Рядом с таким мужчиной запросто можно потеряться. Стереться. Превратиться в тень. Но это не про нее. Супруга Андриса Лиепы Екатерина не из тех, кто может почивать на лаврах известного мужа.

Катя, вы наверняка знали, кто такой Андрис Лиепа, задолго до вашего знакомства…

Конечно, я знала Андриса заочно. У нас довольно заметная разница в возрасте: я еще не поступила в хореографическое училище, а он уже выпускался. Маленькой девочкой я видела, как он танцевал с Ниной Ананиашвили. Они были удивительной парой. Познакомились мы достаточно банально. В свое время Андрис ушел из Большого театра, танцевал в Американском балетном театре у Барышникова. Потом его пригласил Олег Виноградов, художественный руководитель Мариинки. Я тогда только пришла туда. Андрис дебютировал в спектакле «Видение Розы». Потом была «Жизель». Я была покорена созданным им образом! Смотрела и думала: «Неужели мужчина может так любить?!» Потом Андрис стал постоянно работать в нашей труппе.

Вы сразу поняли, что он обращает на вас внимание?

До сих пор иногда его спрашиваю: «Андрис, ну как ты мог так открыто проявлять интерес ко мне? Ты же понимал, что к тебе прикованы взгляды, а я такая юная, всего стеснялась…» Нынешнее поколение в театре не похоже на нас: девочки в 15 лет уже взрослые, у них глаза другие, они могут запросто солисту сказать «ты». Мы воспитывались иначе: обожали балет, артистов восторженно называли на «вы». Поэтому на Андриса я смотрела как на творческую личность. Даже когда у нас начались отношения, для меня существовало как бы два разных человека: один танцевал на сцене, второй общался со мной. Лишь через годы они слились воедино.

Ваша балетная карьера началась по воле родителей?

Маленьким ребенком я постоянно ездила на гастроли с мамой, солисткой Московского балета на льду, заслуженной артисткой России Татьяной Катковской. Ощущение сцены, света, праздника и работы объединялись в моем детском воображении. Как каждая девочка, я очень хотела танцевать, но категорически не хотела танцевать на льду. Подсознательно понимала, что меня всегда будут сравнивать с мамой, а она была потрясающей балериной. И я выбрала пуанты. После третьего класса поступила в Вагановское хореографическое училище, и жизнь моя переехала в Петербург. Маленькой девочкой я оказалась совсем одна в чужом городе. Потом мама вышла замуж и тоже переехала из Москвы в Петербург. Но это случилось не сразу…

Вы скучали без нее?

Ужасно. Хотя такова судьба всех артистических детей. Сейчас, когда у меня растет дочка, я так стараюсь, чтоб ее это не коснулось! Дети не говорят, что с ними происходит, но они страшно скучают без родителей. И это накладывает отпечаток на всю жизнь. Душевная тоска и внутреннее одиночество потом не покидают никогда. Некоторые балерины вспоминают свое детство как кошмарный сон, полный унижений и тяжкого труда. Балет объединяет в себе спорт и искусство, поэтому он сложнее того и другого. В детстве нельзя оценить, насколько трудно тебе придется. Но сейчас-то я понимаю, что напряжение было адское, выживали единицы. В наш класс поступило 36 человек, а закончили училище всего 3 девочки. Это очень суровая школа жизни, ее не всякий осилит. Но те, кто выдержал, закаляются на всю жизнь. И навсегда усваивают главное правило: никогда нельзя отступать, как бы тяжело ни было. Ты должен идти до конца, если ты прав.

В юности вы мечтали стать звездой?

Я всегда была недовольна собой. Во мне сидел внутренний тиран, мне казалось, что я все делаю ужасно. Лишь повзрослев, осознала, что не права. Наш выпуск был юбилейным — 250 лет училищу, — и мы поехали на гастроли в Москву. Волновались безумно! Мой педагог часто ругала меня за руки. И вот выходит первая статья, написанная известным и весьма свирепым критиком. И что же? Она из всего концерта выделила меня, отметив мои «удивительные руки». С тех пор я иначе стала смотреть на многие вещи.

Когда Андрис начал за вами ухаживать?

Мне было лет двадцать. Меня тогда впервые взяли на гастроли в Париж. Для Андриса это тоже была первая поездка с Мариинкой. В день приезда он позвонил мне в номер: «Ну как дела? Что делаешь?» Мы с подругой едва разобрали вещи и собирались ложиться спать. «Я намерен пойти погулять, — сказал Андрис. — Если хочешь, пойдем со мной». Представляете мой шок?! Мы начали срочно искать утюг, красить лицо — словом, полная паника. Когда я спустилась, внизу уже ждало такси, он повез меня по вечернему Парижу, показывал удивительные места, кормил устрицами. Я не могла даже смотреть на них без содрогания, но понимала, что должна съесть, чего бы мне это ни стоило. Назавтра вся труппа четко знала — кто куда с кем ходил.

