Архив

Евгений Жариков: «В Госкино я считался актером положительного фонда»

18 декабря 2000 03:00
1587
0

Он в жизни такой же, как в кино: доброжелательный, добропорядочный отец семейства. На стене на видном месте висит фотография четы, сделанная в обыкновенной фотомастерской города Одессы во время съемок «Рожденной революцией». На ней они просто лучатся счастьем. Наверное, это многое объясняет…

— Что прежде всего вспоминается, когда произносят: «Рожденная революцией»?

 — 1973 год. Съемочная площадка фильма «Возле этих окон», где мы работаем вместе с Наташей Гвоздиковой. Именно там меня нашла ассистент по актерам с киевской киностудии им. Довженко Лариса Славянова. До этого я 13 лет от нее бегал. В Киев даже опасался ездить. Стоило там появиться, как тут же утверждали на какую-нибудь ленту. А в то время к этой киностудии было особое отношение. Говорили так: «Есть очень хорошие фильмы, есть фильмы средние, есть плохие, есть очень плохие и есть фильмы киностудии Довженко». Уже последняя черта — какой-то китайский кинематограф на украинской почве… А тут Лариса приезжает, так загадочно улыбается и говорит: «На этот раз я тебе привезла роль, от которой ты точно не откажешься!» И протягивает сценарий 10-серийного художественного фильма «Рожденная революцией». Материал оказался действительно интересным, и я поехал на пробы в Киев. На роль Марии пробовались три актрисы — очень неплохие. Одна из них — достаточно известная. Но когда режиссер отвел меня в сторону и спросил: «С кем бы ты хотел прожить такую длинную экранную жизнь?» (фильм снимался четыре года) — я не задумываясь ответил: «C Наташей Гвоздиковой».

— В это время зарождался ваш роман — поэтому и хотелось сниматься вместе?..

 — Естественно. Но кроме личных симпатий действительно у меня было совершенно твердое убеждение, что Мария — это ее роль. А как нам великолепно удалось на этой волне собственной влюбленности без единого поцелуя сыграть такую сильную любовную линию фильма!

— А то, что Николай Кондратьев — ваш герой, вы тоже почувствовали сразу?

 — Образ очень органично на меня ложился. Я сразу понял, что смогу это сделать. Работники милиции обычно далеко не идеальные, а мы сделали идеал, к которому нужно стремиться, который можно любить, уважать, которому можно подражать… А как интересно шли съемки! У нас в руках были настоящие дела. Мы буквально прикасались к истории. Сейчас такое невозможно. Никто не откроет тебе столько архивов… Но наш фильм курировал не кто-нибудь, а сам министр внутренних дел СССР Николай Анисимович Щелоков. Весь отснятый материал он смотрел и обычно хвалил. И хотя изначально планировалось снять 10 серий, а потом их все показать, именно он настоял, чтобы серии выпускались на экран по мере готовности.

— Сценарий писался с конкретного человека?

 — Да, был в Ленинграде такой Кондратьев — о нем ходили легенды. Ему удавалось раскрывать самые безнадежные дела. Доходило, говорят, до того, что, если бандиты узнавали, что за их дело взялся Кондратьев, сами шли сдаваться. Только настоящего Кондратьева звали не Николаем, а Сергеем Ивановичем. Он умер в 1957 году от рака. Так что лично я со своим героем знаком не был, след их семьи затерялся… Только много лет спустя, когда фильм уже вышел на экраны, нам позвонили из Петрозаводска и предложили встретиться с 90-летней женой Кондратьева — Марией. Это была удивительная встреча. Я наблюдал со стороны встречу двух Марий — настоящей и экранной.

— В 1978 году вы за эту работу получили Госпремию. Награда была ожидаема?

 — Честно говоря, не очень. Вместе с нами в телевизионной номинации была представлена программа «Время», а главное — «заказной», партийный 50-серийный фильм о мощи советского государства: «Моя биография». За такие грандиозные вещи по традиции всегда что-то давалось. Поэтому мы и полагали, что они нас перебьют. Но в итоге мы выиграли.

