В доме Адамини (так его называют петербуржцы) много известных жильцов. Здесь вырос режиссер Алексей Герман, здесь находится мастерская «митька» Виктора Тихомирова. Еще одно примечательное имя — Анастасия Мельникова. Актриса театра Комиссаржевской, следователь Абдулова из «Улиц разбитых фонарей» пригласила «Атмосферу» в родительскую квартиру и рассказала о доме, где выросла.

Район вокруг Марсова Поля — один из самых тихих в Петербурге. Там много музеев, консульств и административных зданий, среди которых найти жилой дом не так-то просто. Но если такой все же нечаянно находишь — в его легендах и тайнах можно копаться бесконечно.

Дом с портиком на углу Западного проезда, Марсова Поля и набережной Мойки — один из таких. Он был построен в 1827 году. Архитектор Адамини проектировал его по заказу купца Антонова. Позднее зданием владели генеральши Офросимова, Гояринова и графиня Гудович — до тех пор, пока в нем не прописался Департамент уделов, в ведомстве которого находились царские земли. Во время блокады дом Адамини пострадал чуть ли не первым из всех старинных петербургских зданий —

в него попали две фугасные бомбы, и здание пришлось собирать буквально по частям. После реставрации дом получил в городе славу, сравнимую со сталинскими высотками — его называли Домом на набережной: и до революции, и после нее здесь жили профессора, деятели культуры и искусства. Именно здесь, в «Художественном бюро Добычиной», в начале ХХ века Казимир Малевич вывесил свой «Черный квадрат». Именно здесь с 1915 по 1917 годы располагался ныне возрожденный кабаре-театр «Привал комедиантов». В доме с историей немало квартир с историей: квартира Мельниковых — одна из них.

Настин отец, профессор, хирург-онколог, поселился здесь в 1969 году. В этом же году родилась Настя. Детские годы она вспоминает как бесконечно счастливое время. Когда в

семье появился первенец — Настин старший брат, родители полностью посвятили себя детям. «В нашем доме всегда была

праздничная атмосфера, которую так умело создавали мудрые,

добрые, красивые, образованные люди — мои родители.

Относились к детям, как к личностям. Никогда никуда не уезжали без нас — даже если отдых на море с детьми вовсе не оказывался нормальным отдыхом".

Наверное, поэтому Мельникова считает себя домашней женщиной и ставит семейные отношения превыше всего на свете. Мельниковы — это большой семейный клан, трепетно оберегающий свои внутренние тайны, радости и беды, много потерявший после смерти Настиного отца, но не распавшийся. Клан, в котором детям по наследству передаются не только вещи, но также вкусы, традиции. Самая юная наследница семейных традиций Мельниковых — Настина девятимесячная дочь Маша. Настя мечтала о ребенке лет с четырнадцати, но ее мудрая мама убедила дочку повременить. С рождением дочери на второй план отошла даже любимая работа: Насте все время хочется быть вместе

с Машей. Все, чего ни захочет Маша, ей позволяется: когда-то

Настя пообещала новорожденной дочке, что никогда ничего

ей не запретит — пока держит слово.

Сейчас Настя живет в родительской квартире вместе с мамой

и семьей младшего брата, у которого тоже растет полуторагодовалая дочка. В квартире также живут еще две собаки — скотч-

терьер брата и Настин бобтейл. Шумный дом и нестихающий смех детей — главные свидетельства счастья.

«Как-то раз произошел смешной случай. Мой старший брат Олег — человек очень влюбчивый. Однажды его очередная дама, увидев мамину квартиру, сказала, что незачем хранить все ценности, как музейные экспонаты. А брат позвонил и сказал все это маме: что она живет неправильно, что вся ее старина никому не нужна, что дети разъедутся и она останется

одна. На что мама, смеясь, сказала: «Позвони, когда передумаешь».

Передумал он, кстати сказать, довольно скоро — да и дама так же скоро исчезла из нашей жизни. Олег женился и приехал

погостить к маме. А дальше — картина маслом: из одной спальни выходит младший брат, его жена с малышкой на руках и собака, из другой — я с Машкой и лохматым бобтейлом, из третьей — Олег с женой, ребенком и своим огромным лабрадором.

А мама тем временем сидит в столовой и говорит: «Ну и где же обещанная одинокая старость?!»

За все за это Настя и любит родительский дом. И именно поэтому собственную квартиру — в которой пока еще только начался ремонт — она купила в этом же доме.

Осмотр квартиры Мельниковых начинаем с кухни. Настя рассказывает, что никто из членов семьи никогда не ел на кухне — там разве что выпивали кофе по утрам. Интерьер обязывал: стены на кухне выложены изразцовой плиткой в голландском

стиле. Тридцать лет назад эту плитку по специальному заказу Настиных родителей сделал один питерский мастер. Через много лет Настя нашла его сына, продолжившего семейное ремесло: он пообещал ей сделать второй комплект изразцов в ее новую квартиру. Старинный английский сервиз — тоже сине-голубой. Пол кухни выложен черно-белыми плитами. Настя объясняет, почему они это сделали: «Классический вариант! Точно такой же пол в питерской Академии художеств и в Петродворце. Еще недавно в нашей квартире был совсем другой пол, гораздо менее красивый. Но он в конце концов пришел в жуткое состояние — мама однажды чуть каблук не сломала. Поэтому мы с ней решили его заменить. Получилась такая своеобразная стилизация под интерьеры петровских времен. К тому же черно-белые плитки, как мне кажется, идеально гармонируют с сине-белыми изразцами на наших стенах».

