Архив

А ПЕСНИ ДОВОЛЬНО ОДНОЙ

Джеймс Бонд, понятное дело, начинается с Яна Флеминга и фигуры, стреляющей в диафрагму. Но это все на уровне сознательном. На уровне подсознания Джеймс Бонд начинается с музыки.

9 декабря 2002 03:00
1102
0

Джеймс Бонд, понятное дело, начинается с Яна Флеминга и фигуры, стреляющей в диафрагму. Но это все на уровне сознательном. На уровне подсознания Джеймс Бонд начинается с музыки.

С темы, которую традиционно приписывают Джону Барри, но которая на самом деле была сочинена кинокомпозитором Монти Норманом и представлена его оркестром в первой серии бондианы, «Доктор Но», появившейся на свет ровно сорок лет назад.



В юбилейной, двадцатой серии классическую тему, когда-то сочиненную Монти Норманом и приписанную Джеймсу Барри, обработал сам Пол Оакенфолд.

Монти сочинил этот грозный, с восходящим движением мотив у себя дома, наигрывая на слайд-гитаре. Потом он дал его послушать своему коллеге по готовящемуся фильму. И Барри оркестровал ее в том виде, в котором она теперь неизменно существует от серии к серии. А Монти Норман едва получил кредиты за свой труд: его теперь часто забывают указать рядом с Барри. Впрочем, если учесть, что аранжировка иной раз важнее самой темы, то оно, может, и правильно, хотя вряд ли справедливо.

Как бы то ни было, начало было положено. Первая лента, вполне себе самодостаточная, не имела еще титульной песни: сочинения Нормана — Барри хватило с лихвой. Песенная традиция начинается только со второй серии, «Из России с любовью», причем исполнивший одноименную с фильмом композицию Мэтт Монро, мужчина с традиционным эстрадным вокалом, мало у кого засел в голове: сочинение было довольно банальное, то, что американцы называют Sinatra-type, то есть «в духе Синатры». Сериал все еще имел шик несколько двусмысленного толка: двусмысленность заключалась в том, что при всех энергичных эпизодах лента словно имела наклейку «для респектабельной публики» — вот отсюда и взялась респектабельная песня в респектабельном исполнении. Как бы то ни было, ее обязательно включают во все компиляции с бондовскими титульными песнями, что вкупе с некоторыми номерами, о которых речь еще впереди, делает прослушивание данных сборников делом крайне унылым.

Но вот к третьей серии, «Голдфингеру», была написана сногсшибательная вещь, не менее сногсшибательно спетая Ширли Бэйси, — до сих пор этот номер считается в бондовской музыкальной библиотеке непревзойденным, и тень его надолго пала на исполнителей, вынужденных соревноваться с практически безупречным продуктом.

На четвертую серию, «Шаровая молния», пришел могучий голос Тома Джонса: собственно говоря, 1965 год был годом начала звукозаписывающей карьеры Джонса, и пел он еще не вполне осознанно, то есть так, как велели. Занятно, что в том же году Джонса пригласили спеть еще в одном фильме, «Что нового, кошечка?», в котором дебютировал как актер и сценарист одновременно начинающий комик Вуди Аллен — оба этих кредита сильно подняли акции Джонса, так что иногда бывает полезно не иметь большой славы и больших гонораров, с тем чтобы соглашаться на проекты малоизвестные или не сулящие много денег.

