Дэвид Линч не только снимает странное кино. Он занимается еще живописью, скульптурой, телерекламой, поэзией, фотографией, комиксами, проектированием мебели, керамикой. Один раз даже придумал новую формулу клея. А 11 сентября (иронично, но во Франции эта дата — праздник Мира, день окончания Первой мировой войны) он вообще произвел настоящий фурор, когда вышел на сцену в качестве музыканта, представляя выход своего дебютного альбома «Blue Bob». Корреспонденту «МК-Бульвара» посчастливилось оказаться в Париже в легендарном концертном зале «Олимпия» и стать непосредственным свидетелем превращения Линча в гитариста.

«Если вам удастся разобрать среди наших шумовых музыкальных эффектов слова, то вы наверняка будете обескуражены, потому как речь в песнях идет о женщинах в пуховых розовых свитерах, машинах, прокатывающихся в ночи с потушенными фарами, лающих людях и красивой дикой фауне Лос-Анджелеса…»

Линч настолько боялся собственного первого концерта в Париже, что даже хотел потребовать себе сопровождающего врача: «Я могу не выдержать, у меня откажут ноги. Возможно, я попрошу, чтобы врач дежурил за моей спиной, стоя за кулисами с лекарствами».

Было так. В узком длинном зале с черными стенами погас свет. Синеватые лучи прожектора бросили зловещие пятна на красный бархат занавеса. Зрители затаили дыхание и вздрогнули, когда откуда-то поползли жутковатые звуки ноющего саксофона. Стало по-настоящему страшно — одно дело наблюдать за интеллектуальными ужастиками Линча, сидя дома перед телевизором и понимая, что все это понарошку, совсем другое — стать непосредственным участником кошмарного фирменного шоу. Сцена, известная всем по «Твин Пикс» и «Малхолланд Драйв», — с кровавым бархатным занавесом, за которым прячется дверь в Ад.

Занавес вздрагивает и бесшумно расползается. А за ним — мрак, в котором мигают красные и синие огни. Яркий луч выхватывает из темноты фигуру сидящего на стуле в левом углу сцены, у самых кулис, Дэвида Линча с электрогитарой «Black Bird», лежащей на коленях. Облаченный в строгий черный костюм, с туго затянутым галстуком, он напоминает провинциального учителя литературы, по ошибке попавшего на шумное сборище. Да и прическа у него просто невообразимая — нелепо стоящие дыбом волосы. По залу проносится рокот. Монотонным, низким, загробным и скрежещущим голосом Линч произносит по-французски свое приветственное слово, от которого мурашки по коже пробегают:

— Дамы и господа, сегодня у вас в стране праздник Мира. Я поздравляю вас и верю в то, что мир всегда будет царить на земле. А теперь настал час познакомить вас с мистером Блю Бобом…

На последнем слове сцена резко освещается, представляя нам малочисленную группу музыкантов — темнокожего ударника, двойника Альберта Эйнштейна за клавишными и тучного атлета с гитарой в руках, стоящего в центре подле микрофона. Это фронтмен Джон Нефф — известный авангардный музыкант, звукорежиссер двух последних картин Линча, его близкий друг.

Странные фигуры приходят в движение и извлекают из инструментов агрессивный шум — кричащее несоответствие с солидным возрастом исполнителей и благообразным образом Дэвида Линча. Справившись с первой реакцией удивления, доходящего до полного ступора, публика, состоящая из людей от 25 до 40 лет, битком набившая зрительный зал, одобрительно завыла, затопала ногами и забила в ладоши.

Зловещий маленький оркестрик исполнил пять центральных композиций с альбома, и занавес резко захлопнулся. Зрители кричали двадцать минут, вызывая Линча, пока тот наконец не вышел — блаженно улыбаясь, с зажженной сигареткой в тонких пальцах, он жестом предложил публике расходиться. Больше музыки не будет.

