Трудно сказать, в каком качестве больше известен Александр Адабашьян. То ли в качестве сценариста, то ли в качестве актера. Ролей у него немного, равно как и сценариев.

Но разве не стоит у вас в памяти застенчивый нервический человек, появляющийся на какие-то несколько минут в «Пяти вечерах»? А за это, как говорится, можно все отдать…

НЕСЕКРЕТНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

АДАБАШЬЯН Александр Артемович

1945 г. р. Один из самых известных сценаристов в России. Среди его работ — сценарии к фильмам «Пять вечеров», «Несколько дней из жизни Обломова», «Настя» и др. В качестве художника работал на картинах «Свой среди чужих, чужой среди своих», «Раба любви», «Родня». Женат, имеет двух дочерей.

— Александр Артемович, говорят, что в последнее время вы живете за границей, а в Москву приезжаете лишь для того, чтобы повидаться с родственниками…

— Что только про меня не говорят! Как-то мне сказали, что я имею собственную виллу на Лазурном берегу.

— А как на самом деле?

— На самом деле я живу в Москве, а за границу уезжаю лишь по рабочим делам. Вот в этом году провел три месяца во Франции, Италии и Швейцарии.

— А во Франции где живете?

— В гостинице. Своей квартиры у меня нет.

— Как-то вы сказали: «Подолгу жить в Европе не могу. Парижа не люблю — лучше уж Рим…» Чем вам не угодили французы?

— Чтобы там нормально жить — надо там родиться. Французы совсем другие. Поначалу меня изумляли многие вещи. Нельзя являться к знакомым без звонка — надо предупредить заранее. Если ты кому-нибудь оставил сообщение на автоответчике и тебе не перезвонили — верный признак того, что с тобой не хотят общаться. И вообще нужно как можно меньше обременять своим существованием кого-либо. Условно говоря, у каждого француза есть свой собственный садик, который занимает там гораздо большую площадь, чем у нас.

— Однако многие приживаются во Франции…

— Приживаются те, для кого эта сторона жизни представляет меньший интерес, а материальные удобства — больший. В фильме «Обломов» главный герой говорит Штольцу: «Почему-то многие люди думают, как жить, а вот зачем — никто такого вопроса не задает». А в России, по крайней мере, в кругу тех людей, с которыми мне приятно общаться, такой уровень разговоров еще существует.

— Вот вы по образованию художник, окончили Строгановское училище, однако чем только не занимаетесь. Зачем за все хватаетесь?

— Я хватаюсь только за то, что мне интересно. В кино начал работать как художник, потом начал писать, сниматься, и так все пошло.

— Обычно говорят: «Если хочешь чего-то добиться, то надо заниматься чем-то одним». Не считаете, что распыляетесь?

— Не считаю. В отпуске я не был еще со студенческих времен. Смена деятельности для меня и есть отдых. Процесс, с моей точки зрения, куда важнее результата. И если этот процесс мне интересен, то потенциальный результат меня волнует куда меньше.

— Как бы вы сами могли назвать стиль, в котором работаете как художник?

— Не знаю. Я не силен в определении стилей и подстилей.

— А свои картины где храните?

— Дома, в галерее Ольги Хлебниковой, а что-то и раздарил. Дарю друзьям, коллегам. Очень много делал эскизов, иллюстраций к сценариям. Все расползлись по рукам.

— Сколько стоит картина Александра Адабашьяна?

— Когда как. А что вас это так волнует?

— Просто интересно…

— Не могу сказать.

— Как вы думаете, влияет ли на покупку ваших картин то, что их автор — человек известный?

— Не исключаю этого. Для людей, кому интересно то, что я делаю помимо рисования, моя картина будет как бы картинкой с биографией. В любом случае, мои работы покупают не для того, чтобы вкладывать в них средства. Для такого случая лучше уж Брюллов, Кабаков или Шемякин.

— В какой момент вы почувствовали себя известным?

— После того, как снялся в «Шерлоке Холмсе». Для широкой общественности я до сих пор Бэрримор с овсянкой. Можно всю жизнь заниматься чем угодно, но что-то одно случайно выскочит, и так на всю жизнь.

— Прежде вас воспринимали как человека команды Михалкова. О причинах расставания вы не любите рассказывать. Вас сильно обидели?

— Никто меня не обижал. Просто развалилась команда, и разбежались игроки. Перестали работать вместе, исчезла и необходимость общения.

— Бывает, что бывшие команды через много лет собираются вместе. Между вами такое возможно?

— Уже нет Паши Лебешева. Да и, насколько я помню из биологии, человек каждые 7—8 лет полностью биологически меняется. Точнее, у него не остается ни одной клетки из тех, которые были 7 лет назад. Видимо, это обновление и приводит к тому, что возврат к прошлому маловероятен.

