Некоторые роли, подобно яркой комете, вспыхивают на творческом небосклоне артиста и долгие годы тянутся за ним длинным огненным шлейфом. Порой стоит нам назвать фильм, как сразу в памяти вспыхивает имя актера, и наоборот. Этим ролям свойственно поднимать планку, приносить славу и существенно влиять на судьбу. Их называют звездными ролями.

Почему повторить такой успех невозможно? На эту тему мы решили поговорить с «небесной ласточкой» Ией Нинидзе, с Евгением Жариковым — легендарным сыщиком Николаем Кондратьевым из «Рожденной революцией» — и с Анатолием Кузнецовым, незабываемым Суховым из «Белого солнца пустыни».

 — Действительно, не раз сталкивался с такой ситуацией: собираешься приехать куда-нибудь на творческую встречу — организаторов заранее оповещают: приезжает артист Анатолий Кузнецов. А они: «Кто такой?!» — «Да Сухов же, из „Белого солнца пустыни“!» — «А, Сухов — так бы сразу и сказали!» Вот такой курьез. Люди подходят ко мне, как к своему ближайшему другу: «Здорово, Сухов!» Забавно: все помнят именно фамилию, а что его звали Федором, мало у кого отложилось.

— Не раздражает такая популярность?

 — Многое зависит от того, кто и как пристает. Вы же, к примеру, к ухаживающим за вами молодым людям относитесь по-разному. Потому что один делает это умело, интеллигентно — и вам приятно, а другой действует грубо — и это уже не нравится. Так же и мне. Еще все зависит от ситуации: иногда позарез нужно, чтобы тебя узнали, а не узнают, — а узнают, наоборот, тогда, когда это совсем некстати… Но вообще скромнее надо быть.

— Во время съемок было ли предчувствие колоссального успеха?

 — По-моему, невозможно заранее это просчитать. Нет, Мотыль не раскладывал перед нами сценарий со словами: «Ребята, мы делаем шедевр!» Мы все просто страстно, увлеченно работали. Но, конечно, плох тот солдат, который не хочет стать генералом. Тем более когда материал позволяет это сделать. Приятно, что за столько лет я не слышал ни одного негативного высказывания в адрес моего Сухова.

— Как вы думаете, почему он стал народным героем и всеобщим любимцем?

 — Затрудняюсь ответить. Чем-то, наверное, был близок по поведению, по каким-то своим человеческим проявлениям. Я знаю, что эту картину очень любят наши космонавты — у них даже существует традиция: перед запуском нового экипажа они смотрят фильм от начала до конца, викторины придумывают, где огромное количество вопросов на знание подробностей — например, «сколько стоит Сухов?» и т. д. «Белое солнце пустыни» действительно сразу произвело фурор, было продано в 130 стран, и я благодаря ему поездил по миру, участвуя в различных мероприятиях типа Недели советского кино.

— Но я знаю, что не сразу все складывалось столь безоблачно…

 — Совершенно верно. Как только мы приехали в Махачкалу (это была наша первая съемочная экспедиция в Дагестан), выстроили декорации на берегу Каспийского моря и приступили к работе, тут же из Москвы приехала специальная комиссия — нас проверять. Что-то им там не понравилось, и приговор был следующий: картина не получается, и ее следует либо закрыть, либо передать в руки другого режиссера — Михаила Швейцера или Владимира Басова (к чести художников, они отказались). Трудно сейчас сказать, почему к Владимиру Яковлевичу отнеслись с таким недоверием. Ведь до этого он уже снял две неплохие ленты — «Дети Памира» и «Женя, Женечка и «катюша». Полагаю, он просто не совсем ладно контактировал с кинематографическим начальством, и у него было много завистников. Но тогда комиссия была непреклонна, хотя один из ее членов на просмотре уже отснятого материала сказал Владимиру Яковлевичу: «Очень любопытный у тебя намечается фольклорный герой. Жаль, что так складывается ситуация…» Но мы не сдались. Я лично ходил к редактору объединения на «Мосфильме» (этот факт, кстати, я совсем недавно «обнародовал» Мотылю: он ничего не знал) беседовать на эту тему. Она мне кричала: «Ему не удастся сделать хорошую картину!» Но мне показалось — я убедил ее в обратном. В результате, выражаясь языком фильма, нам дали «добро». Съемки продолжались в общей сложности где-то полтора года, а по завершении лента банально легла на полку. Нас спасло, что тогда практиковалась особая форма просмотра новых фильмов на дачах высокого начальства. «Белое солнце пустыни» попало к Брежневу, понравилось — и только после этого вышло на широкий экран.

— Вы легко были утверждены на главную роль?

 — С Владимиром Яковлевичем мы познакомились, когда он был еще вторым режиссером у Юрия Карасика в картине «Ждите писем». Прошло время, и я получаю от него сценарий. Прочел — и влюбился. Собираюсь ехать на пробы и буквально накануне, выходя из машины, поскальзываюсь и ломаю лодыжку. Но все равно в таком «красивом» виде прибываю на «Ленфильм». Претендентов на роль было всего двое: я и Георгий Юматов. Вы знаете, мы, артисты, ведь всю жизнь проходим через этот сложный экзамен — пробы, хотя раньше на «Мосфильме» восседал художественный совет, который решал даже за режиссера, кто будет сниматься в том или ином фильме. И только заслуженным, титулованным мастерам доверяли выбирать себе актеров самостоятельно. Тогда ситуация сложилась благоприятно, и вы имеете меня в роли Сухова, хотите того или нет.

— После «Белого солнца пустыни», наверное, на вас со всех сторон посыпались предложения?..

