Архив

Большая жратва

«Когда нашему продюсеру Николаю Билыку предложили делать эту кулинарную передачу, он заметил, что самое сложное — найти ведущего. И тогда кто-то сказал, что запомнил одного артиста, который на экране все время вкусно ест. А я действительно в фильме „Тот самый Мюнхгаузен“ — ем, в „Зимней вишне“ — ем, в „Графине де Монсоро“ — жру и пью!»

5 мая 2003 04:00
1211
0

Еда — это удовольствие, а вкусная и красивая еда — большое удовольствие. Ориентируясь на это, руководство почти каждого телеканала поставило в вещательную сетку собственное чревоугодническое шоу. Но придумать формат кулинарной передачи — лишь полдела, основной успех ей, как правило, приносит ведущий. Лицом «Лакомого кусочка» на ТВЦ стал известный актер Владимир Долинский. И, по его мнению, неспроста…



— Неспроста?.. И почему же?

— Когда нашему продюсеру Николаю Билыку предложили делать эту кулинарную передачу, он заметил, что самое сложное — найти ведущего. И тогда кто-то сказал, что запомнил одного артиста, который на экране все время вкусно ест. А я действительно в фильме «Тот самый Мюнхгаузен» — ем, в «Зимней вишне» — ем, в «Графине де Монсоро» — жру и пью! В общем, и продюсеру, и режиссеру Павлу Судакову я подошел.

— У вас упитанный и здоровый вид, что явный плюс для ведущего передачи про еду. По условиям контракта вы имеете право худеть?

— Это у нас не оговорено. Но я и сам знаю, что слишком худеть не стоит — мне не идет. Правда, в жизни случались ситуации, когда я терял килограммов по двадцать, и всегда у меня оставались мои фирменные щечки — детские, пухлые. Даже товарищи мои подшучивали над собственными женами: «Нет, не от меня наш дитятя, от Долинского — щеки выдают!»

— А вы действительно и в жизни умеете готовить — или в передаче все «ловкость рук» и монтаж?

— Умею, и это очень важно. Ведь в большинстве кулинарных программ ведущие лишь помогают словом и делом людям, приглашенным что-то приготовить. Я же делаю все сам, что вызывает особое доверие. Самое главное, у меня для этого есть фантазия, творческая жилка, что я и пропагандирую в своей передаче. Дочка Полька в детстве плохо ела. Чтобы ее заинтересовать, я делал ей «солнышко в рамочке»: из куска черного хлеба вынимал сердцевину, поджаривал корочку, а внутрь выливал яйцо. Или придумал «сырные антрекоты» — кусочки сыра обжаривал в кляре. Люблю дополнять догматические рецепты какими-то нюансами.

— Кому адресован «Лакомый кусочек»?

— Людям, у которых нет возможности пойти в ресторан и заказать там, например, итальянское сформатино. Я им объясняю, что сформатино — это всего-навсего отварная и запеченная в яйце цветная капуста с десятком очищенных и поджаренных креветок. Такое блюдо в ресторане тянет долларов на пятьдесят, а приготовив то же самое на собственной кухне, можно устроить себе праздник души, уложившись в сотню рублей. Многое из того, что кроется за затейливыми названиями меню, не так сложно и не так дорого. Своих зрителей я призываю побаловать себя в домашних условиях и учу, как это сделать.

— Каждая операция приготовления блюда для передачи снимается с одного дубля?

— Практически да. Очень редко делается подмена. Например, когда я готовил «фаршированного зайца». Это шутливое название, на самом деле брался обычный говяжий фарш и из него лепился сидящий заяц с глазами-маслинами. Но я не умею лепить, поэтому в кадре я начинал, а заканчивала за меня художница, и одного зайца мы меняли на другого. Потом он запекался, и получалась одна большая красивая котлета. Кстати, с таким зайцем мы с семьей однажды ездили в гости встречать Новый год.

— Случалось, чтобы перед камерой все сгорело, выглядело неэстетично или вообще не получилось?

— Ни одного раза за полтора года, а это около семидесяти передач!

— Куда после передачи деваются приготовленные блюда?

