Архив

Бес комментариев

У ведущего программы «Сегодня» Михаила Осокина вид настолько анемичный, что кажется, будто после эфира он, аки Дракула, ложится в гроб и, не меняя выражения лица, отходит ко сну. На самом деле Осокин — прямо по анекдоту — белый и пушистый. Подвижный, остроумный, на роликах катается…

20 октября 2003 04:00
964
0

У ведущего программы «Сегодня» Михаила Осокина вид настолько анемичный, что кажется, будто после эфира он, аки Дракула, ложится в гроб и, не меняя выражения лица, отходит ко сну. На самом деле Осокин — прямо по анекдоту — белый и пушистый. Подвижный, остроумный, на роликах катается. В общем, клерк с человеческим лицом.



— Михаил Глебович, в прошлом году вы отмечали 50-летие, наверняка подводили какие-то итоги. Были года, которые прошли мимо, впустую?

— Пожалуй, что нет. Как-то всегда была интересная работа… Даже об армейских годах не жалею — хорошая жизненная школа. Вообще, из всего ведь можно извлекать уроки.

— Недавно Костолевский в интервью «МК» сказал, что он «человек второй половины жизни»…

— Да, я читал.

— А вы так можете сказать про себя? К вам ведь известность тоже пришла после 35…

— А это разве уже вторая половина? Я считаю, что еще рано успел стать заметным. (Смеется.)

— Что для вас является мерилом телевизионного успеха? Имеющаяся у вас статуэтка ТЭФИ?

— Она тоже, как признание академиков. Но из-за ее отсутствия я не стал бы рвать на себе волосы. Для меня самое главное, что обыкновенные люди и высшее телевизионное руководство, причем разных каналов, хотят видеть меня на экране. Столько всего интересного происходит вокруг каждую минуту, и именно мне дано право обо всем подробно рассказать! Мне приятна уже сама возможность работы.

— Экий вы скромник! Прямо по Станиславскому: вы любите телевидение в себе, а не себя в телевизоре?

— В принципе верно. Сейчас даже не смотрю никогда свои программы в записи, не могу видеть себя со стороны, на экране: ни голос, ни облик не нравятся. В обыденной жизни ведь воспринимаешь себя по-другому. К счастью, только на первом телевизионном этапе приходилось просматривать передачи: фиксировать неточности, постоянно поправлять имидж… Слава богу, тот период давно миновал, все уже течет в привычном русле.

— Что-то я не помню, чтобы вы кардинально меняли имидж…

— Но я просто сжился с неизбежным. (Улыбается.) Понял, что вот в таком виде я и буду вынужден сообщать народу о последних событиях. А что делать?!

— Новостной блок — это ведь не только грамотная манера изложения, но и правильная подача, умело растасованные репортажи… Что для вас приоритетно?

— Согласен, новости — это своеобразный салат оливье, где культура замешана с политикой. Разность ингредиентов как раз и притягивает. В самом начале, разумеется, идут главные темы дня. Хочется, чтобы по возможности они были не трагического содержания, а радостного. Потому что, сколько ни вырабатывай профессиональную циничность, невозможно привыкнуть к терактам, жестокости, смерти… Откровенно говоря, я тоскую по тем временам, когда передавали ударные вести с полей о рекордных урожаях. Жаль, что сейчас редко такое происходит. А я бы с удовольствием начал программу с информации о том, что открыли, скажем, новую ГЭС… Так как я являюсь сам себе режиссером, на десерт, как правило, мне нравится ставить сюжеты о каких-либо смешных ситуациях, о парадоксальных явлениях, проектах, о необычном проявлении человеческой личности. Например, типа того, что на Украине один местный житель назвал себя Гарри Поттером, утверждает, что он состоит в непосредственном родстве с этим кланом, так как его предки во времена Римской империи воевали в этих краях… Такие вещи обычно зрителям запоминаются. Характерно, что этот новостийный калейдоскоп удивительным образом не надоедает. Казалось бы: уже вот все случилось, что только можно себе представить. Ан нет: завтра происходит то, о чем вчера даже невозможно было догадаться. Новостной блок на всех каналах имеет примерно одинаковую, годами не изменяющуюся структуру, в отличие от многих других телевизионных программ. Поэтому меня как консерватора как раз вполне устраивает их стандартная форма.

— Совсем недавно посредством газетного интервью вы обращались к своему сегодняшнему руководству с прозрачным намеком на то, что вам бы хотелось читать новости до пенсии, а то и дальше…

— Чувствуется, вы хорошо подготовились.

— Конечно. Но позвольте, разве масштабные лавры большого начальника вас не манят? Вы уже дошли до своей вершины?

— Я именно здесь ощущаю себя на своем месте и весьма доволен. Скорее всего не настолько амбициозен, чтобы захватывать все большие рубежи. Я выполняю общественно значимую, социально полезную важную функцию, и этого достаточно.

