Архив

Плата за страх

Что-то в списке фаворитов последних месяцев настораживает: три хоррора один за другим — причем каждый из них отмечен печатью почти пародийной чрезмерности. «Фредди против Джейсона» вообще не нужно комментировать — он демонстративно и с некоторым даже вызовом следует классической формуле трэш-излишеств…

9 октября 2003 04:00
1232
0

С 15 по 24 августа в Штатах смотрели «Фредди против Джейсона»: билетов было продано на 61,197 млн. долларов; и фильм занимал первую строчку прокатных рейтингов. Выходные 29—31 августа принесли Америке новый кошмар; в бухгалтерии лидировал «Джиперс-Криперс−2», собравший за три дня 18,362 млн долл. В уик-энд 5—7 сентября самым успешным фильмом оказался «Underworld» («Преисподняя»), и он тоже про нечистую силу. Подсчет кассовых сборов — любимое развлечение западной кинопрессы — иногда помогает заметить кое-какие неочевидные закономерности. В данном случае помянутая пресса заговорила о ренессансе хоррора.

Что-то в списке фаворитов последних месяцев настораживает: три хоррора один за другим — причем каждый из них отмечен печатью почти пародийной чрезмерности. В «Преисподней» речь идет о вампирах, чего в лучшие времена было бы достаточно — но кроме вампиров и на равных с ними там действуют еще и вервольфы, волки-оборотни; причем чисто визуально фон этого действа как-то подозрительно рифмуется с виртуальными мирами «Матрицы». «Фредди против Джейсона» вообще не нужно комментировать — он демонстративно и с некоторым даже вызовом следует классической формуле трэш-излишеств, в разное время воплощавшейся в такие шедевры, как «Годзилла vs. Кинг-Конг», «Ацтекская мумия vs. Робот-гуманоид» и «Дракула vs. Франкенштейн». Что касается «Джиперс-Криперс», то чудовище там, конечно, одно — если не считать таковым команду баскетболистов-юниоров, — но фильм представляет собой сиквел римейка, в чем уже есть какое-то издевательство; и стоит ознакомиться с первоисточником, чтобы оценить его масштаб. Оригинальный «Джиперс-Криперс» 1939 года был девятиминутным мультфильмом Роберта Клэмпетта, детского аниматора, эксплуатировавшего в тридцатые-сороковые картонный образ поросенка Порки. В соответствующей серии Порки представал детективом, расследующим дело о зловещих звуках и тревожно колышущихся портьерах в доме с нехорошей по части полтергейста репутацией — звуки, как выяснила свинья, издавало вовсе не привидение, а любимый радиоприемник привидения: если вспомнить, что появление пугала во взрослом «Джиперс-Криперс» предвещает непонятно откуда льющаяся песенка, то концы с концами увязываются. Итак, фильмы ужасов, как уже сообщила чуткая к колебаниям кассы американская критика, возвращаются — но возвращаются с какой-то новой и не до конца понятной миссией. Во всяком случае, не для того, чтобы по-честному взять на испуг, — точно. Замечали ли вы, что адекватной реакцией на наиболее кровавые и отталкивающие сцены в хорошем обществе давно считается здоровый хохот? Мода на трехгрошовую продукцию студии «Трома», штамповавшей фильмы, в которых названия — «Маньячные медсестры находят экстаз» или «Нацисты-серфингисты должны умереть» — страшнее (и комичнее) самых разнузданных кадров, многое объясняет. Жанр «хоррор» в своем классическом виде воспринимается сегодня как род комедии — само название его настолько прочно срослось с приставкой «трэш-», что оба слова кажутся синонимами: всерьез делать кино, обреченное осмеянию, отважится редкий смельчак — поэтому режиссеры, волею судьбы приставленные к производству ужаса, стараются вложить в работу максимум иронии. Сцена из «Фредди против Джейсона», где обдолбанный подросток с поросячьими глазками принимает мощный паровоз от пригрезившегося ему монстра, просится в какое-нибудь молодежное безобразие типа «Американского пирога». Для коммерческого успеха современному страшному кино требуется какой-то подвох, фига в кармане, игра цитат и заимствований, доля юмора. Впрочем, «Дьявольская летучая мышь» 1940 года — тоже безумно смешной фильм, но смешон он как раз своей наивностью, заметным в кадре тросом, по которому движется муляж огромного рукокрылого, и непостижимой артикуляцией Бэлы Лугоши. Утратив детскую непосредственность, хоррор заметно измельчал: страх по определению эмоция непосредственная и глубоко инфантильная; так что «возрождение» — это сильно сказано. К слову, страх изживается привыканием: первая прогулка по ночному кладбищу щекочет нервы, десятая — уже нет. И это звучит приговором самой идее сиквелов, цитат и римейков в данном жанре.