Фильм «Дом дураков» — ваша первая с Кончаловским совместная работа. Почему вы не снимались у него раньше?

Потому, что раньше были другие дела. Самое главное из них — дочь Маруська. А еще потому, что когда мы познакомились, он начал снимать «Одиссею», американский проект, в котором для меня места не было. Хотя он щедро устроил меня работать «stand in» — человеком, по которому выставляют свет. Чтобы Грета Скакки, играющая Пенелопу, приходила и сразу вставала в кадр.

Вам хотелось у него сниматься?

Понимаете, он не видел, какая я актриса. Обычно союзы, подобные нашему, складываются так: режиссер начинает снимать картину, ищет актрису, приходит талантливая и замечательная, у них случается роман… У нас такой ситуации не было, потому что мы познакомились безотносительно работы. Для того, чтобы предлагать мне роль, ему нужно было понять, что я могу. А тут он увидел во мне черты, которыми наделил свою героиню задолго до нашего знакомства.

Правда ли, что главная героиня Жанна — реальный персонаж?

Вопрос к Андрею Сергеевичу: это его история. Я с этой женщиной никогда не встречалась. Но я знаю, что она есть. И что она — я даже не могу сказать «влюблена» — она звонит ему уже двадцать лет, может быть, больше… Сначала — молчала, потом стала говорить, у нее чудный голос… Рассказывала ему, например, о том, как она любит Муслима Магомаева. Не знаю, была ли эта увлеченность болезненной… Думаю, он придал героине какие-то ее черты.

Два месяца перед съемками вы пробыли в психиатрической клинике № 26. Было страшно?

Первые полчаса страшнее, чем следующие два месяца. Сначала идет реакция физиологическая. Здоровое животное сторонится больных животных. Когда вы попадаете к нездоровым особям вашей породы, вы не хотите среди них находиться… Потом этот барьер преодолеваешь. Мы приезжали в больницу, переодевались в халаты и тапочки и становились их частью — такими же, как они. Они звали меня Жанной. Те, что с диагнозом олигофрения — это люди, которые остаются на уровне развития трехлетних детей, — шли на контакт легко. А вот с людьми, у которых серьезные психоневрологические заболевания, было труднее: сегодня она с тобой разговаривает, а завтра может ударить… У меня, слава богу, не было никаких эксцессов. Хотя случалось такое: уходишь часов в пять-шесть, утром приезжаешь, у одной лицо разбито. «Лена дала по голове». — «За что?» — «А у Лены настроение плохое, Луна, понимаете ли…»

Воображаемый принц вашей героини — Брайан Адамс. В детстве вы любили какого-нибудь рок-музыканта?

Не рок-музыканта. Мне нравился Володя Пресняков. Конечно, не до такой степени, как моей героине Брайан Адамс… Было мне тогда лет тринадцать.

А Брайан Адамс нравился?

Я, если честно, не очень хорошо знала его музыку. Вообще, сценарий писался для Хулио Иглесиаса. Тогда казалось, что с его участием все будет совсем сюрреалистично. Еще приглашали Стинга. Он даже дал песню Fragile. Но она слишком меланхоличная: хотелось чего-то более живого, заводящего… А Брайан Адамс оказался человеком очень благородным. Поставьте себя на его место: это, скажем, как если бы вы были здесь звезда, а приехали сниматься в Киргизию, где еще к тому же вас не все знают. Нужно быть очень открытым человеком, чтобы правильно к этому относиться.

Гран-при венецианского кинофестиваля и номинация на «Оскар» были радостью?

Скорее приятной неожиданностью. Особенно после того, что раздула русская пресса не видя картины.

Что вы собираетесь делать в ближайшее время?

Андрей Сергеевич делает культурологический сериал, который будет называться «Культура и судьба». Мы только что вернулись из Индии: поездка туда была моей мечтой. Пробыли там восемь дней, ни в одном городе не проводили больше суток. Теперь собираемся в Кению. А потом -в Мексику.