Без страхов и упреков
Сумасшедший ритм жизни диктует свои законы даже в искусстве — свежеиспеченные звезды вспыхивают на телеэкранах чуть лине еженедельно, а потом… исчезают неизвестно куда. Актерская судьба Даниила Страхова складывалась по-другому. Окончив Щукинское училище семь лет назад, свою карьеру он выстраивал, как говорится, «step by step» — «шаг за шагом».
Сумасшедший ритм жизни диктует свои законы даже в искусстве — свежеиспеченные звезды вспыхивают на телеэкранах чуть лине еженедельно, а потом… исчезают неизвестно куда. Актерская судьба Даниила Страхова складывалась по-другому. Окончив Щукинское училище семь лет назад, свою карьеру он выстраивал, как говорится, «step by step» — «шаг за шагом».
Сегодня Страхов (в жизни — человек с очевидным положительным обаянием) — обладатель редкого амплуа «красавец-негодяй», легко влюбляет в себя не только киногероинь, но и большинство зрительниц.
— Вы один из немногих актеров, у кого в 27 лет за плечами уже театральные роли Дориана Грея, Калигулы, Платонова. Блат?
— Не знаю, для кого этот вопрос, но точно не для читателя. Потому что, когда актера спрашивают про блат, а он отвечает: «Да нет, что вы, не блат!» — кто ж ему поверит?! И все же я попытаюсь. У меня не было никакого блата, просто повезло в жизни пересечься с Сергеем Анатольевичем Голомазовым, поставившим со мной работы, которыми я очень дорожу и играю в них по сей день. Потом так получилось, что я встретил Андрея Житинкина, которому тоже признателен, ведь опыт, что он мне дал, сложно переоценить. Многое в моей творческой биографии произошло благодаря удачному стечению обстоятельств.
— А как вы оказались в роли маньяка Чикатило? Это же в голове не укладывается!
— Фишка режиссера Житинкина как раз и состояла в том, чтобы такого страшного морально и физически человека играл молодой обаятельный актер. Моноспектакль был поставлен по пьесе Михаила Волохова «Вышка Чикатило», где герой сначала оправдывается и спорит с Богом, но в результате боится умереть. Прежде чем согласиться на эту роль, я немало думал.
— Говорят, за такие эмоционально выматывающие спектакли актеры даже теряют в весе?
— Сложно сказать, я не взвешивался. Но то, что этот спектакль был изнурителен, — безусловно. Находиться на сцене один на один со зрителем в любом случае тяжело, будь ты юморист, балалаечник или драматический актер. А когда еще монологи переполнены ненормативной лексикой, которую нужно оправдывать, то тяжело вдвойне. Мы возили этот спектакль во Францию. Зал был небольшой, и синхронист, стоя в последнем ряду за спинами зрителей, параллельно мне выдавал перевод. Поскольку мата как такового во французском языке нет, то «merde» — дерьмо — было одним из ключевых слов представления.
— И публика хорошо вас принимала?
— А куда ж она денется?! Антракта нет, сиди и смотри. (Смеется.)
— Работая в Театре им. Моссовета, вы имели возможность подойти к Олегу Меньшикову, часто игравшему там свои спектакли, и попросить об участии в его антрепризе. Почему вы этого не сделали?
— Во-первых, я никогда не видел Олега Меньшикова в коридорах Театра Моссовета, во-вторых, у меня в принципе нет такой привычки — просить о чем-то сильных мира сего.
— Долгое время вы сохраняли прическу из длинных волос, благодаря чему имели запоминающийся романтический образ. Отчего враз поменяли имидж?
— Честно говоря, каре мне так надоело, что я бы давно избавился от него, но Житинкин ради спектакля «Портрет Дориана Грея» просил не стричься без серьезного повода. И вдруг мне подряд предложили три картины, где мои герои должны были быть с короткими волосами. Сначала меня утвердили в сериал о разведчиках — «Звездочет»; затем возникла «Бедная Настя»; а потом режиссер Андрей Андреевич Эшпай пригласил меня на роль Юры Шарока в «Детях Арбата» — историю о 30-х годах. Моей задачей было подстричься так, чтобы угодить всем. Я сходил в салон, потом в каждой группе меня еще по-своему подровняли, в результате получилось то, что получилось.
— Три сериала подряд… А когда-то вы были настроены против сериалов.
— Хм… С тех пор качество некоторых наших сериалов повысилось, отчасти за счет этого изменилась и моя точка зрения на вопрос.
— А по-моему, вы бы очень вписались в латиноамериканскую телепродукцию!
