Архив

Мавр-кибернетик

Мама русская, отец замбиец. До пяти лет жил с родителями в Замбии. Потом вместе с мамой вернулся в Тюмень. В 22 года приехал в Москву — поступать на театральный. В закулисье Григорий СИЯТВИНДА считается альтер-эго Райкина.

1 марта 2003 03:00
1015
0

Мама русская, отец замбиец. До пяти лет жил с родителями в Замбии. Потом вместе с мамой вернулся обратно в Тюмень. В 22 года приехал в Москву — поступать на театральный. В закулисье Григорий Сиятвинда считается альтер-эго Райкина.



О чем вам интереснее говорить? О профессии или о жизни вне сцены?

Конечно, о профессии. Об остальном стараюсь вообще не говорить.

Боитесь, что переврут слова?

Нет, просто я для себя разграничил, что вся моя публичность связана только с профессией. С кем я сплю и что я ем никого не должно волновать.

На вопрос «Какое ваше любимое блюдо?» — тоже не отвечаете?!

Да нет! (Смеется.) Это я, конечно, могу рассказать. Просто когда кто-то самозабвенно делится подробностями жизни, я этого понять никак не могу.

Актеру необходимо подстегивать интерес к себе подобными откровениями?

Каждый решает сам для себя. Мне тоже предлагали в качестве PR-акции какой-нибудь скандалец учинить.

Кто?

Неважно. Они говорили: «Может, у вас было что-то скандальное в жизни? Если нет — то мы придумаем!». Это просто глупость какая-то!

То есть секунд 30 на раздумья потратили?

Гораздо меньше! (Смеется.)

Ходят слухи, что африканцы приходят на ваши спектакли и потом прорываются за кулисы, чтобы прикоснуться к вам и получить частичку удачи. Это так?

Абсолютная чушь. Правда, говорят, что цветовой фон зала на «Макбете», например, стремительно темнеет. Так это потому, что темнокожих артистов в Москве просто нет. По крайней мере, я больше никого не знаю.

А вы с этими зрителями контактируете?

В Москве есть два фонда — «Межрасовые дети» и «Метис». Да, туда я периодически прихожу на встречи.

С огромным удовольствием. Я очень удобно себя чувствую с ними.

А уже будучи актером, чувствовали себя неудобно из-за экзотической внешности?

Думаю, нет. Беспокойства бывают у меня, скорее, о своей актерской судьбе: когда твой намеченный план развития — ровный и спокойный — начинает пугать именно своей неспешностью и определенностью.

Это конкретный план? На бумаге?

Нет, он очень общий. На уровне ощущений. То есть с течением времени я должен получать все больше предложений от режиссеров, и как только я ощущаю их нехватку, то образуется некая пустота — я напрягаюсь. Раньше я соглашался на все предложения, потому что это был этап, когда нужно было ввязываться во все.

Во все?..

Ну, бывали предложения, от которых я и отказывался — что-то вовсе запредельное. Такой случай был: я прочитал сценарий и понял, что это ужасно.

Тоже меньше 30 секунд потратили?

Да (Смеется.).

Вы получили премию «Чайка» в номинации «Злодей». Награды — это приятно?

Ужасно приятно! Хотя я понимаю, что это совершенно ничего не значит. К тому же нашей профессии свойственно следующее: как только у тебя зарождается ощущение собственного благополучия, значит на следующем спектакле или репетиции все это рухнет. Нужно постоянно не только окружающим, но и себе доказывать, что ты не верблюд.

Ваша мама живет в Тюмени. В Москву ее не перевезли пока?

Нет, она там. Но приезжает в гости, приходит на спектакли.

Критикует вас как актера?

Нет, что вы! Она в восторге от всего, что я делаю. Конечно, я ее комплиментам не очень доверяю. Мнение режиссера — вот главное. Но с благодарностью принимаю все ее слова.

На улицах вас узнают?

Иногда да. Но не повально. Могу спокойно ездить в метро.

Я знаю, что права у вас есть уже лет десять. Как насчет машины?

Помимо прав у меня уже и гараж есть. А машины пока нет. Но вот-вот будет.

Что за машина?

