Это только кажется, что дочка примерных родителей с возрастом обязательно превратится в хорошую девочку. Рафинированное детство часто порождает в юной душе чувство протеста. Хочется рвать, метать и быть отчаянно плохой. Юлию Меньшову воспитывали по всем правилам — строго и вдумчиво. В результате ребенок вырос и устроил бунт на корабле. Сегодня Юля впервые согласилась рассказать о былых конфликтах с родителями и о непримиримой войне за собственную независимость. Роль «плохой девчонки», предложенная «Атмосферой» для фотосессии, ей сразу понравилась. «Я согласна! — с ходу заявила Юля. — А то всем кажется, что я такая пушистая заинька. Надоело!» И тоном матерой бандерши добавила: «Тем более что на самом деле я совсем не заинька!»

Терпеливая, решительная, нежная, — засмеялась Меньшова на предложение охарактеризовать свой характер несколькими словами. — Вот такая гремучая смесь".

Юле 35 лет. Она замужем и растит двух очаровательных детей — Андрея и Таисию. Ее муж Игорь Гордин считает, что она — домашняя женщина, которая ценит уют и покой. Большая же часть страны упрямо не доверяет таким утверждениям — слишком красивая, слишком высокая, слишком деловая и активная, чтобы быть домашней. Да и как позабудешь Юлины профессиональные заслуги по «разбиранию мужчин на косточки»? Неужели можно совместить стальной характер с приготовлением обедов?

Юля Меньшова: «Нет, я не железная леди и могу заплакать. Причем делаю это нередко и по самым разным поводам — от жалости к себе или от отчаянья. Посмотрев мелодраму, очень даже могу всплакнуть. Или сидя в детском саду на празднике, где выступает мой сын, могу залиться слезами от детской трогательности. Но даже когда я плачу, все равно где-то, в глубине души, знаю — это временно. И этакая вторая Юля успокаивает плачущую: «Ну, вот и ладно, и поплачь, завтра все пройдет, все будет по-другому, выглянет солнышко, начнется новый день, и ты ко всему отнесешься совсем иначе».

Ей многие завидовали. Вот ведь, родилась девочка в шикарных условиях: мама — Вера Алентова, папа — Владимир Меньшов. А Юля — их наследная принцесса. После выхода на экраны оскароносной картины «Москва слезам не верит» советское население пребывало в полнейшей уверенности, что красавица Вера Алентова проживает в знаменитой московской высот-ке, ест по утрам крем-брюле, и дочь ее ходит исключительно в шелковых платьицах. По крайней мере в это легко верилось.

Юля: «До того, как мне исполнилось три года, мы жили в театральном общежитии. И родители каждый вечер драили общую ванну для того, чтобы без опаски меня вымыть. Что удивительно, несмотря на свой нежный возраст, я потрясающе подробно помню тот „общежитский“ период. Как была расставлена мебель в нашей комнате, как мы готовились к встрече очередного Нового года, как курили и спорили на кухне актеры по вечерам. В соседней комнате, например, жил замечательный телеведущий Юрий Николаев, который тогда был актером Театра имени Пушкина. Я его обожала и любила заглянуть к нему с утра пораньше. Причем мама это заметила не сразу, просто потому, что сама она в это время спала. А я, проснувшись часиков в шесть, выскакивала из-под одеяла и прямой наводкой отправлялась в гости к Николаеву. Он был до такой степени интеллигентным человеком, что ни разу не пожаловался моей маме! Хотя можно себе представить, что значит для артиста, уснувшего приблизительно в три часа ночи, насильственная пробудка в шесть утра. Юра со мной разговаривал, разрешал поиграть со своими часами. Я пользовалась его добрым нравом до тех пор, пока мама все не узнала и не запретила мне утренние походы в гости».

— Известная история: ваши родители разводились, и вы оставались с мамой. Обычно такие повороты сильно травмируют детей.

