Архив

Земля — воздух

Прошлое лето запомнилось москвичам изнуряющей непрекращающейся жарой. Но съемочной группе сериала «Русские амазонки», превозмогая лень, расслабленность, потливость и тепловые удары, надо было снимать.

14 апреля 2003 04:00
1584
0

Прошлое лето запомнилось москвичам изнуряющей непрекращающейся жарой. В такое время не то что работать — отдыхать лень. Но съемочной группе сериала «Русские амазонки», превозмогая эту самую лень, расслабленность, потливость и тепловые удары, надо было снимать. План есть план, и никакие природные катаклизмы не в силах ему помешать.



Но именно в тот августовский день, когда «МК-Бульвар» решил посетить съемочную группу, погода резко изменилась: температура упала до тринадцати градусов, поднялся холодный северный ветер и небо вот-вот грозилось разразиться дождем. На съемочной площадке, а именно на продуваемом со всех сторон аэродроме «Мячково», смена климатических условий ощущалась особенно сильно. Посередине летного поля возле самолета съемочная группа судорожно куталась в теплые свитера и куртки, безрезультатно стараясь натянуть поглубже на уши бейсболки и панамки. Ветра им почему-то мало: у самолета на полную мощность работает пропеллер, буквально сдувая всех с ног. «Это для того, чтобы, во-первых, было видно, что самолет летит, а во-вторых, чтобы создавалась видимость сильного ветра в воздухе во время полета», — объяснили нам. На хвосте, под задним крылом висит девушка в белом платье и с парашютом, на земле под ней постелены маты. Пытаясь перекричать шум работающего пропеллера, мы попытались выяснить, что тут, собственно, происходит.

— Мы снимаем эпизод из последней, 12-й серии, — рассказывает нам режиссер Исаак Фридберг. — Там по сюжету жених и невеста решили отметить свадьбу в воздухе: спрыгнуть с парашютом и обменяться кольцами. Невесте (Ольга Левитина) очень хотелось прыгнуть в роскошном свадебном платье, что категорически нельзя делать, но муж у нее богатый и все ей разрешает. А когда она прыгнула, потоком ветра юбку превратило в парус, ее отнесло, и платьем она зацепилась за хвост самолета. Ее несколько раз ударило о борт, и она висит без сознания. Положение безвыходное: сесть самолет не может, потому что сесть — значит, ее убить. Надо невесту как-то снимать, а в самолете остались только теща со свекровью (Марина Голуб и Раиса Рязанова), летчица, которая ведет самолет (Марина Могилевская), и командир экипажа (Леонид Якубович). И тогда герой Якубовича решается на отчаянный поступок: надев парашют и выбравшись из самолета на его фюзеляж, он по нему ползком добирается до девушки, там специальным ножом — стропорезом — обрезает часть платья, и они вместе падают вниз. На этом приключения не заканчиваются, но больше я вам ничего не расскажу.

Вообще-то режиссер не хотел рассказывать нам даже этого и некоторое время даже сокрушался, что мы все это увидели. «Вот напишете теперь, раскроете все наши секреты, и зрители будут думать, что мы их обманываем», — бурчал Фридберг. Но вскоре подобрел и рассказал нам еще одну «тайну»:

— На земле мы для крупных планов снимаем, а вообще мы этот трюк и в воздухе сделали на высоте полторы тысячи метров. База «Главпрыг» мало того что предоставила нам самолет, они нам еще каскадерскую группу выделили и оператора. Оператор с парашютом и камерой находился на нижнем крыле самолета. Один каскадер в воздухе выбирался из самолета и повисал в районе заднего колеса, а второй каскадер, как и Якубович, по фюзеляжу добирался до первого, освобождал зацепившуюся девушку, и они вместе прыгали вниз.

— А невесту мужчина изображал или была женщина-каскадер?

— Не скажу. Дайте мне возможность хоть что-то оставить в секрете.

К самолету подходят Леонид Якубович, Марина Голуб и Раиса Рязанова — всем троим надо забраться внутрь. Трапа у самолета нет: вместо него стоит стул. «Тут ступенек нет, как мы влезем?» — разводят руками актрисы. Якубович как галантный джентльмен ласково подсадил обеих дамочек в салон (а по окончании съемок так же аккуратно помог слезть, тем более стул к тому времени куда-то бесследно исчез).

— Аркадьич, встаньте на колени и высовывайтесь из самолета, — командует режиссер Исаак Фридберг. — В сценарии написано, что женщины держат его за ноги, а он висит… Но это же бред! Не надо его за ноги хватать, держите как-нибудь по-другому. Как держать? Нежно, — шутит Фридберг.

