О Георгии Данелия можно написать трактат, а можно скупо перечислить названия фильмов: «Мимино», «Паспорт», «Осенний марафон», «Афоня», «Кин-дза-дза». Этого достаточно, чтобы осознать: Данелия — классик. И едва ли не последний гениальный комедиограф в России. Впрочем, ему было бы достаточно снять один фильм — «Я шагаю по Москве». Это не комедия — это портрет шестидесятых. Этот фильм мало смотреть — его нужно жадно втягивать носом, ощущая все запахи большого города.

Странно, но кажется, что Москва тогда пахла по-другому.

— Тогда, в 63-м, фильм вышел не очень вовремя. Как раз начиналась историческая идеологическая борьба Никиты Сергеевича Хрущева с интеллигенцией, которая, по его мнению, подсматривала жизнь из подворотни или с помойки. Вождь ждал позитивных произведений. И вот сразу же после его речи на эту тему появляется наш фильм. Вся левая интеллигенция тут же обвинила меня в угодничестве и лакировке.

Коллеги, видимо, забыли, что фильм в среднем снимается два года. Когда я его начинал, то плыл против кинематографического течения. Тогда, как и сегодня, модно было разоблачать «проклятое прошлое». Мне же хотелось иного. Если прибегнуть к литературным аналогиям — создать не повесть, не рассказ, не поэму, а стихотворение, что ли. Точнее, стишок.

Главным нашим арбитром стал Виктор Некрасов. Он был намного старше меня и Шпаликова — автора сценария, считался после «В окопах Сталинграда» одним из лучших новых писателей. И он после просмотра сказал Шпаликову: «Гена, эту картину будут смотреть и через двадцать пять лет так же, как смотрят сегодня. В ней есть секрет нестарения».

— Как вы нашли Михалкова на роль Коли?

— Когда мы со Шпаликовым писали сценарий, Никита все время крутился рядом. Тогда он был совсем мальчишка — невысокий, худенький… Сценарий мы писали долго, и когда дошло дело до выбора актеров, Шпаликов предложил Никиту. Я не соглашался: мне он казался еще ребенком. Но Шпаликов настоял, и я решился. Тем более что он сильно вытянулся и стал такого же роста, как сейчас. Начали снимать.

— Он тогда еще не «звездил»?

— Через неделю ассистент по актерам Лика Ароновна сообщила, что Михалков отказывается сниматься. Актерские ставки были такие: 8 рублей — начинающий, 16 — уже с опытом, 25 — молодая звезда и 40—50 — суперзвезды. Ставку 25 рублей для Никиты надо было пробивать в Госкино. Я его позвал поговорить.

— Георгий Николаевич, — сказал Никита, — я играю главную роль. А получаю — как актеры, которые играют неглавные роли. Это несправедливо.

— Кого ты имеешь в виду?

— К примеру, Леша Локтев, Галя Польских…

— Леша Локтев уже снимался в главной роли, как и Галя Польских. Они уже известные актеры. А ты пока еще вообще не актер — школьник. А мы платим тебе столько же, сколько им. Так что помалкивай.

— Или 25, или я сниматься отказываюсь!

— Ну, как знаешь…

Я отвернулся от Никиты:

— Лика Ароновна, вызови парня, которого мы до Михалкова пробовали. И спроси, какой у него размер ноги: если другой, чем у Никиты, — сегодня же купите туфли. Завтра начнем снимать.

— Хорошо.

— Кого?! — занервничал Никита.

— Какая тебе разница — кого? Ты же уже у нас не снимаешься!

— Но вы меня пять дней снимали! Вам придется переснимать!

— Это уже не твоя забота. Иди, мешаешь работать…

— И что, меня больше не снимаете?!

— Нет.

И тут скупая мужская слеза скатилась по еще не знавшей бритвы щеке впоследствии известного режиссера:

— Георгий Николаевич, это меня Андрон научил! Сказал, что раз уже неделю меня снимали, то у вас выхода нет!

Дальше работали дружно…

— Я давно хотела вас спросить: кто сыграл девушку под дождем?