Юля: «Когда мои родители разошлись, мне было три года. С папой мы жили врозь почти четыре года, и это был прекрасный период моей детской жизни! Думаю, что моя история может послужить хорошим примером для женщин, которые хотят развестись, но мучаются и не решаются из-за детей. Я вообще не помню момента их развода, несмотря на свою очень раннюю память. Видимо, все было сделано очень по-умному. Зато я помню совершенно изумительного „послеразводного“ папу! Каждые выходные он приезжал с подарками и устраивал мне необыкновенно веселую жизнь. Сначала мы с ним отправлялись на рынок покупать продукты — он очень хорошо готовит! Пока папа выбирал свежие помидоры, молодую картошечку, я сидела у него на плечах, оглядывала весенний базар, и во мне возникало ощущение праздника. Потом мы ехали к нему домой, и мне разрешалось сидеть на холодильнике и наблюдать, как он колдует у плиты. У меня было два разных мира: один — папин, другой — мамин с бабушкой. И там, и там я являлась полноправным членом, но в этих выходных с папой всегда было что-то от приключения. Чудное время! Я, конечно, иногда поднывала, что лучше бы, конечно, жить всем вместе… Но и то — лишь по одной причине: мне казалось, что тогда такие „субботне-воскресные“ праздники начнутся каждый день. На этот счет я глубоко заблуждалась. Воссоединившись с нами, папа принялся меня воспитывать, отношения наши напряглись. Кроме того, папа вскоре стал очень занятым, и я отошла на второй план. Он „вспомнил“ обо мне годам к одиннадцати-двенадцати».

— Признайтесь, в школе мальчики закидывали записками?

Юля: «Да о чем вы говорите? В школьные годы я испытывала жуткий комплекс неполноценности и не понимала, почему никто не обращает на меня внимания, никто не ухаживает? На дискотеках я почти всегда стояла одна у стеночки, в то время как все остальные отплясывали по парам. Особенно трудно было пережить медленные танцы. Главное, непонятным оставалось — в чем причина? Я страшно переживала по этому поводу, рассматривала свое лицо в зеркале — вроде не уродина. Позже я выяснила, как называется моя проблема, потому что она преследует меня до сих пор: я почему-то произвожу впечатление та-а-кой королевны, настолько в порядке, что даже приближаться ко мне страшно. Видите, как все просто! А можно было заработать комплекс, что я, собственно, и сделала в молодости. Хотя в школе у меня все-таки появился ухажер, единственный и постоянный — с восьмого по десятый класс. Но „мальчики штабелями“ — совсем не моя история».

Школьный поклонник влюбился по уши, будущей телезвезде он тоже нравился, но первой любви не получилось. Юля, сама того не заметив, втянулась в игру, в которую (как ни странно!) играет большинство молоденьких девушек. Смысл ее прост: хочешь ходить за мной как хвост, хочешь пригласить меня в кино — пожалуйста. Я милостиво принимаю знаки твоего внимания (тем более что других желающих особо не наблюдается). Как правило, представители сильной половины о подобных закоулках девичьих сердец догадаться не в состоянии. Но таким школьным поклонникам стоит сказать «спасибо» хотя бы за то, что они дают возможность почувствовать себя нужной и избавиться от трагических мыслей о собственной безнадежности.

На первый взгляд Юля Меньшова кажется до противности правильным человеком. Никакой, понимаешь, актерской взбалмошности, половодья эмоций. Спокойный брак, заключенный в сознательном возрасте, даже «набор» детей идеальный — мальчик и девочка. Вся ее жизнь выглядит классически выверенной — этакая выросшая «пятерочница». А уж раньше точно ходила по струночке: из школы в булочную, из булочной — за уроки. Словом, не девочка, а мечта родителей.

— Говорят, что ваша мама Вера Валентиновна — человек чрезвычайно требовательный. Она вас строго воспитывала?

Юля: «Да и папа — не милашка и не душка! Меня воспитывали строго, а иногда и очень строго. Например, были запреты на одежду. Когда „Москва слезам не верит“ получила „Оскар“, мама начала ездить за границу. Папа был невыездной, а вот мама исколесила с картиной весь мир. Конечно, она кое-что мне привозила. Тем не менее (к вопросу о воспитании) я никогда не могла попросить привезти что-то конкретное. Мама иногда задавала вопрос — чего мне особенно хочется, но если она не спрашивала, мне оставалось помалкивать. Почему? Потому что просить — это неинтеллигентно, некрасиво, так нельзя. Вторая проблема возникала, когда она все-таки привозила вещи из-за рубежа — их категорически запрещалось надевать в школу. Даже одежда для дискотеки тщательно цензурировалась мамой, и большая ее часть откладывалась в сторону, несмотря на мои мольбы. Мама опасалась, что, не дай бог, я буду выглядеть лучше, чем одноклассники. Закончилось все, когда она-таки заглянула на школьную дискотеку и увидела, что ее дочь там — самая большая скромница, а остальные детки вовсю зажигают в прикидах, которые с ее заграничными подарками даже рядом не лежали! Помимо всего этого на мне с довольно раннего возраста лежал ряд серьезных домашних обязанностей. Например, в воскресенье я не могла пойти гулять, не убрав квартиру. Представьте, как не хотелось тратить половину единственного выходного дня на уборку! У меня всегда хватало смелости возразить, но на мою смелость у родителей быстро находились веские аргументы. Можно было сколько угодно показывать характер, но квартиру все равно приходилось убирать. Но когда я поступила в театральный институт, все изменилось».

