— Хотите я угадаю, когда вы родились? — спросил он.
— Давайте!
— Умножьте число вашего рождения на 2, прибавьте 5, умножьте на 50 и прибавьте порядковый номер месяца… Теперь скажите: что у вас получилось?
— 558.
— Вы родились 3 августа. Женщинам я год не говорю…
— Как вы это сделали?!
И он рассказал, что какое бы число у вас ни получилось, надо всего лишь отнять от него 250. В моем случае получилось 308 — 3.08. Вот и весь фокус. Можете сами попробовать.
Он — великий фокусник Эмиль Эмильевич из династии Кио. Старший сын знаменитого Эмиля Теодоровича Кио, которого в 1960 году Международный магический клуб признал первым фокусником мира. Но, к сожалению, искусством Эмиля Эмильевича последние 9 лет наслаждаемся не мы, а наши японские братья по разуму. Так сложилась жизнь, что в Японии он живет по полгода и дает по три выступления в день, а в Россию приезжает «отдыхать». Последний раз в России он выступал в 92-м году, в цирке на Цветном бульваре. 160 представлений с аншлагами…
Вся его жизнь похожа на какой-то хитрый фокус. Мир вокруг маленького Эмиля был перевернут: люди ходили на руках, стояли на голове, парили в воздухе, жонглировали, и все вокруг было необычным. Он родился в семье знаменитого циркового артиста, славе которого в то время мог позавидовать сам Дэвид Копперфилд. Родился в Осетии: мама была осетинкой, работала в театре, и, кстати, свое первое звание заслуженного артиста он получил именно в Северной Осетии. После двух не слишком удачных браков Эмиль женился на Иоланте, бывшей жене своего младшего брата Игоря. Воспитывал племянницу как дочь, и вот уже почти 20 лет они вместе. Ну разве в каком-нибудь романе можно прочесть про такие хитросплетения судьбы? Если только — в фантастическом…
На вопрос, какой самый счастливый день в его жизни, Эмиль Эмильевич отвечает: «Когда мы с Иолантой расписались». И Иоланта подтверждает, что таким счастливым не видела его ни до, ни после этого.
Она тоже из старой цирковой династии Ольховиковых. Прабабушка была итальянка, но она же — одна из первых русских дрессировщиц. Сама Иоланта дрессирует попугаев. У нее был единственный в Союзе трюк, когда попугаи клювами поднимали в воздух площадку, на которой стоит Иола — так называет ее супруг.
Эмиль Эмильевич с самого детства хотел пойти по стопам отца. Но высшее образование в те годы было очень престижным, и отец настоял, чтобы сын поступал в Московский инженерно-строительный институт.

 — Я довольно-таки неплохо учился, — вспоминает Эмиль, — у меня с математикой всегда хорошо было — и в школе, и в институте, — а мой дипломный проект участвовал в конкурсе по реконструкции, озеленению и планировке Театральной площади в городе Рязани, выиграл конкурс, и по этому проекту площадь так и сделали… Меня Министерство образования наградило медалью «За лучшую научную студенческую работу СССР». Два месяца я работал мастером в тресте по строительству набережных и мостов. А потом ушел в цирк…

Говорят, что все свои секреты отец в основном передал старшему сыну, но Эмиль это отрицает:

 — Игорь тоже работал с отцом. С 60-го года мы работали все вместе. А когда отец умер, мы разъединились. Сначала у нас были одинаковые аттракционы — дубли. Игорю остался аттракцион отца с его ассистентами. А мне пришлось делать новую аппаратуру, набирать новых ассистентов, шить новые костюмы, писать новую музыку… Но мы за рекордно короткий срок — за три с половиной месяца — все это сделали, и первые наши гастроли были в Ялте. Это было 34 года назад, в 66-м году. За это время у нас не осталось ни одного похожего номера, кроме трюка отца — сожжения женщины. Но даже и это у нас делается немножко по-разному.

 — А почему приходится придумывать новые трюки? Старые становятся не интересны?