На «антикварной» кухне есть место и современным вещам:

например, итальянским стульям, купленным Мельниковыми двадцать лет назад. Впрочем, ими здесь не гордятся: «Мы всегда стараемся их декорировать или прятать подальше от посторонних глаз, чтобы они не привлекали внимания».

Еще одна дань современности — книжные полки. Книг в доме — множество, в старинных книжных шкафах они все не поместились: пришлось покупать современные книжные полки

и «прятать» их за книгами. Большая часть библиотеки Мельниковых сосредоточена в отцовском кабинете — две стены книжных стеллажей, от пола до потолка. В кабинете много живых

цветов. «Я ужасно люблю папин кабинет — там легко дышится

и работается. Когда у меня выдаются свободные полчаса, я иду туда дописывать диссертацию. Моя комната — за стенкой: так что я слышу, когда Машуля просыпается".

Бюро, за которым работал Настин отец, датируется первой

половиной XIX века. Кресло — XVII век, эпоха Павла I: отец обожал вещи павловского времени. Другая страсть главы семьи — шеренга фарфоровых собачек. «Папа всю жизнь собирал эту коллекцию. В кабинете выставлена только малая часть. Остальные живут в двух старинных шкафах в холле. Что самое забавное, среди этих собачек очень мало антикварных. Почти все экспонаты коллекции сделаны на Ленинградском фарфоровом заводе».

Еще одно любимое место Насти — столовая золотисто-бежевого цвета. На окнах — бархатные шторы, которые совсем недавно она реставрировала самостоятельно. В горках — старинные сервизы: голубой павловский, золотистый японский и темно-красный венский. Когда к Мельниковым приходят гости, посуду достают из горок и используют по назначению: «Мы едим из старинных тарелок. Да, это произведения искусства. Да, жалко, когда что-то бьется. Но хранить все это под замком бессмысленно. Вещи нужно беречь, о них надо заботиться, но они созданы для того, чтобы ими пользовались люди». «Наша столовая — иллюстрация к книге «Интерьер жилого дома XIX века», — говорит Настя. Самые современные вещи — это виолончель (которая обычно стоит в холле) и два ковра, купленных Настей в Душанбе. «Когда я была студенткой, то ездила в Таджикистан сниматься в эпизоде фильма «Афганский излом». Однажды я зашла в магазин и увидела этот ковер. Сделанный из натуральной шерсти, он стоил — как сейчас помню — шестьсот рублей. Я привезла его домой и следующей группе, которая летела в Душанбе, заказала второй такой же: все-таки для нашей столовой одного ковра мало. Совсем недавно мы отдавали их в чистку, и вот они вернулись к нам совершенно новыми, хотя им уже двенадцать лет».

Освещение квартиры — отдельная тема: в доме много люстр, бра и свечей. Тридцатипятиметровый (!) холл с роялем и камином освещает люстра, собранная отцом: он привез ее из Прибалтики, а потом искал недостающие элементы в комиссионках и антикварных лавочках. Один из двух канделябров, сделанных из старорусского стекла, Настя случайно разбила и сейчас собирается отдать на реставрацию. Второй близнец, переживая период временного одиночества, теперь красуется между двумя подлинниками Айвазовского. Огромная — двенадцать свечей — люстра тоже сделана из старорусского стекла: Настя говорит, чтобы ее помыть, надо потратить день.

Ее чувство к дому Адамини — любовь на генетическом уровне.

В свою взрослую жизнь ей захотелось перенести частичку счастливого детства: поэтому она с большим трудом приобрела в этом же здании большую (двести метров) квартиру с окнами на Спас-на-Крови. Сил и средств на эту покупку ушло немало. Но затраты не испугали, и, уже получив квартиру в собственность, Мельникова приватизировала мансарду, чтобы сделать там комнаты для гостей.

Сейчас в новой квартире идет ремонт. «Признаюсь честно,

когда я затеяла всю эту стройку, то даже дизайнера позвала. Взглянув на его предложение, я поняла, что он хочет сделать очень красивую, интеллигентную, стильную, модную… гостиницу. Поэтому я отказалась от его услуг и с тех пор работаю с архитектором, которая рисует то, что я придумываю".

В поисках идей Настя пошла в архивы КГИОПа — и нашла

там чертежи самого Адамини: теперь рабочие восстанавливают оригинальную планировку. В комнате Настя собирается

поставить камин, а в столовой — восстановить старую изразцовую печь в петровском стиле. Основное желание — придать интерьеру новой квартиры историческую завершенность, сделать ее по образу и подобию родительской квартиры. Кроме петровской столовой там будет павловская спальня, александровская гостиная

и николаевский кабинет.

«На сегодняшний день у меня по одной красивой дорогой вещи на каждую комнату. И это нормально: пусть уж лучше квартира будет полупустая. Когда-то в моем доме были только александровский диван и книги — больше ничего. И все равно жилище получилось. А когда я жила в Соляном переулке, то над кроватью повесила огромный веер, привезенный из Испании. Одна мамина знакомая сказала, что в нем есть что-то театральное. Я тогда подумала: почему нет? Кому-то это может показаться безвкусицей, но театральность имеет право присутствовать в моем доме. Я же актриса, обожаю декорации, кулисы — я этим дышу. И не собираюсь строить музей».