— Родители поняли, что были неправы?

Юля: «Не совсем. Наступил период революционных переворотов, которые мама и папа переносили тяжело. Я начала собственную жизнь и перестала столь прямолинейно подчиняться родительской воле. А мои родители, как и многие другие, «не поймали» тот момент, когда я повзрослела, и не сразу почувствовали, что пришло время поменять политику отношений.

Наверное, так получилось потому, что в школьном возрасте я была очень домашней. Я выросла на книгах, читала взахлеб. Это был мой мир. Я сама придумывала для себя экскурсии по Москве: составляла маршруты по пушкинским и лермонтовским местам, заходила в дома, на которых еще не было мемориальных досок, вычисляя их по книгам. Лет в шестнадцать меня увлекла Марина Цветаева, я изучила всю ее жизнь, нашла ее дом в Борисоглебском переулке. По книге воспоминаний ее сестры Анастасии определила квартиру, в которой жила Марина Ивановна, и, каюсь, сломала на двери амбарный замок. Я не могла не войти внутрь! На следующий день я притащила туда подругу, но нас остановила женщина, которая в дальнейшем сохранила квартиру Цветаевой (дом хотели сносить, и она упорно оттуда не выезжала). Она посетовала, что вчера кто-то сломал замок на двери, но если мы так интересуемся Цветаевой, она проведет нас по квартире и все расскажет. Я потом ходила к ней еще несколько раз, она проводила у себя в квартире встречи цветаевоведов, и именно благодаря ее усилиям в этом доме сейчас открыт музей Марины Цветаевой.

Хотя нельзя сказать, что я была совсем уж такой книжной паинькой — и в кино ходила, и на горку кататься, но основная жизнь все-таки протекала дома. Я много писала и думала, что буду журналисткой или писательницей. Поэтому родители привыкли к тому, что я, как говорится, всегда под рукой. Они никак не могли понять — что это с их дочкой происходит, с чего она решила уйти во внешний мир? В институте я пропадала с утра до позднего вечера. Родители были в шоке, абсолютно несправедливо пытались меня пришпорить. Но пружина, сжатая домашним обитанием и накоплением информации, выстрелила так, что остановить меня оказалось невозможно. Конечно, ссорились. Они даже выгоняли меня из дома, я собирала чемодан и уходила к подруге, которая снимала квартиру. Через одну-две недели мама звонила и говорила: «Ну ладно, возвращайся».

— Представляю, сколько нового узнала домашняя девочка, попав в развеселую среду театральных общежитий!

Юля: «Общежития — это те места, где много выпивают, играют на гитаре и ведут бесконечные разговоры о смысле жизни. Это было ново и безмерно интересно! Естественно, именно в общежитии я впервые попробовала водку, и мои мальчики-однокурсники учили, как ее надо правильно пить. Но, кстати, в смысле выпивки мой организм меня нежно бережет — есть определенная доза, после которой я иду общаться с унитазом. Поэтому напиться так, чтобы себя не помнить, я не могла и не могу технически».

— Неужели ни разу не было исключений из этого правила?

Юля: «Ну, однажды я все-таки пришла домой пьяненькая. Мы с родителями как раз пребывали в ссоре. Я была сосредоточена на том, как я войду, легко поздороваюсь, преодолею холл и завалюсь спать. „Добрый вечер“ у меня произнесся не очень хорошо, но они все равно так и не просекли степени моего опьянения».

