Воскресный папа
— Какие-то обязанности по дому у вас есть?— Посуду мою. По очереди с Ларисой… Ненавижу эту каторгу, но делю ее с ней. А уж вхожу в раж — заодно оттираю и плиту. Алексей РОМАНОВ, лидер группы «Воскресение» — в интервью «МК-Бульвару».
Алексей Романов, лидер группы «Воскресение», автор «Кто виноват?» (не путать с романом Герцена), «По дороге разочарований», «Я ни разу за морем не был» и вообще большинства песен группы. «Рок-легенда» — так его представляют журналисты. Что, в общем, правильно. Да только представляется при этом нечто древнее, пафосное и неодушевленное. Бесконечно далекое от того замечательного дядьки, с которым мы пьем чай и беседуем на кухне небольшой непафосной квартиры в Конькове.
— Мы с женой сюда два года как переехали, ремонт пережили. Мне-то что, я по образованию архитектор, а вот Лариса… Первый раз приехали с ней квартиру смотреть — уютная, обжитая. Потом прежние хозяева съехали — кривые окна, выгоревшие обои. Тут у нее первый шок был. Потом мы делали легкую перепланировку — ломали стенку, совмещали санузел. Лариса приехала — в чистом поле унитаз стоит. Второй шок. Но я оптимистично расписал ей, как тут все потом будет красиво. И вот смотрите. Обои Лариса выбирала.
— Какие-то обязанности по дому у вас есть?
— Посуду мою. По очереди с Ларисой… Ненавижу эту каторгу, но делю ее с ней. А уж вхожу в раж — заодно оттираю и плиту.
— Вас характеризуют как человека спокойного, уравновешенного. Что может довести вас до белого каления?
— Критика. Я ее не то что болезненно воспринимаю, просто в том, что касается моего творчества, лучше других знаю, что и как нужно делать.
— В гневе вы буйный?
— Кошмар!
— До чего доходит? До матюгов? Рукоприкладства?
— Матюги тут как раз заканчиваются. Матюги — это когда я в благодушном настроении, а тут таких слов напридумываю, да еще и заехать могу.
— Последний раз кто за критику пострадал?
— Женька Маргулис. (Смеется.) Мы возвращались с гастролей. Ночь, сидим в поезде, водку пьем, и тут Женька по поводу нашей новой пластинки: скучная, говорит. Не знаю, может, он хотел меня немножко расшевелить, а то уж очень все у нас тихо и благостно, но я, конечно, тут же вскипел, на глаза «шторки упали», и что было потом — не помню.
— Представляю, какие в свое время у вас с Никольским были баталии. У него ведь тоже характер крутой, замашки лидерские.
— Не, как раз не было. Константин Николаевич очень высокого роста. Я бы до него просто не допрыгнул, руки коротки. (Смеется.)
— После возрождения «Воскресения» в 94-м году вы с ним чуть ли не на первой репетиции решили, что не будете работать вместе. Почему?
— Я тут ни при чем. Косте удобно, чтобы он сам все сочинил, аранжировки сделал, разложил вплоть до движений на барабанах. А остальные, мы то есть, хочешь или нет — играй, как сказали, потом притрется. Буквально на первой же репетиции играем «Забытую песню несет ветерок». Костя — Андрею Сапунову: «Что это у тебя на басу? Тут акцент должен быть». Андрей: «А мне вот в другом месте хочется акцент поставить». Костя брови поднял, замолчал, собрал свои «примочки» и ушел. Мы с ним потом эту тему обсуждали. Он говорит: «Ну не могу я, вот вскипело говно, и все». Такой уж характер у человека.
— Вне работы какие у вас с ним отношения?
— Не могу сказать, что мы друзья. Но когда не заняты работой, а просто сидим вместе водку пьем, все душевно и замечательно. Какой-то конфликт есть, но не между нами лично. Наверное, дело в «Воскресении», которое преследует и его, и меня. Нас на концертах просят сыграть «Ветерок», его — что-нибудь из «Воскресения». Это испытание, крест, с этим ничего не поделать.
— Когда вы в последний раз виделись?
