Что нужно женщине, у которой есть двое детей плюс красивый и богатый муж? Только удовлетворить свои карьерные амбиции.

А если и в этом плане все складывается успешно?

Тогда — еще больше работы и, может быть, третьего ребенка. Ну правда.

Что, например, нужно еще от жизни Тине Канделаки — обеспеченной женщине, молодой маме и популярной телеведущей?

— Тина, многие не верят, что вы добились всего самостоятельно.

— Что я должна сказать по этому поводу? Если мы говорим о популярности, то она бывает как бы двух видов: врожденной и приобретенной. Что касается первой, то у меня такой принадлежности никогда не было. Хотя фамилия Канделаки известна старшему поколению благодаря моему двоюродному дедушке Владимиру (ведущий баритон Театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. — Авт.). Так что со мной не было такого: «Как-как ваша фамилия? Если можно, по буквам, пожалуйста». Каких-то родственных связей с кланами или семьями я не имею. Мои родители занимаются совершенно другим.

— Насколько я знаю, они врачи. И наверное, были в шоке, когда вы ушли с первого курса медицинского института работать на телевидение?

— Они были в ужасе. Хотя мама отнеслась к моему решению более дружественно, чем папа. А он безумно боялся того, что я опозорюсь. Я ведь не очень хорошо владела грузинским языком, и папа считал, что я не смогу связать двух слов.

— Вы сразу же стали телеведущей?

— Да, такой своего рода хозяйкой эфира. Может быть, помните, на РТР одно время был похожий проект, когда между телевизионными блоками ведущий что-то говорил и заинтересовывал следующей программой? То же самое делала и я. Чуть позже пошли всевозможные игры, разговоры в прямом эфире друг с другом по телефону… А потом я приехала сюда.

— Никогда не жалели, что ушли из меда?

— Никогда. Представляете, какой бы был кошмар, если бы сейчас я сидела и говорила: «Боже, ну почему я не в операционной?»

— Ну и ставили бы клизмы или скальпель подавали.

— Этого я никогда не хотела. И между прочим, я училась на пластического хирурга.

— Тоже достаточно денежная профессия.

— Представляете? Видимо, у меня есть какое-то чутье, потому что, когда я пошла учиться на пластика, а потом ушла в ведущие, никакого коммерческого интереса к этим профессиям не было. Мне, наоборот, говорили: «Тина, ты же понимаешь, выучишься на врача, хотя бы кушать что будет».

— У вас остались какие-то медицинские навыки?

— Швы могу накладывать.

— А уколы делать?

— Ну, для этого в медицинский поступать не нужно. Уколы многие умеют делать, а вот швы накладывать — единицы.

— Не приходилось на практике когда-нибудь применять свои знания?

— Нет, что вы! Боже сохрани. Это для людей, которые к медицине не имеют никакого отношения, все кажется романтичным.

— Особенно анатомичка.

— Это такое испытание на самом деле… Я ходила туда и накладывала швы. Как у нас говорили — материалу. Мы не называли их трупами или покойниками. Просто — материал для работы. Но если этот материал пролежал около 3—4 месяцев, и к тому же еще был когда-то ребенком, то это испытание не для каждого. Я после посещения анатомички два дня есть не могла. И запах там — нереальный.

— Все медики помешаны на лекарствах и всевозможных профилактиках. Вы терроризируете этим свою семью?

— Зачем я, когда у нас есть моя мама? Она прекрасно всех терроризирует: «Сделайте профилактику детям — в городе эпидемия!»

— А в лекарствах хотя бы ориентируетесь?

— Ну, не знаю. Анальгин и тазепам отличить могу.

— У ваших детей достаточно редкие имена — Меланья и Леонтий. Они названы так в честь кого-то?

— Что ж вы, русские, удивляетесь-то, никак я понять не могу! Получается, я знаю русскую культуру лучше? Это традиционно русские имена.

— Ну и что? Традиционных имен много.

— Нравится мне. Вообще, я хотела назвать дочку Машей. А Андрей (Муж. — Авт.) говорит: «Ты понимаешь, что в школе она будет Маша — три рубля, и наша». Сына я хотела назвать Георгием.

— Жора…

— Вот-вот. Я помню, в роддоме рожаю, надо мной стоит акушерка, и я плачу и говорю ей: «Я хочу Георгия. Я мечтала, я шла к этому». А она мне: «Ты, надеюсь, понимаешь, что никто не будет называть его Георгием?» — «Как?» — «Так! Жорик!» И отбила охоту напрочь… У моих детей нормальные интернациональные имена, и когда они вырастут и будут ездить по миру, у них никогда не будут переспрашивать, как их зовут. Я надеюсь на это.

— Меланья и Леонтий как-то реагируют на маму в телевизоре?