— А как же новые горизонты?

— Все в рамках программы. Меняется техника, подход к видеоизображению, звуку, придумываются свежие способы подачи материала. В последнее время, например, мы стали чаще оставлять в сюжетах живые сцены, иностранный язык уже не микшируем, не переводим, а просто даем субтитры. Раньше подобное не практиковалось.

— На западном телевидении тоже так делают.

— Это общая тенденция. У меня дома стоит «тарелка», которая ловит где-то 50 каналов, так что у меня есть возможность наблюдать многочисленные веяния, даже, возможно, брать какие-то приемы. Допустим, мы сейчас пытаемся так же, как они, приближать репортаж к маленькому документальному фильму.

— Вы неоднократно признавались, что совсем не смотрите «ящик», тем не менее раз в год ставите оценки коллегам, являясь телеакадемиком…

— Да, морально собираю себя на эту церемонию, хотя заранее жалею о зря потраченном времени.

— Номинированные программы далеки, на ваш взгляд, от высокой художественности?

— Не в этом дело. Телевидение и не должно стремиться к подобным задачам. Это же сфера обслуживания населения: для определенной категории зрителей в вещательной сетке обязательно должны значиться и пошлые программы, и интеллектуальные, для высоколобых. Телевидение должно быть для всех, разнообразным, тем оно и замечательно. Меня устраивает общий уровень нашего вещания, даже по сравнению с мировыми стандартами. Лишь к качеству некоторых передач есть претензии.

—У вас, говорят, память какая-то феноменальная: вы практически не пользуетесь услугами телесуфлера…

— Уже иногда пользуюсь. Понемногу свыкся с неизбежностью технического прогресса, хотя никогда с техникой не ладил. И поныне все тексты пишу себе от руки: так как-то легче угнаться за мыслью. Бесспорно, все помню. А на компьютере их потом уже набирают машинистки. Сам я печатаю, хотя крайне редко, лишь на обыкновенной портативной пишущей машинке.

— Читая немногочисленные беседы с вами, выявила несколько ваших основных принципов поведения: всегда идти по поверхности, жить, экономя силы, и не расходоваться понапрасну. Это выработанная философия или такая мудрость дана от рождения?

— Даже не знаю… Ну я еще в школе выучил первый закон Ньютона, который гласит о том, что, если на тело не воздействует внешняя сила, оно остается в покое. Вот этим правилом я и руководствуюсь. Во многом я достаточно инертный человек, не люблю, когда меня дергают.

— Тут налицо противоречие: что, как не суета, каждодневный новостной эфир?

— Почему? Никакой беготни, сидишь себе за столиком, потихоньку работаешь в течение дня, а потом все собранные факты излагаешь перед камерой. (Только тут надо уточнить, что каждые две минуты при этом звонит телефон, а каждые три в кабинет врываются разгоряченные корреспонденты со своими репортажами. При этом Михаил Глебович не поддается всеобщему ажиотажу, со всеми разговаривает на «ты», тихим, ровным голосом. — МКБ).

— Помните моменты, когда вы «кололись» перед камерой?

— Я вообще люблю посмеяться, но так, чтоб хохотать в эфире… Один раз, кажется, такое случилось, но я потом извинился. Бывают моменты, когда читаешь и понимаешь — дальше держать серьезное выражение лица не сможешь. Забавных историй, естественно, происходит масса. Однажды, когда убили Хаттаба, в нашей программе должно было идти заявление одного важного чиновника на эту тему, а также еще на тему предоставления российского гражданства. И мы вырезали эти два нужных нам кусочка из его пресс-конференции, но во время эфира их перепутали. И поэтому, когда я произнес: а вот что сказал такой-то про убийство Хаттаба, чиновник на экране начал рассуждать: ну, если бы он подождал несколько лет, получил бы гражданство в России, проблем у нас с этим нет… Ясно, что второй сюжет мы уже не давали. А в конце 90-х мы как-то назначили министра финансов. Суть состояла в том, что было два человека, один из них Лившиц, фамилию второго я уже не помню, но одного из них вот-вот должны были назначить на эту должность. На ком остановит свой выбор непредсказуемый дедушка-президент, никто догадаться не мог, поэтому на всякий случай к семи вечера подготовили сюжеты об обоих кандидатах. То есть обезопасились. И тут надо же было такому случиться, что один из начальников канала, проходя по коридору в студию, за несколько минут до эфира столкнулся с корреспондентом, несущим кассету с сюжетом об одном из кандидатов. «Кто там у вас?» — спросил он. И человек сказал: «Лившиц». Таким образом начальник решил, что уже известно о назначении, и тут же позвонил мне, чтобы сообщить эту новость. Я подумал, что уж он-то знает наверняка, и вышел в эфир с этой информацией. В итоге оказалось, что мы ошиблись. Вот такие вещи иногда происходят на телевидении.