— В сцене, где девушка идет под дождем, а за ней едет велосипедист, снимались три девушки. Две блондинки, а третья… журналистка. В субботу снимали общий план: идет светловолосая девушка, за ней едет велосипедист с зонтиком. В понедельник светловолосая стройная девушка на съемку не явилась. Ассистенты ринулись во ВГИК и привезли другую — тоже светловолосую и стройную. Сняли крупный план. Но оказалось, что у нее экзамен и ей надо уходить. Пришлось снимать босые ноги корреспондентки «Известий», которая терпеливо ждала, пока мы освободимся, чтобы взять интервью.

— А как появился бесподобный полотер-философ в исполнении Владимира Басова?

— Совершенно неожиданно для нас: этого персонажа в сценарии не было. Когда показали отснятый материал, который нам очень нравился, худсовету объединения, там сказали:

— Непонятно, о чем фильм.

— О хороших людях.

— Этого мало. Нужен эпизод, который уточнял бы смысл.

Честно говоря, мы и сами уже понимали, что в фильме чего-то не хватает. А съемочный период кончался. После худсовета мы с Геной весь вечер пытались что-то придумать — ничего не получалось. Вставляем умные реплики «со смыслом» — сразу становится очень скучно. В этот день мы так ничего и не придумали.

На следующий день мы с Геной на моей машине поехали в роддом, за его женой Инной Гулая и дочкой Дашей. По дороге прикидываем: а может, Володя написал рассказ и послал его писателю, а теперь приходит к нему за отзывом, и писатель говорит «про смысл»? Тоже тоска…

Забрали Инну и Дашу, поехали к Гене. В подъезде уборщица мыла лестницу. Вошли в квартиру… Я говорю Гене:

— А может, полотер? Володя перепутал писателя с полотером?..

— Да, про смысл должен говорить полотер!

И полотер у нас оказался литературно подкованным. Говорит Володе то, что нам говорили «они». А Володя не соглашается и говорит полотеру то, что «им» говорили мы. В фильме эпизод получился симпатичным, полотера очень смешно сыграл режиссер Владимир Басов — это был его актерский дебют.

— А «они» догадались?..

— Когда сдавали картину худсовету объединения, мы боялись, что «они» поймут, что это про них, и эпизод выкинут. Но «они» оказались умнее, чем мы про них думали, и сделали вид, что ничего не заметили.

Но в Госкино после просмотра нам опять сказали:

— Непонятно, о чем фильм.

— Это комедия, — сказали мы.

(Почему-то считается, что комедия может быть ни о чем.)

— А почему не смешно?

— Потому что это лирическая комедия.

— Тогда напишите, что лирическая.

Мы написали — так возник новый жанр: лирическая комедия. Во всяком случае, до этого в титрах я никогда такого не видел.

— Расскажите, как работали с Быковым.

— На роль человека, которого «гипнотизируют», я пригласил Ролана Быкова. Приезжаем на съемку — нет Ролана… Почти насильно вытащил его из монтажной: он монтировал свой фильм. Снимаем сцену. Вот идет Ролан, оглядывается на ребят и уходит. Сняли три дубля.

— Подожди! Гия, давай еще, — говорит Ролан. — Давай — что он не просто гуляет, а вышел познакомиться с девушкой. Ищет невесту.

Сняли.

— Давай еще. Давай так: он грамм сто пятьдесят принял.

— Что, качается?..

— Да нет, просто вот так идет, — показал Ролан.

Сняли еще. Потом еще: пиджак не надет, а он несет его, держа за вешалку пальцем. Все варианты у Ролана были хорошие. После девятого дубля Ролан говорит:

— Давай еще вариант. Он оглянулся, испугался, но девушка ему понравилась…

— Дальше пленку за свой счет покупать будешь, — сказал я. — Все, хватит.

На следующий день — та же история: бесконечные поиски вариантов. Мне было приятно, что кто-то еще изводит соратников почти так же, как я.

— «Я шагаю по Москве» — эти строчки песни появились у Шпаликова легко, сразу?

— Сначала скажу, что я долго мучил Петрова, и он в итоге написал замечательную мелодию. Песня до сих пор живет. Слова ее стали почти хрестоматийными — их даже пародируют. А придумались они так.

Снимали мы памятник Маяковскому для сцены «Вечер. Засыпают памятники». Юсов с камерой, операторская группа и я сидим на крыше ресторана «София» — ждем «вечерний режим».

— Снимайте: уже красиво! — донеслось снизу.