— Все сжирается творческой группой за пять минут. Ведь наша 15-минутная передача снимается часа четыре, и за кадром остаются голодный режиссер, оператор, осветители, гримеры, которые с последним «Снято!», как хищные вороны, накидываются на готовенькое. Кто не успел, обижается — что ж вы меня не позвали, я полдня этого момента ждал! Ну, а лучший кусок, как водится, я лично несу в бухгалтерию.

— Ну, а вы сами-то поесть любите?

— Еще как! При этом я даже не гурман, я — чревоугодник, обжора. Люблю, чтобы было много и вкусно! Раньше запросто уничтожал сковороду жареной картошки, залитой 2—3 яйцами, с нарезанными туда же котлеткой и парой сосисок. А потом куском горбушки белого хлеба подбирал остатки. Вот это мое! Но теперь я на раздельном питании. Слежу за собой!

— И что для вас из еды сейчас самое любимое?

— Я очень полюбил суши. На днях мы всей семьей сходили в японский ресторанчик и устроили разврат желудка.

— Чувствуется, что семья у вас очень дружная. А что в семейной жизни вас больше всего удивило?

— Известие о том, что я стану отцом. К тому времени мне было 45 лет, и я уже отчаялся иметь ребенка. Но то, что жена сообщила мне о беременности, было еще пол-удивления, а вот когда я увидел свою дочку, преобразилась вся моя жизнь. Я даже считаю, что у меня две жизни — до рождения Полины и после ее рождения.

— Вы жесткий отец или дочке разрешаете все?

— Не знаю. С одной стороны, я многое ей позволяю. С другой, она с детства знала слова «нет», «это дорого», «это нам не по карману» и не ныла — хочу, купи. Она еще ребенок, но когда подрастет, душить ее свободу я буду ограниченно.

— По маленькому ребенку часто видно, кем он вырастет. Это было понятно по вам и что вы думаете о будущем Полины?

— Со мной сразу все было ясно, потому что к актерской профессии я не просто шел, а бежал! Всегда тянул в классе руку, чтобы прочесть стихи наизусть. С восьми лет занимался в актерском кружке Дома пионеров. Ненавидел физику, химию, математику, рассуждая, что актеру они не нужны, а считать я и так уже умею. После 7-го поступил в юношескую театральную студию при Театре им. Станиславского, где занимался вместе с Никитой Михалковым и Инной Чуриковой. Через несколько лет моя мечта сбылась: я поступил в Щукинское училище. Поле сейчас 14, и она тоже хочет быть актрисой, но моей жажды заниматься этим делом и осатанелого желания быть первой в ней нет. Хотя она девочка явно одаренная, у нее близко слезки, она эмоциональна. Поля снялась со мной в эпизоде «Ералаша», где очень точно все сыграла. Она, конечно, обречена на творческую профессию.

— А действительно этот брак у вас уже пятый?

— Да, официально пятый. Но до этого были скорее не браки, а подбраковочки года по три. Всерьез и надолго я женился в 1987 году на Наташе.

— И все ваши жены были из творческой среды?

— Не все. Наташа — да, она хорошая актриса, закончила Щукинское. Мы с ней познакомились в Еврейском театре, где я одно время работал. Но, понимая, что двум актерам в одном доме тесно, она оставила профессию и целиком отдала себя семье. Первая жена тоже актриса — красавица Валентина Шендрикова. Поженились мы мальчишкой и девчонкой, брак наш был смехоподобен — мы то целовались-миловались, то дрались. Разбежались быстро, но на всю жизнь остались в добрых отношениях. Я вообще со всеми бывшими женами достаточно дружен — мне с ними повезло, это им со мной — не очень.

— И что же, всем женам давали свою фамилию?

— Да, ведь в случае развода нам не предстояло делить родовые поместья, фамильное золото-серебро. Как только я чувствовал, что женщина хотела бы жить со мной под одной крышей и называться женой, я женился на ней. И всем давал свою фамилию. Но, понимая, что с Наташей у меня совсем другие взаимоотношения, я убедил ее остаться Волковой. Сработало — уже 16 лет мы вместе!

— В большинстве ролей вы комедийный актер. В жизни комики действительно тяжелые люди, домашние тираны?