— А на светские мероприятия почему не ходите?

— К высшему свету я себя не причисляю, поэтому мне и делать там нечего. Да и скучно на этих мероприятиях, общения как такового нет.

— Вы преподаете на Высших курсах сценаристов и режиссеров в Москве. Вы строгий преподаватель?

— Уже не преподаю. Преподавание — это отдельная профессия, для которой недостаточно иметь лишь собственный опыт. Надо было быть значительно жестче.

— А что мешало быть более требовательным?

— Характер. Он у меня мягкий. Веревки из меня не вили, но определенная вольность существовала. Курсы платные, и я думал, что студенты из меня жилы будут тянуть. А они вели себя как обычные школьники: опаздывали, прогуливали, не выполняли задания. В профессиональном плане понимаю, что мог бы заставить их делать намного больше. Поэтому я ушел.

— Несколько лет назад в прессе бурно обсуждалась ваша режиссерская работа над телефильмом «Азазель». Глядя с позиции сегодняшнего дня, как вы оцениваете свою работу?

— Я не смог сделать то, что хотел. Мне хотелось другое кино: другую музыку, другой монтаж. Но во всем виноват только я сам. На чем-то не настоял, где-то был недостаточно жестким, а где-то зря шел на компромисс. Режиссура не для моего склада характера, так же, как и преподавание. Там необходимо умение добиваться того, что ты хочешь.

— При написании сценариев чаще всего вы выступаете как соавтор. Почему?

— Каждый конкретный сценарий должен делаться под конкретного режиссера. Если кто-то хочет самовыражаться в литературе — пусть пишет повести, романы. Тогда между автором и читателем не будет никого. Если брать нашу работу с Михалковым, то сначала мы разрабатывали конструкцию сценария, потом он писал один отрывок, а я другой. После мы встречались и обсуждали написанное. Если я ощущал, что Никита внутренне недоволен моим предложением, — шел на компромисс. В любом случае, он бы никогда не стал снимать то, что ему не нравится.

— Как часто в вашей совместной работе возникают конфликты?

— Постоянно, со всеми и всегда. Но надо уметь отличать производственный конфликт от личного. По молодости с Михалковым мы очень крупно ругались.

— Кто чаще шел на уступки?

— Никита. Характер у него был поспокойнее.

— Однако, говорят, что у Никиты Михалкова достаточно жесткий характер.

— Написание сценария — это специфическая работа. Каждый отстаивает свою точку зрения, потому что думает, что она лучше для общего дела. Тот, кто поспокойнее, — быстрее отходит и идет на компромисс. Во время работы с Михалковым больших проблем у нас не было. Спорили, ругались, мирились. И не только с Никитой, но и с Пашей Лебешевым.

— Вы уважаемый и солидный человек, однако от небольших киношных ролей не отказываетесь. Зачем вам это? Хотите, чтобы вас знали в лицо?

— Я это делаю только тогда, когда собирается приятная для меня киношная компания. После такого способа знакомства отношения совсем иные. А если бы я беспокоился о своей узнаваемости, то наверняка согласился бы в свое время на предложение стать телеведущим одной еженедельной программы. Тогда бы я был в полном порядке. Но мне это было не интересно, и я отказался.

— То, что вы как дизайнер оформили два ресторана Антона Табакова, наверное, многих сначала удивит, а потом все скажут, что из-за денег…

— Я никогда ничем не занимался только для дохода. Именно поэтому человек я небогатый. Так, питаться в ресторанах Табакова я не в состоянии даже изредка.

— А разве вы не стали его почетным гостем?

— Можно было бы чаще пользоваться нашим знакомством, но это неприлично. Иногда Антон Табаков сам меня приглашает. В «Обломове» была свадьба моей дочери — Антон помог, сделал определенные скидки. Но постоянно прибегать к его дружескому расположению я не могу. А согласился я потому, что знаю и люблю Антона еще с тех времен, когда он был маленьким мальчиком и сыном Олега Табакова. К тому же данное предложение было напрямую связано с моей основной профессией.

— У вас две дочери. Чем они занимаются?

— Старшей, Александре, 23 года. Она закончила университет, вышла замуж и отважилась сделать меня дедушкой. Моему внуку Филиппу скоро два, а внучке Машеньке недавно исполнился месяц. Екатерине (ее зовут так же, как и мою жену) 21 год. Она училась в ГИТИСе, бросила и теперь занимается поиском себя.

— Катя живет с вами?

— По экономическим обстоятельствам сейчас со мной, а до этого отдельно. Жена отвыкла от московской жизни и в основном живет на даче. Периодически езжу к ней.

— Вы строгий папа?

— Нет, так же, как со студентами. Но теперь уже поздно становиться строгим.