Внизу появился Гена Шпаликов. Гена знал, что сегодня нам дали зарплату, и не сомневался, что мы после съемки окажемся в ресторане.

— Рано еще! — крикнул я ему сверху. — Слова сочинил?

— Что?!

На площади Маяковского интенсивное движение машин, шумно — очень плохо слышно. Я взял мегафон:

— Говорю, слова к песне пока сочиняй! — крикнул я в мегафон. Эта песня нужна была срочно: Колька поет ее в кадре, а слов все еще не было. Последний раз я видел Гену две недели назад, когда давали аванс. Он сказал, что завтра принесет слова, — и исчез. И только сегодня, в день зарплаты, появился.

— Сочинил! «Я шагаю по Москве, как шагают по доске…»

— Громче! Плохо слышно!

Гена повторил громче. Вернее, проорал. Людная площадь, прохожие, а двое ненормальных кричат какую-то чушь: один — с крыши, другой — с тротуара…

— Не пойдет! Это твои старые стихи — они на музыку не ложатся. Музыку помнишь?!

— Помню!

— Если не сочинишь, никуда не пойдем!

— Сейчас! — Гена задумался. И заорал снизу:

— «Я иду, шагаю по Москве, и я пройти еще смогу великий Тихий океан, и тундру, и тайгу…» Снимайте!

Пока Юсов снимал, Гена придумал предыдущий куплет. «Бывает все на свете хорошо…» — и последний: «Над лодкой белый парус…»

— Снято! — сказал Юсов.

Если бы съемки длились дольше, куплетов могло быть не три, а четыре или пять…

— Начальство приняло песню на ура?

— Не совсем. Песню приняли, но попросили заменить в последнем куплете слова «Над лодкой белый парус распущу. Пока не знаю где…» Нам сказали:

— Что значит: «Пока не знаю где»? Что ваш герой, в Израиль собрался или в США?!

Заменили. Получилось «Пока не знаю, с кем».

— Говорят, после выхода картины писатель Владимир Максимов даже сказал, что теперь вам руки не подаст…

— Да, и Гена очень расстроился. Что ж… Кому-то фильм понравился, кому-то нет. А вот моему отцу понравился. Он сказал: «Ничего». Кроме всего прочего ему, наверное, было приятно, что Колька, как и он, метростроевец. Было много писем. К моему удивлению, больше всего писали из лагерей и тюрем: «Спасибо вам за глоток свежего воздуха». Хвалили зэки…

— Георгий Николаевич, а правда, что вам платили за то, чтобы сняться у вас?

— Ха! Был такой случай на съемках «Мимино». Там в горах мы набирали в массовку крестьян из ближайших деревень. А крестьяне под Тбилиси — люди состоятельные. Съемки идут девятый час, и массовку мы не щадим. Я спрашиваю у своего помощника Дато:

— А они знают, что мы платим всего по три рубля? Ты скажи еще раз, чтобы потом скандала не было.

Дато объявил в рупор:

— Массовка, имейте в виду! Три рубля, а больше ни копейки не можем!

— А никто и не настаивает, — сказали крестьяне. — По три — так по три.

Собрали по три рубля, и староста массовки принес их Дато.

— На какую актуальную тему можно сегодня снять комедию?

— Можно, наверное, снять очень смешную комедию о террористах. Может быть, с дистанции лет это будет выглядеть фарсом? Но сегодня это вызывает боль…

— В вашей большой семье сейчас уже не один режиссер…

— Да, у нас большая и дружная семья. Есть у нас еще один режиссер. Им стала моя жена Галина. Мои дети не пошли по моим стопам — может, к лучшему. Это сын Коля, которого, к сожалению, уже нет (зато подросла внучка Маргарита), сын Кирилл — он художник, дочь Лана, она юрист — как и зять Андрей. Юристами стали и внуки — Саша и Ирина, Алена. Наверное, юристами станут и правнуки: Петьке уже четыре года, а Сашеньке — три. Слава Богу, юриспруденцией пока не увлеклись мои коты — Афоня и Шкет — и собачка Липочка редкой породы пти-патерсон. Липочка — самая большая артистка в нашей семье: капризная, обидчивая, ревнивая, любит украшения… Галя на нее бусы надевает. А коты скромные, в меня.