 — Во-первых, устаревают, во-вторых, их разоблачают. И даже такой трюк, как распиливание женщины, которому, наверное, лет триста, разоблачался много раз и сейчас делается совершенно по-другому. Мы сейчас, например, работаем над трюком, чтобы распилить женщину не поперек, а вдоль…

 — Вы говорите: «Мы работаем» — это значит, что существует «мозг», который работает над программой? У вас большая команда?

 — Сейчас мне помогают только моя жена (как режиссер) и некоторые мои товарищи. К сожалению, среди теперешних моих ассистентов я никого не могу выделить, кто бы помогал. Раньше — были. У отца были ассистенты, которые работали с ним по 30—40 лет, и у них были свои, очень интересные идеи…

 — Как часто вы придумываете новые трюки?

 — Как вдохновение приходит. По-разному: можно два трюка за один день придумать, а можно один — за пять лет. Но я постоянно об этом думаю.

 — Ходят слухи, что Дэвид Копперфилд интересовался некоторыми вашими трюками…

 — Может быть, и интересовался, но не у меня. Я с ним лично не встречался. В Японии он не был. Там я познакомился с американскими фокусниками Зигфридом и Роем. Вот они хотели у меня купить один трюк. Я, кстати, считаю их более сильными, чем Копперфилд. И вообще я считаю их лучшими из фокусников, которые работают на сцене, потому что Копперфилд очень хорошо делает телевизионные клипы, а это совершенно разные вещи. Когда он выступает на сцене, после каждого фокуса на десять минут закрывается занавес, а люди сидят и ждут. В клипе все это можно смонтировать, но перед публикой — никак… Зигфрид и Рой дважды приходили на наше представление и потом сказали мне, что оценили, насколько сложнее выступать на манеже, чем на сцене, потому что публика смотрит со всех сторон.

С 66-го года, когда Эмиль Кио начал работать один, он дал больше 12 тысяч представлений, которые посетили почти 30 миллионов зрителей. Если сложить представления всех трех Кио — интересно, сколько получится? Наверное, если бы в цирк ходили все время разные люди, то эти представления посмотрели бы все жители Советского Союза…

В двадцатые годы, когда Эмиль Теодорович Ренард начинал свою карьеру фокусника, ему не нравилась его фамилия. Казалась неблагозвучной и не слишком театральной. Тогда среди творческой молодежи очень модно было брать в качестве псевдонимов иностранные фамилии, и Ренард мучительно искал свой. Друзья были в курсе этих поисков, и как-то после представления, когда они возвращались домой, жена одного из приятелей вдруг сказала: «Посмотрите-ка — чем не псевдоним?!» Они подходили к дому, где горели три неоновые буквы: «КИ…О» вместо «КИНО». Так перегоревшая «н» положила начало фамилии великих фокусников. С такой фамилией Эмилю Эмильевичу, наверное, легко в Японии. Какую-нибудь нашу простую русскую фамилию японцы бы без ошибок и объявить, пожалуй, не смогли!

 — Легко ли вам живется в Японии?

 — Работаем каждый день, по два-три выступления, почти без выходных.

 — Язык знаете?

 — Плохо. Но то, что надо для работы, знаю. Я веду на японском программу, клоун наш тоже по-японски шутит. Японцы понимают.

 — С кем вы общаетесь, приятельствуете, дружите?

 — Там, где мы находимся — наша база на острове Хоккайдо, — там сейчас уже много русских: чартер с Сахалина летает, в местном университете преподают русские профессора… Да и японцев тоже много знакомых — общаемся с ними на английском; есть японцы, которые учат русский. Меня уже узнают на улицах, машут из автобуса… Здесь меня на улицах не узнают…

 — А вам не обидно, что Игоря узнают, а вас — нет?

 — А что в этом обидного? Меня не узнают, потому что я мало где появляюсь. На светские сборища я не хожу. Считаю, что артист должен появляться на тех же презентациях не как свадебный генерал, а когда ему есть что показать из своих достижений. Чего просто так светиться?.. И потом, я всегда больше работал по стране, а Игорь — по телевизору. Но все равно обидного ничего нет, потому что «не узнают» не значит — «не знают».

 — Между вами есть конкуренция?

