вы воспитывали, опираясь на житейский опыт и интуицию?

— В основном. Но ведь одно дело — теория, и совсем другое — практика. Но я недоволен собой в этом смысле. Часто мне не хватало терпения: я довольно вспыльчивый, и за это мне до сих пор стыдно. Так что кому-то служить образцом для подражания я точно не могу.

— Обе ваши дочери занимаются дизайном. Только старшая, Даша (от первого брака), — компьютерным, а младшая, Настя, — дизайном помещений…

— Даже практически строительством. Экономическое образование ей в этом помогает. С Антоном Табаковым они уже сделали несколько ресторанов. Но Настя работает не только с мужем. Вот на недавнем фестивале кинематографических дебютов «Дух огня» в Ханты-Мансийске она создавала интерьеры, оформляла гостиничные номера и прочее. Даша, окончившая киноведческий факультет, — гораздо менее «общественно включенная», она тихо себе сидит дома и прекрасно рисует. А сейчас не работает — год назад родила мне внучку Асю.

— Между дочерьми большая разница в возрасте?

— В этой связи расскажу историю: еще при советской власти, во время очередной переписи населения, когда только мы с отцом были дома, к нам пришла некая гражданка, стала задавать разные нужные вопросы, пока не дошла вдруг до года рождения моей сестры Лены. И тут мы с отцом начали оба лихорадочно вспоминать эту дату. Помню, тетка смотрела на нас с нескрываемым ужасом…

— По всяким творческо-художественным вопросам дети с вами советуются?

— Не всегда. Настя с мамой советуется по многим вопросам своей личной жизни.

— Вас уже неоднократно спрашивали, как вы умудрились 8 лет назад отдать младшую дочь замуж за Антона Табакова, человека с репутацией известного ловеласа. Вы не разочаровались в Табакове как в зяте?

— Как ловеласа я его совершенно не воспринимаю. Скорее это просто его маска, имидж. По-моему, он человек очень семейный и крайне домашний. Сомнений относительно него у меня никогда не было. Другое дело, я считал, что Насте выходить замуж в 17 лет слишком рано. Но влезать и на что-то влиять не стал, так как не видел серьезных противопоказаний. Я тысячу лет знаю семью Табаковых и никогда даже не мог себе представить, что мы будем связаны родственными узами. Антон — зять великолепный, безумно ответственный, заботливый. Можно сказать, он даже нас разбаловал, так как решение многих проблем берет на себя. А мы, естественно, откровенно расслабляемся. Настя, к сожалению, к этому слишком привыкла: из теплого родительского гнезда сразу перешла на руки мужа.

— Зато она стала молодой мамой, и теперь вы дедушка четырехлетней Ани…

— Да. И если папа я спорный, то дедушка, скажу без ложной скромности, отличный. Аню я воспитывал с самого рождения. Я могу ребенка и пеленать, и кормить, и спать укладывать… Насчет каких-то игр, конечно, человек ленивый, но вот кино мы смотрим с ней вместе, книжки читаем, общаемся. Люблю за ней наблюдать со стороны: у нее бурная фантазия, и она может сама себя занять. Иногда могу, даже не отрываясь от работы, от компьютера, изображать пациента, если Анна — доктор. Она щупает мне пульс, снимает кардиограмму и дает таблетки… Со второй внучкой, Асей, я, к сожалению, вижусь реже. Она уже начала ходить, и мне рассказывает, как лает собачка и что может — о маме с папой. Я их очень люблю, хотя стараюсь быть критичным, но все равно кажется, что свои дети — самые лучшие…

— Всех ваших героинь в кино объединяет какая-то трогательная незащищенность…

— Возможно. Просто ведь существует тип женщин, который тебе нравится… Я не люблю женщин злых, слишком рациональных, и еще заумных, последние меня пугают. Мне гораздо интереснее — непредсказуемые, совершающие необдуманные поступки, которые не всегда на пользу им самим. Меня привлекают широкие и непосредственные натуры.