Говорят, на маму она похожа манерами, голосом и жестикуляцией, а на папу — характером. Сама Юля считает, что в ней очень удачно смешались и мамины, и папины черты. Кстати, поначалу особой радости по поводу своей родословной Меньшова не испытывала. Напротив, ей пришлось приложить немало усилий для того, чтобы ее перестали сравнивать с родителями. Но несмотря на явные достижения на этом поприще, до сих пор в ее адрес приходится слышать реплики: «Та самая Меньшова? А что вы хотели, там же — папа».

Юля: «У меня не было ни малейшего искушения попасть в ряды золотой молодежи, которая страдает тем, что они немножко боги, а все остальные — так себе. Родители выработали во мне очень стойкий иммунитет на этот счет. Они постоянно подчеркивали, что «мы — это мы, а ты — это ты, и к нашим успехам ты не имеешь никакого отношения». В театральный институт я поступала с ведома родителей. Но никаких звонков с их стороны не было, они вообще на тот момент отсутствовали в городе, даже программу для прослушивания я составляла без их участия. И на экзаменах назвалась фамилией Большова — решила «замаскироваться». Можете поверить, я полагалась на себя, и только. Что, собственно, считаю справедливым: актерская профессия настолько жестока, что если ты бездарен, лучше понять это сразу, провалившись на экзаменах. Вообще могу признаться, если твои родители популярны, это невероятно трудное испытание. Единственный плюс в том, что это испытание из серии «то, что нас не убивает, делает нас сильнее». Лет в пятнадцать-шестнадцать, когда уже начинаешь формироваться как личность, ужасно горько чувствовать, что тебя не воспринимают отдельно от мамы и папы. Это ужасно оскорбительно, ты ощущаешь себя в сетях, из которых обязательно надо вырываться. Я общалась с незнакомыми людьми, и меня неизменно встречали как Юлю, запятая, дочь прекрасной Веры Алентовой и, запятая, того самого Владимира Меньшова. Окружающие говорили: «Вот у нее глаза Алентовой, а когда она смотрит вот так, то похожа на Меньшова». Или: «Да, она талантливая девочка, но не такая, как мама». Или: «Вот это она неплохо сделала, но до папы ей еще далеко». То есть Юля, просто как Юля, отсутствовала полностью. Это был ужас той моей жизни: говорят вроде о тебе, но тебя нет, потому что все сказанное — сравнительная характеристика с родителями. Чтобы вырваться из этих плотных слоев атмосферы, потребовался очень серьезный рывок. Мне казалось, что большая часть моих однокурсников считали, что я поступила, потому что я — Меньшова, а значит — блатная. Я каждый раз ждала, что мне выстрелят в спину смешком. Весь первый курс я думала, что все могут просто учиться, а я должна учиться в десять раз лучше, чтобы доказать непричастность родителей к моему поступлению. И в театре все происходило по той же схеме. Вообще я все время жила в ожидании подозрений на счет своей бездарности и протекции родителей. Только когда пришла телевизионная популярность, я смогла чуть-чуть расслабиться и зализать раны самолюбия. Кто-то уже не знал, что я дочь известных родителей. Однажды мне задали вопрос: «Скажите, а вы случайно не имеете отношения к Владимиру Меньшову? Фамилии-то одинаковые», — я подумала: «Ф-фух! Наконец-то! Значит, перешла на другую ступень, вырвалась!»

— Мама и папа, наверное, сочувствовали, а может, даже ощущали себя немного виноватыми?

Юля: «Родители не понимали моей проблемы, потому что сами с чем-то подобным никогда не сталкивались. Они не могли осознать — в чем моя трагедия, почему я так стремлюсь проявить свою „самость“. Когда меня приглашали на пробы на „Мосфильм“, я трясла папу за грудки и спрашивала: „Папа, это ты устроил?!“ Он отвечал, что не имеет к этому отношения, но при этом добавлял: „А если бы и я, что с того?“ Это действительно трудно понять, если сам через это не прошел. Потому что тут замешан такой коктейль молодых амбиций, обостренного самолюбия, неуверенности в себе и необходимости вступать в борьбу с внешним миром, который априори настроен не очень доброжелательно по отношению к тебе».