— По-моему, этого и следовало ожидать. Популярность ведь фильма по стране была неслыханной!

 — Что правда, то правда. Мы с Наташей только в руки получили 270 тысяч писем — а сколько потом нераспечатанных, в каких-то заброшенных ящиках, находили на телевидении и на киностудиях!.. Ведь тогда достаточно было написать на конверте: «СССР. Кондратьеву» — и послание доходило. Читали мы безусловно все, а вот отвечали на какую-то часть. Нам писали десятиклассники, солдаты-срочники. Они давали обещание, что пойдут работать в уголовный розыск. Спустя много лет я, случалось, встречал их в жизни — уже офицерами. И они спрашивали: «А вы помните мое письмо?..» Конечно, и сумасшедшие разные писали из дурдомов: «Я — ныне действующая императрица — произвела вас в князья Московские Евгении I».

А на всех массовых мероприятиях неизменно был аншлаг. Помню, на одном из серии концертов в Чите, на стадионе, мы с Наташей по сценарию должны были в середине действия выехать на черной «Волге» под музыку из фильма. Я — в форме, в гриме, в парике. Наташа — в береточке, в кожанке. Все шло по плану. Мы медленно выезжаем. И вдруг я вижу, как верхние ряды рванули вниз, а по машине что-то часто застучало. Полное впечатление, что пошел град. Это местные жители вынули всю свою мелочь и высыпали ее на нас, выражая таким образом свою любовь и признательность. А когда мы уже выезжали со стадиона — толпа вся двинулась за нами, окружила и торжественно подняла «Волгу» на руки… Я тогда очень боялся, что кто-то кого-то задавит. К счастью, все обошлось. Единственно — для того чтобы мы своим появлением не рушили действо, наш выезд перенесли на самый конец представления. После нас уже гремел салют…

— Наверное, приятно вспоминать славное прошлое! А чем вы заняты сегодня?

 — Сейчас я готовлюсь к своему 60-летию. Занимаюсь делами собственного социального фонда, который создал, чтобы помогать старым, больным, немощным актерам. Еще снялся в трех картинах: «Сыщики» — там я министр внутренних дел; в комедии у Суриковой играю владельца сети бензоколонок — бабника, алкоголика. И в «Армии спасения» — генерала Громова. Вот такие разные по диапазону роли…

— А вам не кажется, что режиссеры в вашем случае, за редким исключением, просто тиражируют уже однажды созданный образ?

 — Возможно. Но совершенно ведь в другом качестве! К тому же от себя далеко не убежишь: характер, воспитание, да и военно-офицерское училище я прошел. Другое дело, что я всегда стремился к разнообразию, и мне хотелось сыграть отрицательного персонажа. Но только, разумеется, не патологического злодея, издевающегося над женщинами и детьми. А вы, кстати, догадываетесь, что положительного героя играть труднее? Отрицательный всегда виртуознее выписан. У него есть второй, третий план, смена настроений, а положительный — да, в него влюбляются, сопереживают, но он тянет одну и ту же линию, и оставаться интересным в этом случае нелегко. А играть просто гладко — вообще скучно. Вот как раз в фильме «Возле этих окон» я играю «знак» — этакого праведника-агитатора. Ходит по домам и узнает, как народ понимает свои задачи… Я сразу отказался от этой роли. Так меня вызвали в дирекцию: «В таком случае вы увольняетесь с „Мосфильма“ и из Театра киноактера. Вперед, на вольные хлеба!..» А это значило, что мне бы не дали больше сниматься, — пришлось согласиться. Можно сказать, заставили в приказном порядке…

— И все же как вы думаете: почему столь громкий успех не повторился в вашей биографии?