— По тому, как общаются с вами коллеги, видно, что вас любят в коллективе. После работы своей командой часто собираетесь?

— Да, бывает. У нас все время у кого-нибудь день рождения. Но в целом я не большой любитель коллективных встреч. Я человек замкнутый, и друзей у меня немного.

— А что насчет вредных привычек? Курите?

— Когда планирую верстку всего выпуска. Но это не больше шести сигарет в день.

— Спиртные напитки тоже употребляете под настроение и по праздникам? Мне кажется почему-то, что вы в этом смысле эстет.

— Да. Но это не значит, что мне нравится виски и джин. Я люблю коньяк и пиво. Причем вместе. Сначала пью немножечко одного, затем немножечко другого…

— Вы неоднократно рассказывали, как в армии существенно похудели, а до этого были пухлым подростком, и с тех пор, ведя сидяче-лежачий образ жизни, не поправились. Такое бывает?

— Как видите. Правда состоит в том, что мой организм привык удовлетворяться малыми порциями еды. Наверное, желудок стал маленьким и многого не требует.

— Помните свою самую страшную детскую шалость?

— Как-то раз мы с одноклассниками отвинтили водопроводную трубу в школе, и вода хлынула в коридоры, в классы. Учебное заведение было буквально затоплено. Учителя вынесли нам приговор: исключение из пионеров. А тогда я очень серьезно к этому относился и поэтому на следующий день перед утренней линейкой намертво завязал красный галстук, тугим морским узлом, чтоб никто не смог его развязать. Но мне его разрезали. Правда, спустя несколько месяцев восстановили в организации, так как я всегда был на хорошем счету.

— Каким образом родители вас поощряли?

— Моя мама, Анастасия Ивановна, и папа, точнее отчим, Виктор Кадьевич, меня совсем не контролировали, ни в чем не ограничивали, что хотел, то и делал. Жесткий режим был исключен, за что им до сих пор благодарен.

— Вашей дочери от первого брака Ане 24 года, и работает она в отделе международной информации Первого канала. А когда она была маленькой, вы ей рисовали волшебные замки. Сейчас рисуете просто для себя?

— Крайне редко. В основном карикатуры на политиков. Говорят, получается похоже.

— Часто вы теперь видитесь с дочерью?

— Да. Хотя Аня уже давно самостоятельный человек, она рано вышла замуж. Ее муж — Григорий Поплавский, ровесник, по специальности — фотограф, то есть свободный художник.

— У них есть дети?

— Нет.

— Как думаете, вы скорее станете дедушкой или еще раз папой?

— Папой я уже один раз стал, мне этого достаточно. Да и дедушкой, надеюсь, стану не скоро. С этим ведь лучше не спешить… По мне, так сначала следует устояться в профессии. Ну, это я со своей колокольни сужу.

— Елена Савина, энергичный шеф-редактор вашей информационной бригады, ваша правая рука на работе и по совместительству уже двенадцать лет спутница жизни. Расскажите, как вы, такой закрытый трудоголик, подпустили ее к себе настолько близко?

— Трудно сказать. Думаю, из-за ее искрометного чувства юмора. Она мне сразу понравилась, в том числе и красотой, не побоюсь этого слова. Плюс сыграла свою роль схожесть мировоззрений. Все-таки порой хочется с кем-то поговорить, пусть и недолго… (Улыбается.) Лена умеет чутко улавливать моменты, когда нужно меня оставить одного. Но холодный ум у нее сочетается с живой эмоциональностью, и, когда требуется, она умеет меня расшевелить.

— Вы имеете в виду поставить на ролики?

— Это было нашим совместным решением, лет 8−9 назад. Тоже, кстати, вид спорта, который существенно экономит время и силы. Не какой-нибудь бассейн, куда надо идти, раздеваться, плавать, потом снова одеваться… А тут вышел из подъезда — и покатился себе. Что, собственно, мы и делаем.

— Странно, что, имея дворянские корни, вы никогда не мечтали о загородной усадьбе, а, наоборот, купили квартиру в самом центре, недалеко от Тверской. Почему?

— Во-первых, я по натуре сугубо городской житель, к красотам природы равнодушный. Во-вторых, в наших старых московских двориках довольно тихо и зелено.

— Если говорить о художественных пристрастиях, то картины каких режиссеров смотрите, в какие театры ходите, произведения каких музыкантов слушаете?

— Очень нравятся фильмы Кустурицы. Люблю Мастерскую Петра Фоменко, «Ленком». А в музыке я остался верен еще юношеским своим симпатиям: «Битлз», Окуджава, Высоцкий, Галич, а из наших новых исполнителей, возможно, Валерий Меладзе. Вновь образующимися «звездами» как-то даже не интересуюсь. Зачем менять привычки?