Итак, как случилось, что в 56 лет Дэвид Линч вдруг взял да и заиграл музыку, которую его соратники по сцене весьма условно называют «factory rock»? В юности игравший на трубе, страстный поклонник Дмитрия Шостаковича, Джона Ли Хукера и Роя Орбиссона, Линч всегда лелеял тайную мечту построить себе в один прекрасный день профессиональную студию для серьезных экспериментов с мелодиями и шумами. Для своей картины «Голова-ластик» в 1977 году Линч и его слепой композитор Алан Сплет искали звук в самых невероятных местах, записывая гул кондиционеров, шипение растворяющихся в стакане с водой таблеток, жужжание тающего кусочка сахара, положенного на раскаленную электрическую лампочку, и планировали строить экспериментальные звуковые генераторы.

И только в 1997 году Линч наконец-то решился на осуществление давней мечты — пригласив в свой дом профессиональных архитекторов, он заказал им строительство музыкальной студии, которой тут же придумал имя «Asymetrical». Были возведены 45-сантиметровой толщины стены, между которыми осталась воздушная подушка в два с небольшим сантиметра. Все было сделано для того, чтобы производимый здесь звук был «первородной» чистоты.

Линч закупил самую передовую технику, но когда рабочие привезли ему тонны странных коробок со множеством кнопок и километры кабеля — у режиссера опустились руки.

— Боже мой, — вырвалось у него, — как я разберусь во всей этой чертовщине?

— А я вам помогу, — ответил звукорежиссер по имени Джон Нефф, пришедший устанавливать приборы в студии.

Это и было началом прекрасной дружбы. Они стали проводить в музыкальных исканиях дни напролет и в конечном итоге записали свой первый диск с недобрым и неоднозначным названием «Blue Bob»: Боб — это имя главного злодея «Твин Пикса». Впечатлительный Линч говорит, что при первых же аккордах слушатели пугаются, волосы у них удлиняются на десять сантиметров, а кожа на лице натягивается. Нефф, более трезво оценивающий материал, характеризует его как «фабричный рок» или «механический блюз». Музыкант со стажем, он считает, что с Линчем у него сложился идеальный творческий дуэт — Дэвид способен «выходить за установленные нормы» и вытягивать из струн своей гитары такие потусторонние звуки, что просто дух захватывает. «Он выражает свои чувства, эмоциональные переживания, инстинктивные порывы — короче, просто творит магию, а я придаю всему этому форму, облекаю в разумные рамки законченного произведения хаотичный набор стонущих и смеющихся нот. Например, песни. Когда мы находим определенную мелодию, я предлагаю Дэвиду придумать к ней лирические строки. Обычно он подходит к своей странной коробочке, стоящей у него в кабинете, и достает оттуда листок с отпечатанным на машинке текстом стихотворения, который он написал, может, лет двадцать тому назад. Тексты, которые он сочиняет, — предельно просты, и от этого еще больше завораживают. Если вам удастся разобрать среди наших шумовых музыкальных эффектов слова, то вы наверняка будете обескуражены, потому как речь в песнях идет о женщинах в пуховых розовых свитерах, машинах, прокатывающихся в ночи с потушенными фарами, лающих людях и красивой дикой фауне Лос-Анджелеса…»

Линч настолько боялся собственного первого концерта в Париже, что даже хотел потребовать себе сопровождающего врача: «Я могу не выдержать, у меня откажут ноги. Возможно, я попрошу, чтобы врач дежурил за моей спиной, стоя за кулисами с лекарствами». К счастью, это не понадобилось.

«Мне кажется, что с выходом своего первого альбома я создал новый звуковой мир, снял звуковой фильм, кадры-ноты которого существуют в невидимой партитуре пространства вашего воображения. Я использую свою гитару в качестве генератора звуковых эффектов. А если вы меня спросите, что меня вдохновило на запись первого альбома, — отвечу так: старые заводы, грязные, задымленные и насквозь проржавевшие. Огонь, пар, электричество… Я обожаю эти парализованные организмы, молчащие годами и разрушающиеся от времени. Я придумываю им голоса, я сочиняю за них музыку…»