— Знаете как? Дети публичных людей начинают это понимать благодаря посторонним людям, а не членам семьи. Они родились с этим и думают, что всех мам показывают по телевизору. Сын программу «Самый умный» любит, смотрит ее. Меланья как-то прохладно к этому относится.

— Вы, кстати, за «Самый умный» взялись из-за своих детей?

— Конечно. Вы же понимаете, что «Детали», которые идут на СТС, — это индивидуальный проект. А «Самый умный» — мировой, который да, калькирован, но сделан тем же каналом по лицензии. Поэтому у меня не было никаких сомнений. Тем более, я считаю, что «Последний герой» — это новый этап в реал-шоу, так как до этого не было у нас такого размаха, а «Самый умный» — новый шаг в области детского телевидения. Ну что можно посмотреть по телевизору детям в возрасте 3—4 лет? Кроме мультиков — ничего. У меня дети, я знаю. А ведь обидно, они тоже смотрят телевизор. Конечно, я могу сказать, что не разрешаю им смотреть, но это нереально. Они родились с пультами. Леонтий сам подходит и включает: «теевизой». Все знает.

— Программа действительно снимается на Украине? У нас что, нет умных детей?

— Есть, конечно. Просто мы записываем все на студии Довженко — это же совсем другой ценовой расклад. Нам краны предоставляют, с которыми работал Кэмерон на «Титанике». Вот такая миленькая у нас программка.

— Не обидно, что ТЭФИ вашей миленькой программе так и не досталась?

— Когда все это случилось и мне приходилось давать какие-то комментарии, я отвечала так: «Меня пригласили, меня наградили, у меня отобрали. Что вы еще хотите, чтобы я сказала?»

— Я считаю, что это даже как-то неприлично: извините, ошибочка вышла.

— Ой, я еще такая молодая, все еще будет. (Смеется.) Просто, как вам сказать… Я стараюсь делить все события в моей жизни на те, на которые я могу повлиять непосредственно, на которые я могу повлиять косвенно и на которые я не могу повлиять вообще. Последние меня не волнуют. Правда. Мои слова могут выглядеть как кич, но это так. Я должна уметь относиться к жизни так, чтобы себя сохранить. От того, что я волнуюсь или не волнуюсь, ничего не изменится.

— И за своих друзей, знакомых, которые живут в Тбилиси, сейчас не волнуетесь?

— Я была там две недели назад. И скажу по этому поводу вот какую вещь. Когда я ездила в Лондон, то в местном театре встретила охранника-грузина. Ему 20 лет, и уже три года он живет не на родине. На мой вопрос: «Почему ты здесь?» — он ответил: «Ну, а как там жить? Лучше быть охранником в лондонском театре, чем студентом в Грузии». Это ужасный факт. Выросло целое поколение эмигрантов. Я гражданка России, и духом я в этой стране. Мне в той Грузии, какой она является сейчас, абсолютно нечего делать. И безумно больно от этого, потому что грузинская интеллигенция подарила миру — я в это верю — столько имен и столько талантов. А где они сейчас? Такое впечатление, что у нового поколения нет никаких имен. Они есть, но они никому не нужны. Ой, не хочу продолжать эту тему, потому что мы сейчас в такие дебри ударимся…

— А у вас, когда вы еще не были гражданкой России, неужели не возникали проблемы как у лица кавказской национальности?

— О! Любимый вопрос. Нет, не возникали и никогда в жизни меня не останавливали. Хотя нет, один раз было. Меня муж вез беременную домой с дачи, и у него не оказалось документов. Как раз в Москве тогда чуть не объявили чрезвычайное положение (это было в конце девяностых). И нас с ним остановили. Я завелась с пол-оборота: «Хорошо, у нас нет документов, и я понимаю, что мы не правы. Но вы знаете, кто я (меня достаточно хорошо знали благодаря моему шоу на радио), и вряд ли мы те, кого вы ищете. Наверное, можно сделать исключение, тем более что я на шестом месяце беременности». В общем, у меня с милиционером возникла легкая перепалка. И когда я добавила, что сегодня вечером в эфире я скажу все, что о нем думаю, он улыбнулся и нас отпустил. Вот такой единственный инцидент.

— Принято считать, что все радийщики мечтают попасть на телевидение.

— Это правда. Хотя говорят, что все газетчики мечтают попасть в телевизор. И это я скорее должна у вас спросить об этом.

— Нет, я не мечтаю.

— И как давно вы перестали мечтать?

— Я работала, но больше пока не хочется.

— Ну вот видите, все-таки есть хотя бы негативный опыт.

— Почему негативный? Он как раз положительный.

— Если сейчас не пытаться ответить вопросом на вопрос — то, естественно, да, я хотела работать на телевидении. Потому что не в обиду будет сказано любым другим видам журналистики, телевизионная считается неким таким апофеозом, пиком карьеры. Но в моем случае цепочка «радийщик-телевизионщик» не совсем точная. Я ведь начинала с телевидения. Поэтому у меня и отношение к этому немного другое. Я это люблю, мне это доставляет колоссальное удовольствие, и какое счастье, что за это платят столько денег. Но я понимаю, что если завтра меня не покажут по телевизору, то мир от этого не рухнет, и ничего не изменится. Более того, толпы российских журналистов не выйдут на улицу с плакатами «Верните Тину Канделаки в эфир».