— В фильме «Когда святые маршируют» вы снялись вместе с мамой, в картине «В той области небес…» — с папой и, наконец, в «Зависти богов» собралось все семейство. И вы неожиданно запели…

Юля: «Петь я люблю, но мой вокал в „Зависти богов“ — это как раз папина инициатива. Ему нравится, как я пою, и он решил, что мое пение вполне годится для фильма. Мне, кстати, это танго не кажется удачным примером вокала. Я себя в той ситуации чувствовала неловко и пыталась отбрыкаться, но папа настоял, а отказывать ему трудно».

— А актерскую работу Владимир Валентинович ни разу не предлагал?

Юля: «Нет. Может быть, сейчас и предложит, но загадывать я не хочу».

Юля: «Я стараюсь жить, не принимая в расчет — как и к чему меня обязывает моя известность. Честно говоря, всю жизнь я стремлюсь выскользнуть из-под любого пресса подобного рода. Московская светская жизнь частенько диктует формулу: «звезда не имеет право на…» И дальше можно подставлять миллионы вариантов. Я эту формулу всегда воспринимала как посягательство на свободу своих действий. И плевать на нее хотела, скажу я вам.

Когда мой старший сын Андрей был маленьким, я ходила с ним гулять в соседний парк. Прохожие показывали на меня пальцами — мол, что я здесь делаю. Вроде так не положено. А кем не положено? Меня спрашивают: «Вы что — и в магазин сами ходите?» Да, хожу. Почему-то я всегда ощущала — если я ограничу себя в таких вот житейских радостях и заботах по причине узнаваемости, то просто попаду в какую-то внутреннюю тюрьму, отгорожусь от жизни. Меня, например, совершенно поражают наши эстрадные звезды, которые уже на начальной стадии популярности обзаводятся охраной. Я могу понять, что телохранители необходимы на концерте, но если человек просто гуляет по улице, а перед ним вышагивают три крупных мужчины, — это самый верный способ привлечь к себе внимание. Вот идешь ты по тротуару, такой страшно элитарный, жутко известный, по-моему, кошмар! Мне охрана никогда и не требовалась, но гипотетически я рассуждала: какая ужасная жизнь, когда у тебя есть водитель и телохранитель, и каждое свое свободное движение ты должен с кем-то обсуждать! У меня никогда не было шофера, и, надо сказать, я получаю огромное удовольствие от езды за рулем. Единственная ситуация, когда водитель не помешал бы, — это когда надо припарковаться. «О, — думаю я, — вот бы мне сейчас выйти из машины, а он бы тут час крутился, место искал». Больше проблем нет. И в целом я стопроцентно автономна — хочу поверну, хочу быстро поеду! Это моя свобода, которую я абсолютно никому не собираюсь отдавать".

— Тем более что в правилах дорожного движения есть «скидки» для известных персон. Милиционеры вам, наверное, только улыбаются и честь отдают?

Юля: «Сейчас у меня с ГИБДД замечательные отношения. Но могу поделиться одним занятным наблюдением. Есть какая-то загадка популярности — она развивается по определенным законам. Сначала тебе в спину кричат: «Вон «Я сама» пошла». Потом проходит большой промежуток времени, и тебя начинают называть по имени: вдруг все запоминают, что ты — Юля. А еще через какой-то отрезок люди уже знают, что ты — Юля Меньшова. А дальше требуется еще очень долгий период для того, чтобы тебя начали узнавать сотрудники ГИБДД. Что, видимо, и является вершиной всего этого длительного процесса. Меня, например, они начали отпускать только года два назад — остановят, спросят: «Ну что ж вы, Юлия Владимировна, так неосторожно? Счастливого пути!» И я, счастливая-пресчастливая, уезжаю. А раньше штрафовали за все хорошее. Правила я нарушить люблю, впрочем, как и все в городе Москве. У меня с ГИБДД очень смешной случай связан. Я на тот момент всего полгода вела передачу, но меня уже начинали узнавать. И я только-только села за руль и ездила на разбитой, совершенно чудовищной «шестерке». И вот еду я в Останкино, льет проливной дождь, погода уже осенняя-осенняя. Меня остановили, причем я даже не поняла — за что. Попросили открыть капот, начали сверять данные — гаишник попался дотошный, минут сорок уже прошло. И в какой-то момент я подумала о спасительном шансе: может, он все-таки посмотрит на меня, узнает и отпустит с богом? Намекнуть сама я не могла — потому что моего воспитания никогда не хватает на то, чтобы воспользоваться фактом своей популярности. Наконец этот дотошный говорит: «Пройдите к начальнику». Иду и думаю: «Слава тебе, господи, сейчас отдам документы начальнику, он увидит, что я — это я, и не станет меня мучить». Села в машину к начальнику, он сразу меня узнал: «О, вы телепередачу ведете!» На что я, расцветая, говорю: «Да!!!» «Ненавижу вашу передачу!» — сообщает он мне, значительно помрачнев. Документы мои изучали еще с часок и выписали огромный штраф, видимо, как раз в связи с узнаваемостью.