— Ну спасибо. Стандартный набор штампов в этой продукции у меня ничего, кроме смеха, не вызывает. Это, в общем-то, пародия на высокие отношения. Однако безумное желание видеть красивую жизнь и не прикрытые никакими вуалями чувства держат у телеэкранов миллионы зрителей.
— Подписываясь на 120-серийную «Бедную Настю», вы отдавали себе отчет, что это — изнурительный марафон длиною в 7—8 месяцев?
— Да, но я имел об этом чисто теоретическое представление. Теперь знаю, что это такое, когда производство картины поставлено, что называется, на поток, и нельзя никуда уехать, нельзя заболеть. В начале октября мы много снимали на натуре. Дело было под Санкт-Петербургом, где уже довольно холодно и промозгло в это время. Во время одного эпизода меня все время поливали водой, чтобы я выглядел более фактурно, а сцена дуэли снималась в открытом поле, да еще с ветродуем, для пущего эффекта. Короче, не заболеть было сложно, и я получил бронхит. Но назавтра опять стоял перед камерой — разлеживаться некогда.
— Вы смотрите свои фильмы, когда они выходят на экран?
— Стараюсь. Но не для того, чтобы полюбоваться на себя, любимого, а чтобы понять, что я сделал правильно, а что нет.
— И случалось, что вы, зарываясь головой в подушку, скрежетали зубами: «Кошмар!..»?
— Было, и не раз.
— Мой знакомый психолог, случайно увидев вашу фотографию, заметил, что вы человек очень замкнутый. Так?
— Так. Не всегда и не со всеми надо быть открытым. Хотя у меня есть друзья, и с ними я абсолютно другой. Вообще, одна из черт нашего времени — чрезвычайная замкнутость в смысле человеческих взаимоотношений, поэтому люди, распахнутые для мира и окружающих, во мне всегда вызывают а) удивление; б) восхищение. Правда, их крайне мало. А у меня закрытость — это и просто черта характера, и в чем-то закомплексованность.
— Актер и вдруг — комплексы. Разве такое возможно?
— Да, с моей точки зрения, актеры — одни из самых закомплексованных людей на земном шаре! Именно затем, чтобы перешагнуть через свои комплексы, большинство в актеры и подаются. Но не всем удается, и это трагедия на всю жизнь, потому что если ты не победишь себя, то никогда не добьешься внутренней свободы — обязательного условия для нашей профессии. К сожалению, «калек», так и не преодолевших себя, среди актеров очень много, и, по большому счету, я не вычеркиваю себя из их числа.
— И что же, вы с детства мечтали преодолевать комплексы на сцене?
— Нет, даже не думал об этом. И вдруг, когда в выпускном классе школы родители поинтересовались моими планами на будущее, я ответил глупость: хочу стать актером. Конечно, они очень удивились, но потом мама почему-то обрадовалась, стала меня всячески поддерживать. А мне казалось, что это просто, что я все могу, и успех буквально за углом. Но так думает каждый, кто идет в театральный, эта иллюзия неизбежна. Сначала я слетел с конкурса в ГИТИСе, потом слетел во МХАТе, потом в Щуке… Вот когда я везде провалился, меня согласился еще раз послушать Авангард Николаевич Леонтьев и все-таки взял к себе на курс. Только через год я перевелся в Щуку. Вот как все витиевато.
— Первая роль вселила в вас уверенность в себе?
— На худсовете говорили: «Да, хороший спектакль получается, но вот артиста Страхова лучше бы заменить…» Я тогда только окончил институт и был настолько неопытен, что даже не мог грамотно распределиться по роли. Конечно, я ее провалил. Правда, спустя год после премьеры стало что-то получаться. (В итоге именно за эту роль Николая Аблеухова в спектакле «Петербург» режиссера С. Голомазова Даниил получил премию «Московские дебюты». — Авт.)
— С тех пор прошло шесть лет. Посещают мысли, что время летит, а Гамлета вы все еще не сыграли?
— Не помню, сколько точно лет Гамлету, но если не ошибаюсь — за тридцать. Так что, возможно, Гамлет еще впереди.
— А Ромео?
— Ромео я не играл и не жалею об этом. В свои 14 лет я бы ни за что его не сыграл, и в 20 тоже не сыграл бы. Только сейчас, может быть. Но играть престарелого Ромео не хочется. Я поступил в институт совсем мальчишкой. А для того, чтобы играть, нужно иметь какой-то жизненный опыт. Поэтому я глубоко убежден в том, что мальчиков правильнее принимать в театральные вузы лет с 19—20, а то и старше. Думаю, они от этого только выиграют.