— А ваш мир рухнет?

— Если меня не покажут? Нет. У меня же есть семья. У вас дети есть?

— Нет.

— Вот когда вы решитесь родить и почувствуете радость материнства, то поймете, что на свете нет ничего главнее детей. Это очень банально, тривиально, но это правда. Есть такое понятие «семья» — она для меня на первом месте.

— Может, вам домохозяйкой стать?

— А зачем мне быть домохозяйкой? Я плохо готовлю. Если бы я хорошо готовила, то сидела бы дома. Но я готовлю намного хуже, чем работаю.

— Насколько я знаю, вы были первой беременной телеведущей…

— (Смеется.) А до этого телеведущие не беременели. Не получалось у них никак. Вот и решили поставить эксперимент: может ли ведущая забеременеть. Может! А вообще, я действительно была первой, кто работал в эфире беременной.

— Вопрос не в этом. Наверное, наслушались всяких страшилок и как это вредно?

— Мама прекрасно знает, что ей меня не напугать. А на работе — было. Допустим, сидели за моей спиной и говорили: если она сейчас родит, что будем делать? И говорили так, что я все это слышала. Ну и что? Потом сами забеременели и ничего, родили. Не так страшно это оказалось. На самом деле я советовалась со своим мужем. Так он сказал, что если тебе это доставляет удовольствие, то, естественно, надо работать, потому что, сидя дома, ты будешь переживать и нервничать, что тоже не очень хорошо. Где комфортней, там и надо быть. Поэтому Андрею я очень доверяю, и его мнение по многим вопросам для меня бывает определяющим.

— Он что, врач?

— Нет, он художник по образованию, но у него медицинский бизнес.

— Вас действительно Стас Садальский познакомил?

— Да, это так.

— Он был у вас свидетелем на свадьбе, а сейчас Садальский как-то вашу семью опекает?

— К сожалению, нет. Мы с ним очень сильно дружили, а такая сильная дружба заканчивается, потому что на таком накале невозможно сохранить отношения, а поддерживать более прохладные — не имеет смысла.

— Но вы здороваетесь хотя бы?

— А я его не вижу. Мы как-то с ним перестали пересекаться.

— Простите за нескромный вопрос…

— У меня с Садальским ничего не было.

— Да я не об этом. Вы действительно являлись частью сделки между вашим будущим мужем и Садальским?

— Ну это все было очень условно. Да — Андрюшка занимался рекламным роликом, да — у него снимался Садальский, да — Стасик сказал, что еще он познакомит его с Канделаки. Вы знаете, я слышала очень красивую историю про Березовского, как он своей будущей жене сказал: «Сколько?». Она: «Миллион!» Тогда он сказал: «Он твой!» И она стала его. Вы хотите услышать точно такую же историю обо мне? (Смеется.) Я могу: «Садальский сказал: «Хочешь, я познакомлю тебя с самой красивой женщиной этого города?» Андрей в ответ: «Нет». Стас: «Тогда пусть она станет частью нашей сделки!» И он сказал: «Да». И мы познакомились.

— Красиво получилось. Говорят, что будущие мужья при первом знакомстве совершенно не производят впечатление.

— Мой красавец, Андрюша Кондрахин? Мне он сразу понравился. Да я вообще люблю голубоглазых блондинов. Кстати, и я ему приглянулась с первого раза.

— Вы провстречались только три месяца…

— А я ему сама сказала: давай поженимся.

— Сама?

— Конечно! После нескольких дней знакомства я ему заявила: женись на мне. (Смеется.)

— А если бы он отказался?

— Вот и ходила бы дурой.

— Когда Иван Демидов приглашал вас работать на ТВ−6, он поставил только одно условие — не беременеть.

— Почти так оно и было.

— Третьего ребенка не планируете?

— Кстати, Ваня крестный папа Леонтия. По поводу планируете — не планируете. 10 ноября мне исполнилось 27 лет, и было бы смешно говорить, что я больше не собираюсь рожать. Если все будет в порядке, то почему бы и нет? Вообще, я считаю, что благополучные люди должны рожать больше. У меня есть возможность вырастить двоих и даже троих детей. И если Бог даст… Ведь вы понимаете, что такие решения не мной принимаются? Это настолько непредсказуемо и неизведанно. Я не верю в слова: «Тина планирует года через три родить». Смешно. Я ни первого, ни второго не планировала. Но Бог их мне дал. И если даст еще, значит, ребенок будет. Если не даст, значит, у меня будет только двое детей. Так что сколько мне предназначено — всех рожу и выращу.