Вам льстил роман с самим Лиепой?

А я и не понимала, что происходит. Нам было просто хорошо и интересно вдвоем. Мы могли до шести утра разговаривать об искусстве, о балете. Мой папа — драматург, писатель Борис Рацер, поэтому в семье меня всегда окружали интересные люди. И нам с Андрисом было о чем поговорить. Очень долго мы просто встречались. Потом я стала понимать, что между нами не просто дружба, а что-то большее.

Не боялись, что пойдут сплетни?

А они и пошли. Я тогда не подозревала, до чего может дойти человеческая ревность и зависть, поэтому ничего не боялась. К чистому человеку грязь не прилипает, ему проще жить. Тем не менее в следующую поездку меня уже не взяли. Люди доходили до абсурда. Как-то наш худрук пригласил меня в свой кабинет и сказал: «Я много видел на своем веку, но чтоб такое!.. Наверное, ты кому-то сильно досадила!» Показал пачку анонимок и дал почитать. Я была в шоке, долго не могла поверить, что такое возможно. Наверное, наше чувство и стало таким серьезным, потому что мы за него боролись.

Получается, громкое имя Лиепы мешало вашей карьере?

Точнее сказать, создавало препятствия. Хотя теоретически должно было помогать. Все-таки он звезда, я молодая артистка. Но и я сама часто делала выбор не в пользу карьеры. Отношения с любимым человеком для меня всегда стояли на первом месте. Я многим пожертвовала, чтобы находиться с ним рядом. Пожалуй, только сейчас, когда я всерьез начала заниматься бизнесом, фамилия Лиепа стала мне помогать. Когда звонишь и представляешься, человек уже не может бросить трубку или не ответить.

Чем вы жертвовали ради Андриса?

По мелочам я делала это довольно часто. Но однажды пришлось сделать действительно важный выбор. Мы с Андрисом были в Америке, и агентство Elite предложило мне подписать крупный контракт, поработать в качестве модели. Уже через неделю надо было уезжать в Милан на съемки. Но долгая разлука для меня была невозможна.

Вы стремились выйти за него замуж?

Мы поженились нескоро. Года четыре жили вне брака. Наши отношения развивались очень постепенно и привели нас обоих к серьезной вере в Бога. В 33 года Андрис крестился, из лютеранской веры перешел в православную. Мы поняли, что должны быть честны перед собой и перед Богом, и обвенчались. А поженились гораздо позже. Честно говоря, для меня запись в паспорте так и осталась пустой формальностью.

Где вы венчались?

В Никольском храме в Петербурге в день Николая Чудотворца. Присутствовали только самые близкие люди, и то лишь те, кто оказался в городе. Отец Богдан, наш духовный наставник и настоятель Никольского храма, не только венчал нас, но и благословлял от имени родителей. Венчание — удивительное таинство, его невозможно описать, нельзя объяснить, что ты испытываешь. Не поверите — мне было не важно, что надеть. Но моя подруга сказала: «Ты что! Потом дети будут смотреть на ваши фотографии. Мы должны купить тебе платье». За несколько часов до венчания мы нашли мне красивое белое платье.

Насколько я знаю, у Андриса это не первый брак. Вы никогда не ревновали его к прошлому?

Брак у него третий. (Первой супругой Андриса Лиепы была Людмила Семеняка из Большого театра, второй раз он женился в США, на американке. — ред.) И на каком-то этапе у меня действительно возникло некое любопытство, желание узнать подробности. Наверное, если бы в глазах Андриса я увидела, что между нами кто-то стоит, у нас бы ничего не получилось. Сейчас мы оба поняли, что количество штампов в паспорте не имеет никакого значения, единственный брак, который существует, — церковный.

Почему он так рано ушел из балета?

Андрис получил серьезную травму колена, и в его жизни все радикально изменилось. В Америке ему сделали сложнейшую операцию. Потом встал выбор — либо попробовать восстановиться, либо закончить балетную карьеру. И Андрис решил, что есть в жизни и другие ценности. Ведь профессия танцовщика очень эгоистична, ты должен отдаваться ей полностью, не замечая ничего вокруг. Конечно, уход Андриса — большая потеря для балета. Но зато он открыл себя как драматический режиссер, актер, постановщик шоу. Продолжай он танцевать, у него не было бы таких возможностей! Сейчас, когда наступил пенсионный для танцовщика возраст, ему пришлось бы только начинать новый путь.

А так — он уже столько сделал!

Вы не пытались уговорить его остаться?

Нет. Я просто поддержала его выбор. Операция проходила тяжело, реабилитационный период — тоже. Отход от наркоза длился две бессонные ночи. А через две недели Андриса увезли с острым аппендицитом. Когда врач удалил аппендикс, он развалился у него в руках: операцию сделали в последний момент. Врач не понимал, как можно было терпеть такую боль. Когда мы вернулись из больницы, по телевизору шел фильм о Рудольфе Нурееве — «Рудольф и Валентино». Мы включили на моменте, когда Валентино лежит в гробу и два фотографа друг другу говорят: «Какой гениальный был человек, актер, а умер из-за ерунды — из-за аппендицита!» Представляете? Это первое, что мы услышали. И просто перекрестились.

