Все или почти все

исследователи жизни Роберта Льюиса

Стивенсона

склонны считать,

что писатель впервые

увидел свою будущую

жену в окне залитой

светом комнаты.

Увидел и произнес:

«Я женюсь на ней». Возможно, он сказал

что-то другое,

но, без сомнений,

это была любовь

с первого взгляда.

Стивенсон прожил 44 года, из ни× 14 — с Фэнни.

ВСЕ, ЧЕГО ПРОСИТ СЕРДЦЕ

Когда они познакомились, Фэнни было 36 лет, а Стивенсону — 26. У нее было двое детей, сын-подросток Ллойд и семнадцатилетняя дочь Айсобелл. Еще у нее был муж. Правда, жили они порознь, но замуж за Сэма Осборна Фэнни вышла, когда Стивенсону было семь лет. В оправдание Стивенсона — если, конечно, он в нем нуждается — можно сказать, что семью разбил не он, она давно была разбита стараниями любвеобильного Сэма.

Но так или иначе встреча состоялась в сентябре 1876 года в деревеньке Грез под Парижем, неподалеку от другой деревни, Барбизон. Барбизон дал имя школе художников, здесь располагалась колония художественной богемы, Фэнни вроде бы училась писать, Стивенсон уже бывал в этих местах, и туда, где его настигла стрела Амура, он прибыл на байдарке. Очерки об этой поездке по рекам Бельгии и Франции стали первой книгой Стивенсона «Путешествие внутрь страны», которая заканчивалась так: «Греби хоть весь день напролет, но, только вернувшись к ночи домой и заглянув в знакомую комнату, ты найдешь Любовь или Смерть, поджидающую тебя у очага; и самые прекрасные приключения — это не те, которые мы ищем».

Немного позже, в новой книге «Странствия с ослом» (Стивенсон и в самом деле предпринял экспедицию на ослице, купленной по случаю ради удобства передвижения), он расскажет, как услышал женское пение и ему захотелось откликнуться: «Что бы я мог сказать? Немного и вместе с тем все, чего просит сердце. Я сказал бы о том, как судьба дает, а потом отнимает и позволяет любящим соединиться только затем, чтобы вновь раскидать их по дальним странам, о том, что любовь — это великий талисман, превращающий землю в сад, и что „надежда, которая приходит ко всем“, нетленна; она сильнее случайностей жизни, сильнее смерти и простирает трепещущие руки даже из могилы».

Несомненно, это написано о Фэнни и для Фэнни. Несомненно, она была счастлива, прочитав эти строчки. Как несомненно и то, что мы, читая их, завидуем ей — и одновременно у нас на душе становится светло. Ведь странно завидовать женщине, которой нечем кормить детей и которая, как принято у простых смертных, сомневалась в серьезности намерений молодого возлюбленного.

Молодого, обворожительного и тяжело больного. При этом лишенного суровым отцом материальной поддержки, то есть нищего.

БОЛЬШИЕ НАДЕЖДЫ

Роберт Льюис Стивенсон родился 13 ноября 1850 года в Эдинбурге и всю жизнь гордился тем, что он шотландец. Сто пятьдесят лет спустя мы можем уверенно сказать, что у него были две музы — Шотландия и Фэнни. Но в 26 лет он еще сам об этом не знал.

Дед со стороны отца, Роберт Стивенсон, был известным человеком, строителем маяков. Отец, Томас Стивенсон, продолжил дело своего отца и тоже стал инженером. Мать была дочерью священника. Семейные предания связывают род Стивенсона со знаменитым Роб-Роем, воспетым Вальтером Скоттом.

Он был единственным ребенком в семье и в двухлетнем возрасте перенес болезнь, последствия которой в конце концов

свели его в могилу. Что это было — круп, болезнь бронхов или туберкулез — теперь уже не узнать, но главное заключается

в том, что маленький Роберт Льюис подолгу болел: «Детство мое — сложная смесь переживаний: жар, бред, бессонница, тягостные дни и томительно долгие ночи. Мне более знакома „страна кровати“, чем зеленого сада». Он никогда не ходил в школу, как все, — много хворал и много прогуливал.