«Мотор!» — как можно громче кричит в мегафон режиссер. Оператор с камерой пытается удержаться на ногах. Сопротивляясь сильному ветру, ему нужно плавно качать камеру, чтобы казалось, что он летит. В это время маты сдувает прямо на невесту и накрывает ее с головой. Запоролся уже третий дубль. У несчастной девушки, висящей в неестественном положении, болит спина и шея, к тому же ее трясет от холода. На четвертом дубле наконец все прошло идеально. Якубович, изображая, что он спрыгнул с самолета вниз, упал на мат да так и остался лежать. Радостный режиссер подбежал к Леониду Аркадьевичу и поцеловал его в лоб: «Ура, сняли! — и, обращаясь уже ко всем: — можно пойти пообедать». Все побежали есть и греться, Якубович побрел к скамейке и прилег на нее позагорать под недавно выглянувшим солнцем, а сам Фридберг взял два яблока и ушел гулять по аэродрому, тут мы его и поймали.

— Говорят, Якубович в обеденный перерыв летает тут на самолетах?

— Не просто в обеденный перерыв, он постоянно летает. Как только есть свободные полчаса, Леонид Аркадьевич тут же на самолет или вертолет, и иногда не один, а в компании с какими-то свободными членами группы. По-моему, всех перекатал уже. Он у нас один из самых важных консультантов, естественно, помимо летчиков этого клуба. И мы снимаем его в воздухе.

— То есть, когда вы снимаете, как летит самолет, он сам его пилотирует?

— Да, конечно. Больше того, у нас все наши актрисы тоже водят самолеты. Они во время съемок сначала научились их пилотировать на земле, а потом и в воздухе. Вместе с инструктором, который их подстраховывает.

— А вы сами научились управлять самолетом?

— Нет, мне некогда учиться. Когда все остальные катаются, я снимаю. А во время обеда ко мне приходят корреспонденты. Это шутка. Но, может быть, когда-нибудь и поучусь, потому что я подружился со всеми летчиками.

— Это ваш первый фильм про самолеты, но я сейчас слышала, вы хорошо владеете профессиональной терминологией.

— Ну на таком-то уровне я все знал. Я вообще человек образованный. В самолеты влюблен с детства, со времен «Ночного полета» и «Маленького принца» Сент-Экзюпери. Сейчас мы здесь находимся уже третий месяц, и я, естественно, знаю про самолеты все.

— А если вы до этого не снимали самолеты ни разу, то вы сами дошли до того, как снимать их в воздухе, или, может, вам консультанты что-то подсказывали?

— Дело в том, что в нашей стране не слишком много опыта, как снимать авиационные фильмы. Таких картин давно не было, а те, которые были, снимались лет 20—30 назад, и та технология, которая была, — устаревшая. Теперь есть другие возможности, поэтому пришлось разрабатывать свою технологию. Это не значит, что я ее разработал, есть большая группа авиационных специалистов. Между прочим, один из наших продюсеров — Давид Кеосаян — сам замечательный летчик, тоже летает здесь в аэроклубе. И часть трюков он сам лично выполняет. Средней сложности, конечно, но тем не менее это серьезные авиационные трюки.

— А Леонида Якубовича взяли на роль во многом потому, что он сам летчик?

— Когда я эту историю прикладывал, распределял по актерам, у меня не было другой кандидатуры. Зная, что он летчик, я хотел, чтобы он снимался в этой роли. И мне кажется, он очень интересно ее играет.

— Сейчас, когда снимался эпизод, Якубович поранил себе руку. А вообще у вас на съемках были какие-то несчастные случаи?

— Вот то, что вы видели, это его отношение к работе. Леониду Аркадьевичу было предложено сниматься в перчатках. Он репетировал в перчатках, но когда началась съемка — я этого не заметил, — он перчатки снял, чтобы это выглядело убедительнее, сильнее, драматичнее, и в итоге поцарапал руку. Не поранился, слово «поранился» чрезмерно, но ссадина есть.

— И часто бывают такие царапины?

— Честно говоря, это вторая за съемочный период. Первая была у одного из осветителей, который по неосторожности ударился головой о пропеллер.

— О господи, не крутящийся?

— Нет, к счастью. Просто мы стояли у самолета (у них закреплены пропеллеры всегда, они не вращаются), он неловко повернулся и ударился лбом. Но все на уровне ссадины. А вообще у нас трюков опасных не бывает. Сегодня вот присутствовало несколько каскадеров, они все страховали. У нас никаких ЧП не было, тьфу-тьфу-тьфу. И не будет.

— Вы работаете над проектом третий месяц. Довольны тем, что уже наснимали?

— Ну как вам сказать… Это один из недостатков режиссерского характера. Режиссер всегда любит свой материал, и иначе быть не может. Как можно снимать и не любить свой материал? Надо тогда повеситься, уйти с картины, запить, не знаю, что надо сделать. Ужас нашей профессии в том, что каждый режиссер, снимая картину, думает, что он снимает замечательную картину. Откуда берутся плохие фильмы — загадка. Потому что все любят свой материал, все любят своих артистов, все любят свой сценарий, снимают с напряжением. Я к чему это говорю? Не потому, что я хвастаюсь, а потому, что нельзя не любить свой материал, своих артистов, свою группу — это сразу видно.