«Восьмерка», возьму на первый год.

Опыт вождения есть?

Никакого! Правда, я тут две недели ездил с инструктором по Москве. Оказалось, что все довольно просто.

Поездил, и у меня просто все зазудело. Я теперь, когда сижу рядом с водителем, начинаю нервно ерзать.

А водители узнают?

Редко. К тому же даже если и узнали, то говорят одно и то же: «Я вообще то в театр не хожу. Жена вытащила…»

Вы курите?

Да.

Бывает так, что сигарета для вас — лучший собеседник?

Я бросал много раз. Последний раз года три назад. Бросал без фанатизма. Продержался полгода. Если припирало, то позволял себе покурить.

Отчего решили бросить? Кашель и общая немощь?

Да нет! Просто захотелось. А теперь мне совсем не хочется бросать, и это меня как-то пугает.

Курить стали больше?

Я как курил, так и курю — 12 или 14 сигарет в день. Просто сейчас я даже не могу себя представить без сигареты. Курить я люблю в одиночестве (и не на улице), потому что этот процесс требует сосредоточения. Люблю курить дома, в кресле перед телевизором, с кофе или чаем.

А что больше любите — кофе или чай?

Больше кофе, но много не пью: сердце начинает прыгать в груди.

Утро Сиятвинды — кофе и сигарета?

Если не проспал, то да!

Актеры живут по режиму?

Нет! Никакого режима. В этом-то и прелесть. Я, конечно, могу себя представить в каких-то других профессиях, в офисном костюме, но смущать меня будет не сам костюм, а график «с девяти до пяти»! Каждый день!

Может, поэтому вы в свое время не доучились на кибернетика?

Наверное! (Смеется.) Там еще и армия вмешалась, да и вообще мне эта наука стала неинтересной. Поэтому я сел и стал думать. Так, что меня интересовало в школе помимо математики и физики? И я понял, что есть только два пути: либо работать на тюменском телевидении помрежем третьей категории и однажды дойти до выпускающего режиссера, либо учиться, но технарская сторона вопроса осыпалась, и осталось идти на актерский — я параллельно занимался в драмкружке. Хотя я не понимал, зачем учиться, потому что вообще не считал актерство серьезной профессией.

А теперь?

Теперь я понимаю, что это, конечно, профессия, и определенный «серьез» сохранить в ней можно.

Последняя ваша роль — Отелло. Волновались перед премьерой?

Очень, но сейчас это не то, что раньше. Раньше у меня ноги становились ватными, появлялись сухость во рту, противная вялость. Теперь это прошло, но волнение, внутренняя трясучка, конечно, есть.

Работа шла тяжело?

По-разному. Мне было интересно работать с Александром Зельдовичем. Правда, я часто не мог представить себе весь спектакль, но ему удалось «смонтировать» все в единое целое. Тяжело было собрать актеров в одно и то же время (хоть нас всего четверо) — у каждого свое расписание.

В спектакле очень интересная сценография группы АЕС. Комфортно работается в таких декорациях?

Да. По-моему, очень талантливые люди. Вообще хочется сказать спасибо продюсерам Бокову и Боякову, собравшим такую команду, и отдельное спасибо за то, что не мешали.

А вас эта роль всегда занимала?

Никогда. Больше того, когда я поступил в Щукинское училище, один из преподавателей сказал коллегам: «Никогда не предлагайте ему роль Отелло. Это не его фактура». Я до сих пор считаю, что это не мое. В общем понимании этой роли. Есть очень жестко сложившийся образ мавра: огромный мужчина, мрачный.

Поэтому когда я пошел на первую встречу с режиссером, он мне сказал: «Но ведь Наполеон был небольшого роста, а какой гигант!». И это мне помогло в работе.

Играя Отелло, играли Наполеона?

Да, схожий тип. Мы же ушли от классической трактовки этой пьесы.

Чаще всего Отелло — герой положительный. Большой ребенок, доведенный обстоятельствами. А у нас — страшный карьерист, который ни перед чем не остановится. И роман Дездемоны на стороне рушит его карьеру. И к любви он приходит только в конце. Если я правильно понимаю то, что мы сделали.