Разумеется, Томас Стивенсон был убежден в том, что сын тоже будет строителем маяков. Роберт Льюис очень уважал родителей. Его привязанность к отцу имела даже рыцарский оттенок, поэтому, когда ему исполнилось 17 лет, он поступил в Эдинбургский университет и очень много времени провел на строительных площадках. Известно, что однажды он

даже спускался на дно моря, чтобы увидеть рельеф скалы, на которой предстояло строить маяк. Это было настоящее приключение — погружение в пучину в скафандре. В 1871 году он получил серебряную медаль за сочинение «Новый вид

проблескового огня для маяков". Но эта тема интересовала его, очевидно, не как инженера. И через несколько дней состоялся ужасный разговор с отцом: он наконец решился признаться в том, что инженером не будет никогда и обсуждению это уже не подлежит. Отец настоял на том, чтобы Роберт начал учиться на адвоката — адвокаты всегда были уважаемыми членами общества. Сына же успокаивало то, что у него наверняка будет много свободного времени для занятий литературой. Он сдал экзамены, получил звание, о котором мечтал отец, но адвокатом был всего раз в жизни: когда ему пришлось защищать свое право жениться на женщине, имевшей двух взрослых детей и уже начавшей седеть.

ТОЩИЙ ДОН-ЖУАН

Интересно, что внешность Стивенсона, жизнь которого овеяна бесчисленными легендами, тоже входит в список загадок. И это при том, что мы располагаем фотографиями, и их немало.

Очевидец описывает его костюм «из парусиновых брюк и черной рубашки с открытым воротом и галстуком, который походил на лоскут, оторванный от выброшенного на помойку ковра». Его черная бархатная куртка всем казалась сильно поношенной. Многие считали, что он всегда позирует и рисуется. Мужчины видели в нем тощего и сутулого чудака, к тому же весьма болезненного, а один ценитель мужской красоты написал о нем, что «он был очень нескладно сложен, не парень,

а какой-то цеп для молотьбы, одни суставы, локти, колени и журавлиные ноги… Он так был похож на огородное пугало, что казалось, вот-вот заскрипит при ветре". Но женщины — вот чудо-то! — находили его изящным, очень стройным, с изысканной, незаурядной внешностью. Автор великолепной биографии писателя Ричард Олдингтон очень точно отметил, что на ранних фотографиях у Стивенсона какое-то запуганное выражение лица и при этом лицо очень привлекательное, мудрые глаза и чудесная улыбка. Не исключено, что это выражение более или менее долго сохранялось благодаря постоянным распрям с суровым отцом, который считал сына безбожником, избравшим к тому же презираемую в приличном обществе профессию сочинителя. Роберт Льюис материально полностью зависел от отца и, даже став совершеннолетним, получал деньги лишь на карманные расходы. Отец сам платил за все, в чем, как он считал, нуждался его сын, но в карманах его никогда не было ни одного лишнего пенни.

И еще: то ли религиозные сомнения и желание познать самого себя привели Льюиса к неприятию лицемерия и самодовольства его класса, то ли в его литературную практику входило «изучение жизни низов», но Стивенсон сам рассказывает нам, что проводил время в подозрительных местах среди подозрительных людей, в числе которых были воры и уличные девки. Среди завсегдатаев его любимого притона Стивенсон был известен под прозвищем Бархатная Куртка. Роберт Льюис с гордостью пишет о том, что женщины никогда не были с ним грубы… В письме, написанном гораздо позднее, он вскользь упоминает, что завоевывал сердца всех «чертовок». Молва приписывает Бархатной Куртке намерение жениться на проститутке Кейт Драммонд. Кому-то кажется важным слово «проститутка», но для наиболее проницательных исследователей его жизни, безусловно, важнейшим было и будет слово «жениться». Не так ли?

«ХОЧУ ЖЕНИТЬСЯ!»

Итак, во время путешествия Роберт Льюис Стивенсон знакомится с замужней американкой Фэнни Осборн. По-видимому, вскоре он признался ей в любви и сделал предложение. Последнее звучит несколько сомнительно, но лишь потому, что Фэнни официально была замужем. Сейчас уже почти невозможно представить себе, что в то время в Англии порядочные люди могли позволить себе произнести слово «развод». И поэтому мы вряд ли можем оценить, какие неисчислимые бедствия, включая войну с отцом, навлекал на себя двадцатишестилетний мужчина, материально полностью от отца зависевший. Не забудем, отца строгого, очень консервативного и истово верующего.