— В последнее время вы убедительны в амплуа негодяя. Кажется, что и в жизни вы такой, например, способны ударить женщину…
— Еще раз спасибо. Неправда ли, было бы странно, заяви я: «Да, могу!» Тут не о чем говорить — этого не происходило никогда, гарантирую.
— А вы женаты?
— Да. Моя жена — актриса Мария Леонова. Мы были однокурсниками в институте. Раньше она работала в труппе Театра им. Гоголя, а сейчас в Центре драматургии и режиссуры п/р А. Казанцева и М. Рощина играет в спектакле «Ледяные картины» и вместе со мной в спектакле «Безотцовщина».
— Вы с женой протежируете друг друга?
— Нет, и, наверное, это не всегда правильно, потому что помогать друг другу надо.
— Вы давно вместе. Что помогает жене выдерживать ваш непростой характер?
— А с чего вы решили, что он непростой? Впрочем, да, непростой. А у кого простой?!
— Кстати, один неглупый оригинал сказал, что «любовь — это заблуждение, будто одна женщина отличается от другой». Можете возразить?
— Каждая женщина настолько не похожа на другую, что тут и обсуждать нечего.
— Что такое женское коварство, знаете?
— Да, и даже помню, как встретился с ним впервые в жизни. Одной девочке я написал письмо с признанием в любви. А она показала его подружкам, потом позвонила мне, рассказала о том, как они веселились и что теперь об этом знает весь класс. На прощание она сообщила, что разорвала письмо и выбросила его на помойку. Мне было лет двенадцать, и я очень расстроился.
— Были случаи, когда женщина первая подходила к вам знакомиться?
— Были.
— И что вы делали?
— Знакомился.
— То есть вы идете на контакт?
— На какой контакт, что вы имеете в виду?! (Смеемся вместе.)
— А с феминизмом сталкивались?
— Сталкивался и понял, что, как правило, внутри каждой феминистки прячется женщина, которой очень не хватает мужского внимания.
— И…
— И все. Дальше уже выбор мужчины: либо, если данная феминистка ему нравится, предоставить ей это внимание, разрушив ее стереотипы; либо оставить эту женщину наедине со своими феминистскими проблемами. Я не делюсь опытом, а рассуждаю абсолютно абстрактно. У меня пока не возникало потребности сломать чей-то феминизм, хотя иногда это бывает забавно, поскольку в большинстве случаев феминизм достаточно инфантилен. Но смеяться над женщиной, обуреваемой некими иллюзиями, зачем? Это нехорошо.
— У Оскара Уайльда есть строчка: «Когда человек теряет красоту — он теряет все». Вам льстит, что ваша внешность привлекает внимание?
— Чаще всего о своей внешности я вспоминаю тогда, когда об этом задают вопросы журналисты. Плюсы, конечно, есть, чего кокетничать, хотя и минусов, на самом деле, не меньше: тебе иногда завидуют мужики, не обладающие хорошей внешностью; многие женщины воспринимают тебя только как интересную вывеску; работодатель в 90% случаев заранее отказывает тебе в уме. И эту схему порушить довольно сложно.
— Красивые женщины часто на работе страдают от мужских домогательств. Судьба утверждения на роль когда-нибудь зависела от вашего благоволения некой даме?
— Подразумевается дама-продюсер? К счастью, все-таки продюсеры и режиссеры в основном мужчины, поэтому таких проблем у меня нет. Если бы они возникли, я бы решил, что работать будет сложно, поэтому предпочел бы самоустраниться.
— Драться чисто по-мужски умеете?
— Нет. Хотя, если потребуется, могу дать в морду. Но что касается навыков каких-то боевых единоборств, то я ими не обладаю, и это одно из моих слабых мест. Я считаю, что любому мужчине не помешал бы бокс, дзюдо — да что угодно, лишь бы в экстремальных ситуациях выглядеть достойно.
— А вы попадали в экстремальные ситуации?
— Есть такая разновидность людей — «аварийщики». Как правило, они ездят на иномарках, специально создают аварийную ситуацию на дороге и подставляются под удар, чтобы потом срубить с «виновного» денег. Однажды, чуть не попав в такую историю, я, разъяренный, выскочил из машины и оказался в кольце агрессивно настроенных братков. Но закончилось все благополучно. Кстати, с тех пор я при любых обстоятельствах из автомобиля не выхожу.
— Сейчас модно заводить своего агента в Голливуде. У вас есть?
— Нет, а зачем? Я знаком с английским на уровне «I was born in Moscow» — не более.
— Великий Вертинский говорил, что артисты — это боги, а боги — всегда одиноки…
— А я что, бог? У меня есть любимая жена, у меня есть любимые друзья, у меня есть любимая работа. А одиночество оставим за кадром.