— А я не считаю себя чистым комиком, я — трагикомик, поэтому и в жизни разный. Когда я комик на сцене, то дома — тиран, а когда трагик, то очень добрый и мягкий. Шутка. Правда у меня есть одна беда, о которой я сам знаю и давно пытаюсь приучить к ней жену: я очень вспыльчивый. Если начинаю повышать голос, брызгать слюной, нужно не обращать внимания — это минутное. Но, наверное, такое выдержать трудно, потому что Наташа раз, два, десять пропустит, а потом сама откроет клюв да как им щелкнет!

— У вашей жены есть хитрость, с помощью которой она может вас на что-то уговорить?

— Нет, это абсолютно бесхитростный человек, хитрить она не умеет. А вот дочка умеет, тут она пошла в меня. Когда, тихо напевая, Поля ходит по квартире и потом спрашивает ангельским голосом: «Папочка, как ты себя чувствуешь? А когда будет твоя передача — так хочется посмотреть!» — я уже знаю, сейчас будет что-то просить.

— Ну вы же в молодости, наверное, тоже любили модно одеваться?

— Я был страшный пижон, тряпичник, переодевался по три раза в день — здесь дочка тоже в меня. У меня была модная прическа — все прилизано с помощью мыла, а надо лбом кок из волос. Плюс узкие брючки, приталенные рубашки с длинным воротником «сопля», яркие галстучки с платочками, пиджаки в облипку, длинноносые макасы. Я мог недоедать, но шмотки покупал самые лучшие, у фарцовщиков и иностранцев. Мама, конечно, была недовольна, говорила, что я похож на Петрушку. Так и я сейчас дочери то же самое говорю! (Смеется.)

— У вас такие наивные глаза. Похоже, вы желанный объект для всяких мошенников?

— Да, однажды меня лихо обманули. Мы с семьей летели в Америку. При заполнении деклараций к стойке подошел человек, по виду клерк, и начал у всех проверять наличие углового штампа на справке Сбербанка об обмене рублей на доллары. У меня такого штампа, которого и не должно было быть, естественно, не оказалось, и он предупредил, что тогда мою валюту не пропустят. Я растерялся, стал спрашивать его, как быть. Тогда при нас он позвонил по мобильному, стал просить за меня, убеждая кого-то, что я приличный человек, у меня не может быть фальшивок, и жестом попросил показать деньги. Не прерывая телефонного разговора, он левой рукой пробежался по купюрам в конверте и, сказав в трубку: «Все деньги нормальные», — тут же правой рукой с телефоном указал куда-то вдаль: «Пойдете через 19-й коридор». Мы повернули туда головы, в следующий момент он отдал мне конверт. Только прилетев в США, я обнаружил, что половина суммы исчезла.

— А можете вспомнить, чтобы внешность, напротив, спасла вас от какой-то нештатной ситуации?

— В моей юности было очень много уличных хулиганов. Они группами шатались по улицам, приставали к прохожим, могли отнять мороженое, шапку или просто дать по соплям. Когда на меня надвигались трое-четверо таких, я работал на опережение — широко открыв голубые глаза, кидался навстречу и шептал: «Ребята, помогите, там шпана какая-то ходит, можно, я с вами пойду?» В них сразу просыпался дух заступничества: «Кто? Где? Сейчас разберемся!» — и в результате они провожали меня до дома. В более взрослом возрасте я многих женщин обезоруживал своей как бы девственной чистотой, наивностью. Со слезой в глазу читал им военную лирику Симонова, неумолимо направляя их к койке. Чего скрывать, вот так простодушным рассказом о своей нелегкой судьбине я и увлек свою нынешнюю жену Наташу. О чем она, по-моему, не жалеет.

— Случалось, чтобы вас путали с другими актерами?

— Несколько лет назад, когда я одновременно побрил голову и начал носить усы, меня стали путать с Калягиным. А потом Люба Полищук сказала: «Ты зачем усы носишь? Твои усы — как у телушки на писюшке! Сбрей ты их на фиг — у тебя лицо такое хорошее!» (Смеется.) Я сбрил, и теперь с Калягиным путают реже. Зато очень часто принимают за Равиковича. Подходят и говорят: «Мы вас видели в „Графине де Монсоро“! А как вы чудно сыграли в „Покровских воротах“!» Тогда мне приходится объяснять, что в «Покровских воротах» снимался Равикович, в «де Монсоро» — я, ну, а в «Здравствуйте, я ваша тетя!» — Калягин.