К следующей ленте, «Живешь только дважды», песню записывала дочь Фрэнка Синатры Нэнси — на вкус западной публики это было шикарно, сейчас же слушается весьма пресным номером, вполне в традициях тогдашних женских песнопений. Картину «На секретной службе Ее Величества», где единожды сыграл Бонда Джордж Лэзенби, предварял Луис Армстронг, а джазовые гармонии все меньше подходили сериалу, уже создавшему собственную музыкальную эстетику. Кстати же, это был первый случай, когда заглавная песня имела с фильмом разные названия — Армстронг пел композицию «We Have All The Time In The World», сочиненную для него все тем же Джоном Барри. Трек оказался проходным, Лэзенби не понравился публике, публика потребовала назад Шона Коннери, и Шон Коннери вернулся — вновь вместе с непередаваемой Ширли Бэйси, которая опять подтвердила славу лучшей исполнительницы «бондовских» песен — ее версия «Бриллиантов навсегда» отчасти подстегнула продюсеров и композиторов отказаться от дальнейшего с ней соревнования других эстрадных исполнителей, а тут как раз под руку подвернулся вездесущий старина Пол Маккартни, готовый на любой ангажемент. Так впервые в бондиане зазвучал стопроцентный рок, хотя и симфонизированный, но исключительно в силу пристрастий Пола к масштабному звучанию. Картина заодно явила миру самого долгоживущего Бонда — Роджера Мура, выдержавшего семь серий против шести Коннери (на самом деле их тоже было семь, но «Никогда не говори «никогда» ныне не входит в традиционный список бондовских фильмов из-за разногласий с продюсерами, не признавшими ленту «легальной»). С этого же момента традиционно начинается отсчет заката и упадка всего сериала в целом — до тех пор, покуда интерес к нему не оживил Пирс Броснан.

Маккартни открыл новую эстетику для заглавных песен сериала: следующую композицию, довольно невнятную, но уже в положенном энергичном темпе исполняла шотландка Лулу — бывшая крайне популярной у себя на родине в 60-х, к 70-м она уже мало кого интересовала. Как бы то ни было, ее исполнение «Человека с золотым пистолетом» стало тем, что называется minor hit, ничего особого, впрочем, в чартах не снискав. Во всяком случае, спустя два года американка Карли Саймон затмила Лулу, сопроводив ленту «Шпион, который меня любил» песней «Nobody Does It Better», также сочиненной женщиной, Кэрол Байер Сэйджер, до этого сделавшей знаменитым Лео Сейера, а впоследствии удачно вышедшей замуж за знаменитого Берта Бахараха, с которым долго делила награды. «Nobody Does It Better» поднялась до второго места в национальном американском хит-параде и до седьмого — в британском, что было в некотором роде парадоксом для чисто британской продукции, каковой являлась сага про супершпиона. Тем не менее после нее продюсеры снова решили сделать ставку на коня испытанного, а именно на Ширли Бэйси, и доверили ей исполнять песню к «Мунрейкеру», которую сочинил Джон Барри: мероприятие оказалось, однако, не таким уж бесспорным, так что в «Ради твоих глаз» создатели фильма пошли на совсем уж отчаянный шаг — выпустили исполнительницу титульного хита Шину Истон прямо на экран, чего раньше никогда не делали. Смысл был в том, что Шина обладала сногсшибательной внешностью, кроме того, пела она под мощный по тем временам видеоряд с оригинальным монтажом, так что дело прошло на ура, хотя слушать песню вне этого самого визуального ряда по нынешним временам — то еще испытание, если ты не любитель оркестровых хитов.

Далее последовали Duran Duran с «Видом на убийство», которое моментально попало на первую строку в американском хит-параде. Следующими на очереди стояли норвежцы A-Ha: у фильма было непереводимое название «The Living daylights», у песни — тоже, группа переживала пик своей славы, так что дело оказалось для всех выгодное. Чем все закончилось — известно: Шерил Кроу, Garbage и, разумеется, Мадонной.

В юбилейной, двадцатой, серии классическую тему, когда-то сочиненную Монти Норманом и приписанную Джеймсу Барри, обработал сам Пол Оакенфолд. Думается, что Бонд и держится-то так долго благодаря Норману с Барри: их пьеса просто выработала у зрителя рефлекс собаки Павлова. Как только он слышит знакомый мотив, он волей-неволей тянется на звук. Хотя зачастую даже не знает зачем.