О личной жизни Юля откровенничать не любит. Предел открытости она видит для себя слишком четко, и это позволяет думать, что Меньшова в большей степени тележурналист, чем актриса. Все знают, что ее муж Игорь Гордин — актер Московского ТЮЗа, что раньше он жил в театральном общежитии, познакомились они случайно в компании, он научил Юлю играть в бильярд. На этом информация, как правило, заканчивается. В редких случаях Меньшова может добавить, что любимый супруг полностью соответствует ее идеалу «молчаливого мужчины, который если и шутит, то негромко, но очень-очень смешно».

— Почему вы так не любите рассказывать о своей семье?

Юля: «Мне кажется, это мистический вопрос, на который трудно найти бытовой ответ. Точно так же нельзя объяснить, почему не стоит говорить о своем замысле, пока ты его не реализовал. Ведь если ты расскажешь что-то подробно и основательно, то вдруг обнаруживается, что записать это уже ты не можешь — большая часть собранной энергетики куда-то улетучилась. Что касается семьи, здесь все настолько интимно, что стоит впустить кого-то в этот круг, и все может закончиться плохо. Да, иногда бывают случаи, когда нужно вырваться во внешний мир и обсудить, например, сложную ситуацию с друзьями, подружками. Но, по большому счету, в альянс двоих лучше никого не впускать. Семья — это очень сложная структура в энергетическом смысле. Вот почему, в частности, измена в браке практически всегда — предвестник расставания? Потому что подрыв доверия в случае измены — колоссальный, невосстанавливаемый. И допустить адюльтер ради новых впечатлений мне кажется верхом безумия. Это ведь тоже на уровне мистики. Все — круг двоих разомкнут, в него проник посторонний человек! И неважно — на день он туда проник или на год».

— Вы так здраво рассуждаете. А супругу вы таким же образом свои позиции объясняете?

Юля: «В такой форме — нет».

— Программа «Я сама», в которой мужчины были один сволочнее другого, как-то сказалась на вашей личной жизни?

Юля: «Нет. Я учусь только на собственных ошибках. Как и все остальные. Любой чужой опыт интересен как повод для размышления, анализа, в надежде уберечься от такой же ошибки, но в конечном итоге это все равно не срабатывает. И замечательно! Потому что, если можно было бы научиться на чужих ошибках, жизнь давно стала бы совершенно идеальной и очень скучной.

Но жизнь богата не только драматическими сюжетами, но и потрясающе светлыми поворотами. Я когда-то прочитала историю одного человека, которого вероломно предал лучший друг. И он пришел к своей маме и сказал: «Я теперь никогда не смогу верить людям!» На что та ответила: «Ты не прав. Сто раз обманись — в сто первый раз поверь». Она сказала это, прожив долгую жизнь. И это — главная правда. Жизнь неожиданна и заслуживает того, чтобы ей довериться.

— Ваша последняя работа в сериале «Все мужики — сво…» о классических проблемах отношений полов. Судя по американскому аналогу, мужчинам там отведена роль ошибки природы.

— Сериал «Бальзаковский возраст, или Все мужчины — сво…» действительно сравнивали с «Сексом в большом городе», но мне кажется, что это неверное сравнение. Да, драматургический прием тот же: четыре подруги в поисках возлюбленных. Но, по большому счету, специфика российской жизни настолько не похожа на американскую, что сравнивать их невозможно. В России категорически другие проблемы между полами. Мы же находимся в состоянии постоянных военных действий. Кроме того, русская натура — страстная, и нас всех (и мужчин, и женщин) сильно мотает в полярных направлениях: от любви до ненависти. Есть специфическая черта российских мужчин — крайний инфантилизм. И специфическая способность именно нашей женщины — остановить на скаку коня и пройтись по горящей избе. Короче, тут все наше, родное. А там хоть и смешное, но их, американское".