— Четырнадцать месяцев назад, на прошлый Новый год, работали в одном концерте. Раньше, когда он жил буквально через дорогу от меня, встречались часто. Переехал на «Академическую» — стали редко встречаться. Иногда на ярмарке «Коньково» я захожу в винный магазинчик, и мне говорят: а к нам тут опять Константин приходил…
— Когда «Воскресение» возобновило свою деятельность, вас постоянно спрашивали: почему? И вы отвечали: друзья достали — почему бы вам не начать опять играть вместе? По-моему, вы не тот человек, который будет делать что-то только потому, что его «достали друзья».
— И тем не менее это правда. Пятнадцать лет я слушал от самых разных людей, как раньше было хорошо, и как бы было здорово, если бы мы опять, как раньше… А однажды позвонил наш старинный приятель Миша Капник. В свое время, еще будучи студентом медицинского института, он тоже музицировал, а сейчас занимается организацией концертов. Звонит: «Ребят, сейчас „Воскресению“ пятнадцать лет будет. Давайте шарахнем три концерта в „России“. Собирайтесь и репетируйте, а все остальное я устрою». Те три концерта и сподвигли нас на дальнейшую деятельность.
— В одном интервью вы сказали, что выросли из многих старых песен «Воскресения», а за какие-то вам просто стыдно. Неужели?
— Ну, например, у нас есть песня «Тот городок был мал, как детская игрушка». Мы записали ее в числе прочих для дипломной работы студента
ВГИКа. По-моему, фигня полная! И музыка и стихи. И таких песен у меня было… Автор молодой, все по барабану: ну, спел и спел, записал и записал. Когда мы с Костей Никольским сделали в 81-м году ту знаменитую запись, мы ее товарищу принесли. Посиделки, винцо, танцы… Завели кассету — через минуту на кухне болтовня началась, никто ее слушать не хочет. Ну и отлично, думаем, на помойку так на помойку. Это сейчас мы такие бронзовые уроды на броневиках, а тогда нормальные ребята были.
— На одну из новых песен — «Не торопясь упасть» — вы недавно сняли клип, чего никогда раньше не делали. С чего это вдруг?
— Невнимательно читали контракт со звукозаписывающей фирмой, которая наш альбом выпускает. А там написано: участие в съемках клипа и других промо-акциях обязательно.
— Будь ваша воля, клип бы снимать не стали?
— Не-а. Если сценарий хуже песни — песню жалко. А если лучше — так на фиг она нужна, давайте просто хорошее кино снимем. Мы рассматривали несколько сценариев, в каждом — какие-то длинноногие вампирши. Кончились идеи! Режиссер Максим Рожков предложил наиболее приемлемый сюжет. Мы сидим и играем в кадре. А Андрей Сапунов — фишка такая — в отдельных эпизодах поет слова задом наперед. Получается как бы два параллельных течения времени. В общем, все правильно: если раскручиваешь неизвестную группу, ее и надо снимать.
— Неизвестная группа — это вы?
— Конечно. Мы же группа нетелевизионная, неформатная.
— Но у вас полно поклонников, и уж они-то вас в лицо знают.
— И я тем не менее спокойно езжу в метро.
— Они вас тактично не беспокоят или все же могут подойти, что-то высказать?.. Критику, например?
— Намекаете, чтобы я им в рыло заехал? Не, насчет критики — это раньше было, лет пятнадцать назад. Подходили: да, чувачок, вот ты давал когда-то. Сейчас, бывает, начинают: я уже много лет слежу за вашим творчеством… А за чем человек следит, если я уже много лет ни хрена не делаю?
— Кстати, чем, кроме «ни хрена», вы все это время занимались?
— Да вот этим и занимался. Гастроли были. Пока поезд, пока отмоешься после поезда — день и прошел. А на самом деле неплохо было бы часа по четыре в сутки на гитаре позаниматься. И еще часок вокалу уделять.
— Вы с Ларисой, кажется, уже больше пятнадцати лет женаты?
— Да. Вообще у нас две даты отмечаются: восьмое мая, когда мы поженились, и пятое марта — день стирки пальто. Мы с Ларисой тогда только-только вместе жить начали, неделя прошла. Она звонит мне с работы: что делаешь? Я говорю: пальто стираю. Она решила, я совсем спятил: как можно стирать пальто? А оно было финское, «пластиковое», за полчаса высыхало.