Согласие на брак далось Фэнни непросто. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что Стивенсону, если он станет ее мужем, придется взять на себя содержание двух чужих детей. Помнила она и о том, что возможность иметь общих детей более чем призрачна. К тому же Стивенсон молод, горяч и влюбчив… Фэнни думала целый год, и целый год они не виделись. Теперь мы знаем, что далось это Стивенсону нелегко, и он часто упоминал о разбитом сердце. Но теперь мы знаем и примечательную реплику одного из приятелей Роберта Льюиса: «Внешне Стивенсон казался воплощением легкомыслия и ветрености, но внутри он был кремень».

И вот этот «гипсовый святой» получает от Фэнни телеграмму. Никто не знает и теперь уже никогда не узнает, о чем в ней говорилось, но в августе 1879 года Стивенсон внезапно отправляется в Америку. Очевидно, Фэнни сообщила ему о своей болезни.

Это была последняя попытка отговорить его от безумной, как всем казалось, затеи. В результате родители, друзья и сам Стивенсон оказались на грани истерики — однако он уехал. Это путешествие едва не стоило ему жизни. По дороге в Монтеррей, где жила Фэнни, Стивенсон свалился от слабости, и его подобрал охотник на медведей.

В мае 1880 года Фэнни и Стивенсон поженились. За несколько дней до своего воистину героического бракосочетания писатель получил от отца телеграмму: «Рассчитывай на 250 фунтов в год». Это была честная победа в честном бою. Об этих днях лучше Олдингтона не сказал никто: «Если медовому месяцу и не хватало „романтики“ в общепринятом смысле слова, то он все же протекал при таких необычных обстоятельствах, что должен был удовлетворить даже Стивенсона. Пусть тот или иной из запечатленных им фактов немного преувеличен, вряд ли так уж часто встречается новобрачная на 10 лет старше мужа, разведенная жена и мать двенадцатилетнего сына и взрослой дочери, и новобрачный, которому куда нужнее была бы санаторная палата, чем спальня молодоженов; многие ли избирали в качестве своего первого дома стоящий возле выработанной штольни полуразрушенный, замусоренный барак, где раньше жили шахтеры…»

Когда новобрачные прибыли в Англию, один старый друг Стивенсона написал другому, что мать Льюиса выглядит моложе его жены. Ей-богу, такая женитьба была дорогим удовольствием.

ЖИЗНЬ ДАЕТСЯ ОДИН РАЗ

Никто и предположить не мог, что Фэнни окажется такой мудрой снохой и самоотверженной женой. Отец Стивенсона с удивлением обнаружил, что она во всем придерживается его взглядов, никогда не спорит, прислушивается к его мудрым советам. Согласие, воцарившееся между Фэнни и родителями мужа, целиком являлось ее заслугой — первой в их семейной жизни, но далеко не единственной. Очень быстро Фэнни поняла: ночные застолья Льюиса будут продолжаться, жизнь его не претерпит никаких изменений — и все друзья были очень удивлены, когда Фэнни стала выставлять кутил за порог! И Стивенсон всегда был на стороне жены. Он расстался со многими друзьями, в том числе и с человеком, которым он безмерно дорожил. Фэнни, властную женщину со строгим лицом и мужским характером, невзлюбили. Но у Стивенсона был туберкулез, и к моменту, когда они поженились, болезнь перешла в открытую форму. Очевидно, Фэнни все понимала, и тем достойней был ее выбор. Постоянная угроза горловых кровотечений, длительные периоды страшной слабости, «страна кровати» — вряд ли это делало их совместную жизнь безмятежной. Но Фэнни приняла решение бороться за человека, который подарил ей такую преданность.

Сначала они переехали в Давос, хотя для Фэнни, которая тоже была не то чтобы совершенно здорова, климат этого курортного места был в тягость. Потом они снова сменили место жительства, два лета провели в Шотландии бок о бок со старой четой Стивенсонов. Они постоянно переезжали с места на место, а Льюис при этом — в постели или за письменным столом — лихорадочно работал. Его многочисленные письма пестрят упоминаниями о том, что он должен обеспечивать семью. Томас Стивенсон долго не хотел признавать тот факт, что его непутевый сын начал зарабатывать деньги. И что самое удивительное — писательским трудом, который в семье трудом вовсе не считался. Тем не менее путевые очерки, рассказы и «страшные истории», до которых Фэнни была большой охотницей, — все это стало приносить доход.