В плане воспитания и материнских амбиций Меньшовой есть где развернуться. Шесть лет назад, на пике ее телевизионной карьеры, появился на свет сын Андрюша. А 23 мая прошлого года Юля, сама управляя автомобилем, приехала в Центр планирования и репродукции семьи на Севастопольском проспекте. Спустя несколько часов у истинной автомобилистки и телевизионной красавицы родилась дочь Таисия. В Москве говорили, что пополнение в семье стало возможным благодаря уходу Юли с телевидения. Может быть, доля правды в этом и есть, но говорить о втором ребенке Меньшова начала почти сразу после рождения первого.

Юля: «Я давно хотела второго ребенка, и то, что беременность случилась именно тогда, когда случилась, никак не связано с моей работой. Я считаю, что это тоже вопрос мистический. Рождение ребенка — промысел божий. Я не верю, что можно все вычислить заранее, угадать пол, например. И я уверена, что дети рождаются всегда вовремя. Я много лет работала в очень плотном графике и, признаюсь, сильно устала. Когда выяснилось, что у меня будет второй ребенок, я обрадовалась и подумала, что моя жизнь входит в нужное русло. И перестала работать! Во время первой беременности я выходила в эфир до восьмого месяца, и это было неправильно, как я теперь понимаю. Но телевидение — один из самых „жестоких видов спорта“, условия работы таковы, что нельзя выпадать из процесса. Тогда я жестко соблюдала эти условия — Андрею исполнилось два месяца, а я уже вышла на работу».

— Вы, наверное, мама правильная, уравновешенная?

Юля: «Я — беспокойная мама. Второй ребенок — это, конечно, полегче, многие острые углы сглаживаются. Когда я родила Андрюшу, то уже дня через три размышляла над проблемами наркомании, плохих компаний. Сейчас, кажется, удается направлять свое беспокойство в более конструктивное русло».

— Балуете?

Юля: «Иногда и балую, иногда очень строга. Если Андрюха хнычет, что неохота идти пешком или стоять в очереди, — такие номера со мной не проходят. Да, говорю, неприятно, но надо».

— Сын уже понимает, что мама знаменитость?

Юля: «У Андрюши есть игра: он дома устраивает спектакль, а когда наступает время антракта, идет на кухню (ну, почти театральный буфет!), подходит к маме и говорит: „Можно у вас взять автограф?“ Для него это привычная сцена. Он видит, как в антракте ко мне подходят люди и просят расписаться, поэтому воспринимает это как обязательное правило проведения антракта. Иногда Андрей меняется со мной ролями, и я протягиваю ему листок бумаги, а он с важным видом расписывается».

— Звездные дедушка-бабушка принимают активное участие в воспитании внуков?

Юля: «Активное — нет, потому что они очень много работают. Но в этом плане у нас случился некий прорыв после рождения Таси — дедушка совершенно растаял и превратился в сентиментального человека, каким я его никогда не видела. Он ее обожает. А мама обожает Андрюшу. Так вот они распределились. И мы стали чаще видеться. Мы приезжаем к ним на субботу-воскресенье и совершенно изумительно, в семейно-домашних хлопотах проводим время вместе. Правда, иногда во время таких встреч мама начинает давать советы относительно детей. Дело не в том, что я не люблю советов, а в том, что она, как и я, паникерша. И вместо того, чтобы спокойно обсудить, скажем, почему у Таси или Андрея стала подниматься температура, и сказать: „Юль, это все ерунда, просто простуда“, она, как маленький генератор по производству ужасов, добавляет еще десяток кошмарных предположений к тому, что успела себе придумать я. Но мы боремся с собой и друг с другом, и в результате побеждает здравый смысл и любовь!»

В этом году Андрюша пойдет в школу, а Тае исполнится год. Маму Юлю в связи с этим ждут качественно новые ступени жизни. Кроме того, семейство сейчас счастливо появлением новой четырехкомнатной квартиры. Долгое время Меньшова, как и все «двухкомнатно заключенные», мечтала о расширении жилплощади, и, наконец, удалось. Теперь она в поте лица занимается благоустройством нового жилища. Вот расставит все акценты, определит все нюансы, и можно думать о новых проектах. В том, что продолжение следует, сомневаться не приходится.