— Почему вам так это запомнилось? Даже дату помните точно.
— Забавный случай. А потом, все только начиналось. Мы еще не были уверены, сможем ли ужиться. Оба люди взрослые, артисты, гастрольные.
— Кстати, Лариса ведь четвертая ваша супруга.
— Да. Отец однажды сказал мне замечательную фразу: «Гуляй, сынок. Бог увидит — пошлет хорошую». Так и получилось.
— Так вы не просто гуляли, но и женились.
— Инфантильность. С одной стороны. А с другой — патриархальное воспитание: как честный человек, должен жениться.
— Хотите сказать, что за всю жизнь у вас было четыре женщины и на каждой вы, как честный человек, женились?
— Ну не мог же я жениться на всех восьми. (Смеется.)
— По какому принципу этих четырех выбрали?
— Они были лучшие. А Лариска лучше всех. Это объективная истина.
— Как вы познакомились?
— На перроне Казанского вокзала. Ее провожал муж. Лариса тогда работала в трио «Экспрессия» у Бориса Моисеева, я — в эстрадной программе Ованеса Мелик-Пашаева (экс-директора «Машины времени». — Авт.), и у нас было несколько общих гастрольных поездок. Во время одной из них в Куйбышеве в гостинице «Волга» все и случилось. Наилучшим образом.
— И вы сразу стали жить вместе?
— Нет, еще месяц прошел или два. Лариса была замужем. Я — женат. Мучился: что я вообще такое себе позволяю? Хотя мы-то с женой уже разбежались к тому времени, но не были разведены.
— Одно время вы вместе с Ларисой работали в ансамбле фламенко «Los De Moscu». Она танцевала, вы играли на ударном инструменте кахоне. Почему кахон, а не гитара?
— Я офигеваю от фламенковой гитары. Не могу понять, где там гармонию меняют. Чтобы играть на ней, нужно несколько лет учиться. А ритм — моя стихия.
— Сами фламенко танцевать не пробовали?
— Не, боюсь что-нибудь сломать. (Смеется.) А вообще, кажется мне, стесняюсь я.
— Да для себя ногами постучать… Говорят, нервы успокаивает.
— Для себя я и так найду, как пар выпустить.
— Например? Помимо того чтобы с Маргулисом подраться?
— Несколько километров пешком. У нас тут с одной стороны лес, с другой. Бывало, уматывали мы с Ларисочкой часов на шесть.
— В прошлом году вам исполнилось пятьдесят. Боитесь что-то не успеть в жизни?
— Ну мы же не бываем грустными. Пятьдесят — это рубеж, после которого начинается новый отсчет. В группе «ДДТ» есть замечательный саксофонист дядя Миша. Он говорит: «Мне исполнилось шестьдесят, на днях у меня родился ребенок, и я понимаю: пошел бонус-трек. Все, что могло со мной плохого случиться, уже случилось, теперь получаю от жизни одни подарки».
— Вы с ним согласны?
— А мне 60 еще не грохнуло. Надеюсь дожить.
— Не жалеете, что у вас детей нет?
— Ну что ж поделаешь… Это мой вклад в борьбу с перенаселением. (Смеется.)
— Трудно в пятьдесят лет вести активную музыкальную жизнь? «Воскресение» становится коммерческим проектом: гастроли, съемки клипов, вот альбом записали — жизнь пошла частая…
— Знаете, в чем для меня главная сложность? Я стал ощущать ответственность за то, что я делаю. «Воскресение» — это бренд, коммерческое предприятие. По ходу организации концертов, работы на студии мы вступаем в финансовые взаимоотношения с другими людьми. И хотя прежде всего я ощущаю ответственность за качество своей работы, с этим нельзя не считаться. Если же говорить о «бытовых» трудностях — поездки выматывают. Ужасные поезда, самолеты, в которых толком не разместиться, смена часовых поясов. У меня пик активности — семь часов вечера по московскому временино, когда обычно начинаются концерты. А если концерт на Дальнем Востоке и в Москве в это время шесть утра? А надо шевелиться, петь, сверкать глазами…