ОСТРОВ В ПОДАРОК

Надо сказать, нашлись злые языки, которые утверждали, что Стивенсон больше любит своего пасынка Ллойда, чем его упрямую и неуправляемую мать. Писателю не суждено было иметь собственных детей, а он очень любил их, никогда не упускал случая стать участником детских игр, и нежная любовь к пасынку вовсе не была вынужденной. Ллойд любил рисовать, и однажды ненастным дождливым вечером Стивенсон нарисовал для него карту несуществующего острова. «Остров сокровищ» посвящен Ллойду. Когда книга вышла, эсквайру Осборну исполнилось15 лет, и это был царский подарок!

Нельзя не упомянуть о том, что отец Стивенсона лично составил опись вещей, которые находились в сундуке Билли Бонса. И это он придумал спрятать Джима Хокинса в бочке с яблоками, иначе тот вряд ли сумел бы подслушать разговор пиратов. Рядом с Льюисом все становились детьми, хоть ненадолго. А Фэнни, надо полагать, сумела оценить отцовские качества мужа и отблагодарить его за это.

ОСТРОВИТЯНЕ

Почему Стивенсон поселился на Самоа? Потому что это был Стивенсон — другого ответа не ждите. Он вовсе не думал покупать участок и строить дом на Самоа,

а собирался, наоборот, путешествовать по островам Тихого океана. Он и путешествовал, причем в окружении большой семьи. Отец к тому времени уже умер, но матери понравилась морская жизнь, поэтому семья путешествовала в полном составе: Льюис с женой и пасынком, его мать, Айсобелл (дочь Фэнни) с мужем и ребенком… «Я не намерен долго оставаться на Самоа», — написал он другу в декабре 1890 года. Меньше чем через два месяца он купил там землю и больше никогда не был в Англии.

Поместье Ваилима очень быстро стало центром общественной жизни острова, а местные жители прозвали писателя Туситалу — Рассказчик. Жили на широкую ногу, постоянно принимали гостей: местных вождей, соседей, команды военных кораблей, друзей из Англии. У Стивенсонов было несколько упряжек лошадей, коровы, свиньи, куры… Верховной правительницей Ваилимы была Фэнни, и это признавали все, в первую очередь ее муж.

Вот что писал о своей жизни на Самоа сам Стивенсон: «Проснулся, как только забрезжил рассвет… и проработал на веранде до без пяти шесть, когда бой принес мне апельсин; в шесть завтрак, в десять минут седьмого снова за стол, пока в половине одиннадцатого не пришел на урок истории Остин (внук Фэнни — О. Б.). В одиннадцать — второй завтрак, после завтрака читал в комнате матери, затем Белл, Ллойд и я неистово музицировали приблизительно до двух часов, после чего я пошел к себе и работал до четырех. С четырех до половины пятого, устав, просто тянул время, дожидаясь ванны; в четыре сорок принял ванну и съел на веранде два божественных манго;в пять обед, сигара, болтовня на веранде…» Похоже, он был счастлив.

К тому же он писал книгу, которую впоследствии не раз называли лучшим из того, что вышло из-под его пера. Но не успел дописать «Уира Гермистона»…

3 декабря 1894 года Фэнни проснулась в скверном расположении духа. Вот уже несколько дней ее мучила мысль о том, что в доме должна случиться беда. Она все время повторяла это мужу. Стивенсон хотел развеять мрачные мысли жены и спустился в погреб за бутылкой бургундского. Принес, и они занялись приготовлением салата. Через два часа Стивенсона уже не было на свете. Кровоизлияние в мозг.

КОРАБЛИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ

Туситалу похоронили на вершине горы, а много лет спустя Фэнни вновь соединилась с мужем, когда ее прах перевезли на Самоа из Калифорнии.

Уже давно нет в живых тех рассудительных людей, которые отговаривали Бархатную Куртку от неравного безрассудного брака. Они, без сомнения, были истинно верующими людьми, но не догадывались о том, что не нужно подсказывать богу. Он никогда не соединяет людей понапрасну. И разница в возрасте — ах, эта разница в возрасте… Не бойтесь. Богу до нее нет дела. А ведь браки, как известно, совершаются на небесах.

Поэтому все умерли, а Стивенсон жив. И Фэнни жива, что бы о ней ни говорили.