Архив

Компромисс с миром

— Вас давно называют человеком мира, а как часто вы бываете у себя дома, в Варшаве?— Редко. Поэтому шучу, что моя родина — это все аэропорты. Кшиштоф Занусси — живой классик, режиссер, философ и преподаватель — в интервью «МК-Бульвару».

7 апреля 2003 04:00
1221
0

Кшиштоф Занусси — живой классик, режиссер, философ и преподаватель. Он верит в Бога, но не верит в приметы. Любит работать и уверен, что даже в глупом рекламном ролике режиссер оставляет частичку своей души.

Он не помнит точное число своих фильмов.

Да и зачем ему это помнить? Сказано же — классик.

— Вас давно называют человеком мира, а как часто вы бываете у себя дома, в Варшаве?

— Редко. Поэтому шучу, что моя родина — это все аэропорты. Но когда я наконец оказываюсь у родного очага, то с радостью принимаю гостей, своих друзей. И это не светские мероприятия, а такой интеллигентный салон, где ведутся жаркие дискуссии, споры на художественные темы и разговоры об искусстве. По-моему, это хорошая традиция. У меня есть где остановиться, и ко мне съезжается множество людей изо всех стран, в том числе уже несколько сотен русских студентов были, для которых я организовывал различные встречи. Отчетливо помню, с каким трудом мое поколение вырывалось за границу, поэтому, если я таким образом могу хоть кому-то помочь, я это с удовольствием делаю.

— Философское образование помогает в режиссуре?

— Ну тут сложно сказать однозначно. Одному, наверное, помогает, а другому мешает. Это просто параллельность, то, что художник выражает своим творчеством. Кстати, я учился нормальной философии, у нас в начале 60-х годов не было марксизма-ленинизма в Краковском университете. Так что все было цивилизованно. Мой мастер был феноменологом, а я в то время увлекался экзистенциализмом, так как он тогда еще был в новинку. А вообще, знаете, это ведь не имеет большого значения, ведь студент еще не делает своего выбора, он просто учится языкам, азам и лишь впоследствии формирует свой взгляд, который, безусловно, ему необходимо иметь. А для режиссера прожитое мировоззрение — основа в его работе.

— Любовь и смерть всегда рядом в искусстве. Как о двух этих понятиях вы думали в детстве и как теперь?

— Мое детство пришлось на военный период. И я благодарен родителям, их жертвенной любви. Они меня спасли, сохранили, поэтому я остался жив. Мой отец уже умер, а маме недавно исполнилось 96 лет.

— Кто ваши родители по профессии?

— Папа был инженером, из семьи, где несколько поколений строили железные дороги, имея собственное предприятие. Одним словом, интеллигенция. Папу звали Ежи. Занусси — фамилия итальянского происхождения. А мама, которую зовут Ванда, из польской семьи Неведомских. У меня был еще брат, но он, к сожалению, уже умер.

— Вы преподаете по всему земному шару, в том числе являетесь и профессором ВГИКа. Какие наставления даете своим подопечным?

— Однозначного ответа не существует, так как рядом учатся и будущие режиссеры хороших художественных картин, и режиссеры, которые будут снимать коммерческие глупые фильмы. И им тоже надо подсказать какие-то принципы элементарного киноязыка. Это знаете, например, по аналогии: я постоянно путешествую и в Индии видел человека, сидящего с машинкой и пишущего письма по просьбе всех неграмотных, но никак при этом не влияя на текст. Так вот и я — тоже обязан помогать всем, но никоим образом не давить. Пусть они рассказывают о том, о чем сами считают нужным. Хотя, признаюсь, несказанно приятно, когда нахожу среди студентов близких мне по духу людей. Лекции сразу становятся праздником. А если учу чуждых мне товарищей, то я это делаю, но уверен, что даром теряю время. Ведь они потом будут делать какое-нибудь музыкальное телевидение, анонимную рекламу или скучные сериалы, где фамилия режиссера никого не интересует. Потому что утром там на смену заступает один, а после обеда его сменяет другой.