 — Как ни странно, нет. Мне Сухова еще долго припоминали. Однажды на одной из картин, во время какого-то творческого разногласия, режиссер мне так прямо и заявил: «Ну, у вас на „Белом солнце пустыни“ все не так было…» На что я ему ответил: «Знаете, давайте эту картину сейчас забудем. Мы ведь с вами делаем совершенно другую работу». Конечно, я стремлюсь к разнообразным, разноплановым вещам. Например, в комедии «Инкогнито из Петербурга» сыграл судью Ляпкина-Тяпкина, забавного такого персонажа. А однажды услышал замечательный комплимент от моей однокурсницы Галины Волчек. Она мне сказала: «Толь, знаешь, вот ты вроде грим не делаешь, чтобы измениться внешне, а происходит у тебя какая-то внутренняя перестройка характеров, поступков, и ты уже другой совершенно». Поверьте, слышать мне это было достаточно лестно.

— Но вы же не будете отрицать, что, несмотря на множество ролей в кино, Сухов — это ваша визитная карточка? Как вы думаете: почему так получилось, что второго такого успеха не было?

 — Ну, не знаю. Может быть, какой-нибудь киновед вам сможет это объяснить. Но когда мне подобные вопросы — не обидно ли? — задают из зала на разных творческих вечерах, я всегда отвечаю: «Есть утешительные примеры, и за ними не нужно далеко ходить. Борис Бабочкин — замечательный русский актер. Кто? Чапаев, конечно. Вячеслав Тихонов?.. Штирлиц, безусловно». А иногда делаю эксперимент и в другой области — спрашиваю у зала: «А Лев Толстой?» Мне кричат: «Война и мир»…

— Ну почему же? А «Анна Каренина»?..

 — Это уже потом. Так и у меня можно вспомнить фильмы, которые мне лично не менее дороги: «Утренние поезда», «Берега в тумане», «В зоне особого внимания» и т. д…

— А есть сожаления о каких-то упущенных возможностях и несыгранных ролях?

 — Конечно, у меня много таких примеров. Одно время все режиссеры стали пользовать меня как положительного героя. «Вот, — говорят, — тебе образ — очеловечишь», а у такого персонажа гораздо меньшая палитра красок… И я стал вести с этим активную борьбу. Не знаю уж, успешно или нет. Помню, режиссер Микаэлян предложил мне сняться в его фильме «Премия» в роли секретаря парторганизации. Я ему говорю: «Мне бы главного героя, которого Леонов играет, а то надоели эти приглаженные положительные. Если нет — тогда нет». Вместо меня сыграл Олег Янковский; в этом качестве, наверное, роль для него была новой… В целом картина получилась, и, когда вышла на экран, я подумал, что зря отказался. В хорошем фильме можно было и такую роль сыграть.

Потом в «Председателе» предлагали того героя, которого впоследствии великолепно сыграл Иван Лапиков. В «Родную кровь» звали… Но я себя представил на месте зрителя: вот садится он перед экраном, а на экране опять Кузнецов, опять солдат, — и воздержался. А когда увидел блистательную работу Евгения Матвеева в этой роли, решил, что, видимо, опять совершил глупейшую ошибку.

Рязанов меня часто приглашал. Через некоторое время после того, как я снялся в его картине «Дайте жалобную книгу», он дал мне прочитать сценарий «Берегись автомобиля». Я его тогда с трепетом спросил: «Кого же?! Я хочу Деточкина». Он мне: «Нет. Деточкина будет играть Смоктуновский, а ты — следователя». Я возмутился: «Ну сколько можно?! Меня уже в дрожь бросает от этих правильных людей. Не могу больше!..» И на этот раз тоже воздержался. Следователем стал Олег Ефремов… Когда фильм вышел на экраны, я понял, что надо было мне за этого следователя браться, и сделал бы я его, думаю, неплохо.

Прошло несколько лет — мне предложили в чешском фильме по произведению Карела Чапека «Гордубал» главную роль. Я дал согласие, и тут звонит Эльдар Александрович: «Я, — говорит, — снимаю „Гараж“, и для тебя есть роль председателя кооператива». (Та, что потом сыграл Валентин Гафт.) А эти две роли совместить невозможно, и мне пришлось извиниться перед режиссером, что все так неудачно складывается. Но с тех пор Эльдар Александрович мне больше никаких предложений не делал…

Сожалеть, конечно, обо всем несделанном — глупо и бесполезно, но выводы сделать следует. Мне, наверное, уже поздно, а вот молодым актерам, возможно, мой рассказ послужит уроком: не стоит иной раз отказываться от того, что тебе само идет в руки.

— Из всего вышесказанного следует, что вы не очень довольны своей актерской биографией?

 — Да, не в полной мере. Можно было сделать гораздо больше, не тратя себя на какие-то пустячные занятия. А главное — я поздно понял, что нужно не «ждать милостей от природы», а проявлять инициативу. Если не приглашают, то самому искать подходящий сценарий, автора, режиссера. А я чего-то стеснялся — неудобно было попросить, — чего-то ждал…

— Где вы снимаетесь сейчас?

 — Только что отснялся в продолжении фильма «На углу у Патриарших», где играл начальника отделения милиции. А еще мы небольшой группой самостоятельно сделали фильм «Райское яблочко», где я играю одну из главных ролей (чиновник высокого ранга) и впервые в жизни являюсь еще и продюсером.

— Напоследок хочется спросить: с годами меняется отношение к главному герою легендарного фильма?

 — Вы знаете, когда я сейчас смотрю эту картину, у меня такое ощущение, что это не я на экране, а существующий там Сухов, о котором так много говорят. А я здесь существую — совершенно отдельно…