— Из сказанного делаю вывод, что нынешняя жена, Маша, покорила вас именно этими чертами характера?

— Да, Маша живет эмоциями, и я обратил на нее внимание буквально с первого взгляда. Уже около 30 лет мы вместе, а познакомились на Пахре, на молодежном семинаре, где собрались тогда художники, музыканты, сценаристы, еще мало что сделавшие в жизни, но полные замыслов. Представлялся я ей достаточно дерзко — потом даже драться из-за нее пришлось, поэтому рассказывать подробности не буду.

— Из той драки вы явно вышли победителем… А вообще сила кулака часто спасала?

— Так вышло, что все мое детство семья постоянно переезжала с места на место, и я вечно был новеньким, а это значит — требовалось утверждать себя. Тем более ребенок я послевоенный, которому хорошо известны дворовые компании и их столкновения друг с другом.

— С женой вы оба сценаристы, но совместных работ у вас немного. Отчего так?

— Маша помогала мне делать сценарий к телевизионной работе «Запомните меня такой», затем еще для одной таллинской картины мы писали сценарий, но трудиться предпочитаем все же поодиночке — так проще.

— Если говорить о мировом кинематографе, то какие имена там считаете значительными?

— Про современный кинематограф сказать сложно: еще многое не устаканилось. А из режиссеров прошлого века наибольшее впечатление на меня произвел Анджей Вайда, фильмы которого я впервые увидел лет в 14. И они на меня оказали влияние не только в художественном, но и в общечеловеческом плане.

— А в литературе что привлекает?

— Когда-то восхищался «Моби Диком» Германа Мелвилла. Почему эта книга для меня была так важна?.. В разные временные периоды я читал Достоевского, Булгакова, Маркеса, Толстого. И сейчас возвращаюсь к этим писателям.

— Бытует мнение, что любой художник, будь то прозаик или режиссер, в своем творчестве обращается так или иначе к одной, определенной теме. Вы с этим согласны?

— С этим утверждением спорить трудно. Наверное, у одних это просто более заметно, как у Тарковского, у других — менее, а третьи, наоборот, крайне разнообразны. Вот как считаете, какую тему делает Михалков? В какой-то момент, в его лучшие годы, когда вышли ленты «Неоконченная пьеса для механического пианино», «Обломов», «Пять вечеров», мне даже казалось, что он специально не хочет повторяться, стремится быть разным. И, как бы в подтверждение, позже, он снял «Родню».

— А в вашем творчестве превалирует определенная тема?

— Собственную тему я не смогу сейчас сформулировать — не знаю, какая она у меня.

— Почему в последние годы вы как-то больше тяготеете к ретро и не снимаете фильмы о современности?

— Старею, не иначе. Причем без кокетства говорю. Дело все в том, что все мы застреваем в каком-то времени любви. В периоде, наиболее ярко в тебе запечатлевшемся. У любого человека есть годы, когда он наиболее четко резонировал с эпохой, жил с ней на одной волне. У одного это состояние длится долго, у другого — не очень, у некоторых эти отрезки повторяются. И вот если внимательно проследить биографии великих мастеров, то можно заметить, где они утеряли эту удивительную особенность — чувствовать время.

— А может быть, творческий энтузиазм идет на спад вовсе не потому, что потерян пульс бытия, а просто потенциал исчерпан?

— Безусловно. Талант не бывает неиссякаемым. Хемингуэй как-то в шутку сказал, что даже способные драматурги-евреи исчерпываются гораздо быстрее, чем, например, он, англосакс. Хотя не был антисемитом, но его просто окружало так много еврейских писателей, что у него складывалось такое ощущение. Не знаю так ли это, но, действительно, независимо от национальности — у каждого есть свой порог. Кто-то полностью выговаривается лет в 50, кто-то — в 40. Вообще генерирование идей происходит до 30 лет. Дальше уже идет эксплуатация опыта. И это объясняется биологически: как только человек перестает расти — становится консерватором. И единственно верного рецепта творческого долголетия не существует.