— Каким образом вы предпочитаете отдыхать?

— Знаете, отдых — это понятие людей определенного социального слоя. В отпуске как таковом нуждаются те, у кого нудная, монотонная работа. Если человек ежедневно ходит на службу в один и тот же офис, то ему, безусловно, нужны перемены. А моя жизнь и так калейдоскоп впечатлений, в каких только странах мира я не побывал! А в небольших промежутках между работой мы любим с женой кататься на лыжах, плавать в океане. Но это происходит не регулярно, а от случая к случаю.

— Сколько лет уже вашему супружескому союзу?

— С Эльжбетой, у которой, кстати, есть русские корни, мы ровесники и живем вместе уже очень много лет. Познакомились еще в детстве. Она была сестрой моего друга. В те годы мы, правда, не заинтересовались друг другом. Все произошло значительно позже. По профессии она художник и тоже, как и я, много занимается благотворительной деятельностью, а уж машину водит гораздо лучше меня, это надо признать.

— А дети у вас есть?

— Детей нет, поэтому больше времени для себя.

— А домашние животные?

— А как же! Лабрадор Туту, светлого окраса.

— Обычно режиссеры верят в разные приметы, талисманы и знаки судьбы. Вам это не свойственно?

— О, это все язычество, все гороскопы и прогнозы, которые средства массовой информации распространяют для толпы. Я верующий человек. И даже моя собака, я надеюсь, верит в Бога. И вера — это двухтысячелетняя история развития христианства и других религий… И у православных, и у католиков, и у протестантов сохранилась одна мудрость на всех, связанная с одной цельной выработанной системой. Я хорошо знаком с основами буддизма, и индуизма, и мусульманства. И ко всем религиям отношусь с глубоким уважением, потому что знаю, как там все сложно сцеплено. И оттого с неудовольствием наблюдаю таких, знаете, любителей, которые, словно в супермаркете выбирают продукты: немного йоги, чуть-чуть дзен-буддизма и, конечно, христианства — и думают, что уже могут самостоятельно ткать ковер мудрости. А это сущая глупость.

— Вы настоящий полиглот, знающий семь европейских языков помимо родного польского и близкого к нему русского, — французский, немецкий, итальянский, испанский, английский… Как умудряетесь все успевать?

— Я воспитывался в сложный период, мы долгие годы жили в бедности. А это обстоятельство, знаете ли, очень помогает вообще собраться в жизни. Ведь над тобой довлеет дикий страх: главное — не пропасть. А все предпосылки и быт в условиях коммунизма, когда наша семья все потеряла, сильно способствовали, чтобы я не остался интеллигентом, а стал простым рабочим. Существовала жесткая политика ущемления детей бывшей элиты. А этому нужно было противостоять. И именно по этой причине я учился и изучал чужие языки. Мною владело стойкое чувство, что, если я сам себе ничего не сделаю, мне никто ничего не подарит. Это ощущение до сих пор помогает.

— Многие один из последних ваших фильмов, «Жизнь как смертельная болезнь, передающаяся половым путем», назвали шедевром. Как идея этой ленты пришла вам в голову?

— Когда решил снимать эту картину, размышлял таким образом: прошло 12 лет после падения коммунизма, и за все эти годы люди так сдурели от ажиотажной погони за деньгами, что самое время, может быть, напомнить, что все мы смертны и в жизни присутствуют, может быть, вещи гораздо более важные. И я хотел, чтобы мой фильм не пугал, а вселял надежду, что с нашим уходом ничего не кончается и что на эту тему следует задумываться.

— А какое еще большое кино в планах?

— Задумок несколько, а производство одного проекта надеюсь осуществить совместно с Россией. И с Никитой Михалковым мы уже обсуждаем этот вопрос.