Вы завершили балетную карьеру за компанию с мужем?

Обстоятельства сложились так, что Андрису нужно было переехать в Москву. Мне снова пришлось выбирать, и я отказалась от работы в Мариинке. Через какое-то время родилась Ксения — мы назвали ее в честь Ксении Петербургской. Потом судьба повернулась новой стороной. Появился благотворительный фонд имени Мариса Лиепы, в котором я сейчас являюсь арт-директором. Мы делаем очень большие проекты — и балетные, и эстрадные, драматические. Этим летом ездили в Рим, поставили там балет «Шехерезада».

К модельному бизнесу больше не возвращались?

Несколько лет назад Нина Кондратьева, владелица латвийской компании «Ательерс», предложила мне возглавить представительство фирмы в Москве. Два года я работала ее директором. Мы сотрудничали с известными дизайнерами Середиными Васильевым, которые живут в Париже. Делали дефиле во Франции, в Москве, в Риге. Но потом компания решила ограничиться только Ригой, и я окончательно перешла работать в фонд.

Наверное, скоро придет время решать будущее Ксении. Ведь в балет девочек отдают очень рано…

Дочке всего пять лет, профессиональные занятия начинаются позже. Но я считаю, что для здоровья маленьким девочкам обязательно нужно хотя бы немного заниматься балетом. Необходимо укреплять спинку, учиться красиво сидеть, ходить. Вовсе необязательно потом становиться балериной, но пластику и грацию надо воспитывать с детства. А будет ли Ксюша танцевать профессионально — посмотрим.

Как выглядит ваше семейное гнездо? Я читала, что ваш знаменитый свекор собирал антикварную мебель времен Екатерины Великой.

Мы оба выросли в старинных интерьерах. Марис Лиепа действительно их любил и коллекционировал. Мой папа тоже собирал предметы старины. Поэтому мы с Андрисом как бы заложники антиквариата. И, естественно, продолжаем родительские традиции. В дизайне нашего дома старинные вещи объединены с современным хай-теком. Но не навороченным, а очень простым.

Вы пополняете антикварную коллекцию?

Не могу сказать, что мы фанаты. Просто поддерживаем вещи в порядке, любим их, реставрируем, если что-то сильно нравится — докупаем. Но это не смысл нашей жизни.

А есть любимые предметы? Старый шкаф или кровать?

Спальня для меня — на сто процентов закрытая тема. Не могу понять, как некоторые люди, показывая гостям квартиру, обязательно заходят в спальню. Есть вещи, которые должны оставаться личными.

В гостиной у нас висит большое старое зеркало, раму мы специально не реставрируем. Для меня особенно ценно то, что оно немного мутное. Вокруг него — бра, внизу большой диван, много карельской березы. Мне нравится троечка карельской березы: диван и два кресла с лебедями, очень интересной работы, будто обвитые лозой. Есть и живопись, но к сожалению, ее пока некуда вешать, потому что квартира маленькая. Я обожаю гравюры. И еще — гобелен. На него можно смотреть много лет и находить нюансы, которых раньше не видел.

Какова степень вашего участия в домашнем хозяйстве?

Основная. Конечно, с нашим графиком работы все успеть невозможно. Поэтому есть женщина, которая помогает мне убирать, у ребенка есть няня. Мы редко бываем дома, кушаем, как правило, в кафе или в ресторанах, любим итальянскую и японскую пищу. Но есть блюда, которые делаю только я. Например, кислые щи или борщ. Иначе Андрису кажется, что все сделано невкусно и неправильно.

Муж любит делать вам подарки?

Андрис очень щедрый человек, он умеет радовать — от каких-то мелочей до серьезных дорогих подарков. Но я довольно сентиментальна, для меня важнее не стоимость подарка, а то, что в него вложено. Как-то Андрис съездил в поездку и подарил мне игрушку — маленькую смешную свинку. С тех пор в нашей питерской квартире набралась целая коллекция: больше 120 разных хрюшек.

В такие семьи не всегда легко принимают новых людей. Как вы вошли в семейство Лиепа?

У нас замечательные отношения. С Илзе мы даже жили все вместе в одной квартире здесь, в Москве. Она стала крестной мамой нашей дочки Ксении. А вот с Марисом я, к сожалению, ни разу не виделась. Когда мы с Андрисом начали общаться, его уже не стало. Через какое-то время Андрис сказал мне, пожалуй, самый большой комплимент: «Знаешь, если бы мой папа с тобой познакомился, ты бы ему очень-очень понравилась». Он говорил так, что я сразу поняла, насколько это важно. Потому что образ отца, вкус отца был для него основополагающим даже в наших отношениях.