Когда фильм получается или нет, то хвалят или, соответственно, ругают режиссера и актеров. Про продюсеров никто и не вспоминает. Считается, что продюсер — это тот, кто дает деньги. На самом деле деньги дает инвестор, а продюсер — это человек, который отвечает за производство, то есть делает кино от начала до конца, своего рода прораб. Мы посмотрели «Бригаду» за четыре недели, Анатолий Сивушов занимается ей уже пять лет. Поэтому ему тоже есть что сказать.

— Я сам не могу понять, как я доверил Леше снимать кино. В 1997 году незнакомый молодой человек по фамилии Сидоров пришел ко мне со сценарием и с порога заявил: «Я хочу снимать блокбастеры!» Я был уверен, что сценарий плохой, но стал читать. И просто был сражен наповал блестящим сценарием, очень хорошим слогом, живыми диалогами и потрясающе правильной грамматикой. Сценарий назывался «Иван Пароход». После этого мы с Сидоровым снова встретились и стали разговаривать. И я увидел, что человек не только знает, что он хочет делать, но и абсолютно точно знает, как он это будет делать, какими художественными средствами. Это тоже явилось для меня неожиданностью, потому что большинство режиссеров не могут дать внятного ответа на простой вопрос: «Про что кино?».

С «Иваном Пароходом», к сожалению, так ничего и не вышло…

— Как-то ко мне в кабинет ввалился Сидоров с двумя бумажками и говорит: «Толя, если не Канн, то Венеция у нас в кармане». Это была сценарная заявка, и первая фраза там: «Россия — страна мачо». Речь идет о том, что события в нашей стране начала 90-х годов напоминают события Великой депрессии в США. А лет восемь назад мы с Иншаковым обсуждали, что хорошо бы снять что-то типа «Однажды в Америке». И потому идея Сидорова легла на благодатную почву, он начал писать сценарий вместе с Сашей Велединским. А я начал ходить и рассказывать, что у нас есть проект, нам надо то-то, снимать будет Сидоров. И все спрашивали: «Кто такой Сидоров?» Я даже шутил с Лехой: что, говорю, у тебя за фамилия такая — Сидоров?

— Когда у нас спрашивали, на какую аудиторию вы рассчитываете, мы говорили: от 20 до 50. А оказалось-то намного шире. У кого-то шестилетняя девочка, когда кто-то из взрослых пытался переключить на другую программу, закатывала истерики. Какой-то совсем маленький мальчик, увидев заставку «Бригады», тычет пальцем в телевизор и говорит: «Блигада, блигада». Да что далеко ходить? Я теперь у своей восьмилетней племянницы первый враг: дядя Толя плохой, он убил всех. Она два часа плакала. И также я знаю людей, которым далеко за 70, и они тоже смотрят. В этом смысле мы ошарашены. Может, это нескромно, но, наверное, это и есть сила искусства.

— Многие говорят: «Чему вы учите подрастающее поколение? Они играют в бандитов». Но все-таки есть ощущение, что они играют не в бандитов, а в мужественных людей, в настоящую дружбу. А потом всегда же дети играли в войнушку. Вот посмотрели мы фильм «Щит и меч», играли тогда в фашистов. И что, все мы гитлерами выросли? А ведь есть кто и вырос. Вон они по улицам ходят. Это настолько поверхностно и наивно ждать, что этому будут подражать, что я не понимаю всех этих обвинений в наш адрес.

— Многие ищут в «Бригаде» какие-то ляпы. Что вот в кадре про 91-й год появились доллары нового образца, которые выпустили в 92-м. Или на Рижском рынке в те годы того-то не было. Сидоров говорит: «Да я сам „утюжил“ этот Рижский рынок в те годы, елки-палки. Что они мне будут рассказывать?» Чего он там делал, не знаю, пусть сам рассказывает. (Смеется.) Больше всего нападок на сцену на Воробьевых горах, когда Саша Белов приходит из армии: «Лужники» тогда еще без крыши были. А у вас с крышей". И что нам теперь, не снимать? Кто вспомнит через 10 лет, в каком году «Лужникам» сделали крышу? Какое это имеет значение для фильма? Мы не ставили перед собой задачу сделать фильм об истории московского градостроения.

— Канал «Россия» уже возил сериал на Запад, на каннский рынок. Пока есть только предварительные договоренности с очень крупными, с очень серьезными компаниями. Подписанных контрактов нет. Чем это дело закончится, пока сказать трудно. Потому все сейчас очень внимательно смотрят, удастся ли прорваться. Если удастся — это уже окно в Европу.