 — А нет материала! Дайте материал — и он повторится. Мне ведь тогда, после выхода фильма, предложили роли всех милиционеров, какие только были написаны, — вплоть до постового регулировщика. Я им говорил: «Кретины! Да что вы делаете?!» А они мне: «Ты на себя в зеркало посмотри!..» Однажды какой-то мужик, ассистент по актерам, звонит: «Говорят, это здорово у вас получается…» Я ему кричу: «Дурак! Забудь телефон!!!» А для себя сразу решил: лучше будет написано — соглашусь; хуже — никогда. Потом ведь у меня были разные фильмы — вовсе не милицейские. Правда, буквально через год после «Рожденной революцией» я получил заманчивое предложение от Станислава Сергеевича Говорухина: сыграть Шарапова в «Месте встречи изменить нельзя». Я отказался. Он на меня обиделся. Но спустя некоторое время понял: согласись я тогда, это был бы матерый Кондратьев в роли молодого, неопытного Шарапова. Настолько неразрывна еще была связь с лицом и свежи эмоции от только что прошедшего сериала… Сейчас, по прошествии многих лет, это бы не сравнивалось — уже забылось, какое кино снималось первым. Но тогда этого делать было нельзя. И свой отказ я просто считаю творческим подвигом.

— А каких еще героев, в силу тех или иных причин, сыграть не удалось?

 — Ну что об этом говорить, когда многое прошло мимо!.. Для каждой роли — свой возраст. Допустим, был написан великолепный сценарий «Князь Серебряный» по Толстому. На меня роль замечательно «ложилась»: я был очень спортивен, хорош собой, и, думаю, в моего героя можно было влюбиться. Ведь подходит тебе роль или нет — это сразу видно, как порода: либо она есть, либо ее нет. Но в брежневские времена в сценарии усмотрели какие-то параллели с существующим строем, и съемки запретили. Не случилось…

Еще хотел сыграть Достоевского. У нас на курсе ставили «Братьев Карамазовых». Думаю, одного из братьев я мог бы сыграть. А вот «Идиота» бы не стал. У меня немножечко не та натура. Я внутри крепкий человек, а он — такой «разжиженный»… Можно, конечно, себя расшатать, но не всегда хочется. Мне ближе другой герой — смелый, решительный: Тарзан, Чапаев…

— Вы чувствовали, что на вас уже поставили определенный штамп благородного положительного героя?

 — Конечно. В моей творческой биографии была история, когда совместными усилиями Госкино, «Мосфильма» и Министерства внутренних дел не дали сыграть Николая II — последнего русского царя. Режиссер Виктор Трегубович увидел мои фотографии с картины «Робинзон Крузо» — я там с длинными волосами был, с бородой, с усами (действительно страшно похожий на Николая) — и тут же предложил мне эту роль. Естественно, я с удовольствием согласился, а мне раз — и запрещают, потому что я в это время играю Кондратьева. А у них, в Госкино, существовал такой негласный «золотой фонд положительных персонажей», и я в него, как оказалось, входил. Причем они еще хитро действовали — говорят Виктору: «Он отказывается». Виктор тут же мне перезванивает: «Это правда?!» Я ему: «Конечно, нет, это все их интриги». В конечном счете Николая играл другой артист… Но я все равно всех обманул и снялся в это время у Гайдая в такой закрученной комедийной истории по Зощенко. Играл обывателя «с приветом». Его звали Кока. Конечно, лучше бы Николая сыграл, чем Коку, но не дали…

Тем не менее у меня не было долгих пауз: я всегда работал. Снимался до «Рожденной революцией» и ждал своего звездного часа. Он наступил. И после продолжал сниматься и ждать следующего… Есть легкое сожаление, что что-то не удалось, но ведь и получилось кое-что! Как артист я постоянно подтверждал свою состоятельность — что я дееспособен, интересен, разнообразен. Многие даже удивлялись иногда: «Да это ты его играл?! Не узнал!..» А для меня это главная задача — чтобы не узнали.

— А разве актер не жаждет славы?..

 — Это только дураки тщеславны. Слава, безусловно, приятна, но потом раздражает уже. Недавно подходит ко мне старик и кряхтит: «Я с молодости вас помню». — «Папаша, — я говорю, — ты думаешь, мне двести лет?.. Ты ж меня лет на 15 старше!» Кстати, когда ко мне подходят и благодарят за другие мои фильмы, я с этими людьми общаюсь с гораздо большей приязнью, чем с теми, кто пристает с «Рожденной революцией»…