— Последние месяцы пресса сообщала публике, что вы на юге, во время бархатного сезона, снимали картину «Водитель для Веры» с Игорем Петренко из «Звезды» в главной роли. Когда фильм выйдет на экран?

— Пока у него грустная судьба. Мы отсняли только половину. Денег нет — проект заморозили, отложили на год. Естественно, вся группа морально подавлена. К счастью, в это «окно» я буду работать, но все равно сильно обидно.

— В российской киноиндустрии путь от замысла до воплощения чрезмерно долог?

— Все индивидуально. Есть режиссеры, которые за два года успевают снять три картины. Но, думаю, большинство из них не слишком требовательно относится к выпускаемой продукции. Встречаются, правда, исключения — такие, как Балабанов и Рогожкин, которых я обожаю, радуюсь их стремительности. Я бы, даже имея средства, все равно не смог снимать в таком темпе. В этом смысле я тихоход, но пока вынашиваю замысел художественной ленты — параллельно снимаю документальное кино, клепаю сценарии…

— Вы написали сценарий «Классика». В бильярд играете на досуге?

— Крайне редко: рыбалка мне ближе, еще к горным лыжам в последнее время пристрастился… А с этим фильмом была странная история. Изначально я задумывал легкую комедию на побережье Ялты. Но режиссер Георгий Шенгелия предложил все это дело несколько осовременить с помощью другого сценариста. Я был не против, но тем не менее сильно удивился, увидев себя последним в титрах: несколько несправедливо — все же история началась с меня. Хотя в итоге лента получилась не такой, какой я задумывал.

— Мало кто знает еще о вашей рекламной деятельности, за которую, ни много ни мало, вы получили «Серебряного» и «Бронзового льва» в Каннах…

— Могу похвастаться: за рекламные ролики у меня много и других европейских, да и американских призов.

— Что это были за шедевры? Напомните.

— Множество банковской рекламы, допустим, РИКК-Банка, Мост-банка, банка «Славянский», всяческих тогда популярных пирамид. Слоганы и структуру придумывали гениальные авторы в агентстве «Видео-Интернешнл», а я уже все облекал в кинематографическую форму, создавая мини-фильмы. Между большими картинами эта деятельность приносит и моральную радость, и материальным подспорьем служит. Недавно я вот снял ролик для «Московской сотовой», для «Святого источника» и т. д.

— Вернемся все-таки к большому кино, которого не так много: все пространство заполонили сериалы…

— Но их немалая заслуга в том, что они наконец позволили актерам выйти на зрителя. Пока наш кинематограф находился в вынужденном простое — лет, наверное, семь, — целые поколения выпадали. Актеры ведь без практики, тренажа профессионально деградируют.

— Не все режиссеры могут похвастаться филигранным умением общаться с актерами. У кого вы сами обучались этим навыкам?

— Мне не повезло: в институте я это проскочил, так как учился на операторском факультете, а режиссерский окончил экстерном. Упущенное наверстывал уже самостоятельно — на площадке, по наитию, совсем непрофессионально. Иногда мне это мешает.

— А отец разве никогда ничего не советовал?

— Тут словами не научишь — нужно наблюдать за процессом. А работа с актерами — дело интимное. Я у отца на съемках был всего два раза. Поэтому теперь справляюсь сам и всегда максимально доходчиво стараюсь объяснять актерам свое видение. И слежу, как оно адекватно реализовывается.

— Вы считаете себя обеспеченным человеком?

— Если посчитать, какое количество фильмов я сделал за жизнь и сколько за них денег получил, то я совсем не высокооплачиваемый. Видимо, не умею зарабатывать. И это при том, что постоянно что-то делаю. Снимаю, сценарии пишу перманентно — я графоман: одни — на заказ, а другие — для души, и они потом укладываются стопками в стол… К сожалению, далеко не все реализуются. Зато — и это главное — занимаюсь любимым делом.