 — Конкуренция… Да нет: у каждого — свое место, свое лицо.

 — И все-таки вы не особенно дружите?

 — Ну почему… Вот вместе отмечали столетие отца в цирке на проспекте Вернадского в 94-м году. Впервые после смерти отца мы вдвоем вышли на манеж и работали вместе…

На гастроли в Японию Игоря тоже приглашали, но его поездка получилась очень кратковременной: отработал программу и уехал. А с Эмилем японцы заключили долгосрочный контракт.

 — Не скучаете ли вы?

 — По Японии?..

 — По Москве!

Несмотря на привычные разъезды и кочевой образ жизни, на годы, проведенные в Японии, Эмиль так и не ощутил себя гражданином мира. Он считает себя российским гражданином, а своим настоящим домом — дом в Горках−2, что по Рублевке. Остаться за границей не было желания никогда, даже когда вся страна еще была «невыездная».

 — Я как-то, перед гастролями в Соединенных Штатах, сдал партбилет в райком на хранение, а приехал — уже ни райкома нет, ничего. Но я этот билет все-таки через восемь лет нашел в архиве. У меня и комсомольский билет хранится…

Иола смеется, что Эмиль никогда ничего не выбрасывает, обожает хранить всякие мелочи. Все собирает! На полке рядом с книгами у него, например, можно обнаружить автомобильный номер «КИО 0001», подаренный ему на гастролях в Киеве в тысяча девятьсот махровом году. Очень много книг. Есть даже «Записки дрянной девчонки» Даши Асламовой. Хотя больше его интересуют биографии великих людей, мемуары, историческая литература: «Люблю вспоминать то, что было».

Любимое место в доме — у компьютера.

 — Работаете?

 — Пасьянсы раскладываю.

 — Вы верите в чудеса?

(«Только на манеже», — смеется Иола.)

 — Верю во все сверхъестественные явления. И в моей жизни происходили чудеса. Маленьким мальчиком я как-то думал: вот если отпустить воздушный шарик — он улетит, там, на высоте, наверное, давление снижается, он становится все больше и больше и лопается. А куда деваются кусочки от него?.. Я посмотрел наверх — и вдруг увидел кусочек шарика, который падал на землю. Стоило мне подумать, как мне тут же все объяснили…

Бывало, что я точно знал, что сейчас встречу именно такого-то человека. И действительно этот человек появлялся!

В доме Кио, конечно, есть японский уголок, сделанный лично Иолой, много японских сувениров и есть даже японская собачка очень популярной в Японии породы ши-цу. Собачка дорогая и чрезвычайно интеллигентная — вся в хозяев. Хотя в Японии семья Кио не считается миллионерами, а скорее — средним классом. Но собачка была преподнесена Иоланте в подарок. Именно здесь — не в московской квартире, а в этом белом, окруженном лужайкой с прудиком и зелеными пластмассовыми лягушками доме — и Иола, и Эмиль чувствуют себя «как дома».

 — Вы в любой момент можете сами прекратить контракт? Что же вас держит на японской земле — может быть, вы очень любите суши? (Эмиль Эмильевич утверждает, что мы произносим неправильно это слово — надо говорить «суси».)

 — Мне нравится, — говорит Иола, — а Эмиль рыбу вообще не любит. Просто здесь вообще нет работы… Там к нам относятся с большим уважением, даже трепетно. С импресарио сложились отношения больше дружеские, чем деловые. Его отец принимал отца Эмиля, когда тот приезжал на гастроли, и самого Эмиля в 70-м году. Он сказал нам, что наш контракт будет длиться столько, сколько мы захотим. Поэтому есть какая-то уверенность в завтрашнем дне. Может быть, это и держит…

Самое большое их желание — опять работать в России, как в былые времена, с аншлагами, чтобы цирк вернул свою былую славу, свой блеск и любовь зрителей. Раньше детство было немыслимо без огней циркового манежа. Но вот уже два поколения живут у нас без цирка. Почему-то пропала потребность в этом искусстве. А ведь кто-то должен попытаться его возродить, как возрождают сейчас театр и кино. Может, вы попробуете, Эмиль Эмильевич?..