Все, кто близко знают Патрисию Каас, не перестают удивляться ее физическим и душевным метаморфозам: куда делась вечно печальная, разочарованная особа?

Патрисия беспощадно выставила за дверь своего последнего возлюбленного, записала новый диск во славу женской самодостаточности и все свободное время проводит в обществе любимой болонки Текилы. Эксклюзивное интервью «Атмосфере» мадемуазель Каас давала по телефону, но даже на расстоянии ощущалось, что ее внутренний надлом остался в прошлом.

С недавних пор Каас почтительно называет свою собачку Текилу «мадам президентша». Все потому, что, столкнувшись на светском рауте с самим Жаком Шираком, певица получила от президента Франции лестное предложение устроить ее «четвероногой девочке» интимное свидание с его любимчиком Сумо — «четвероногим мальчиком» той же породы. Хозяйка Текилы обещала подумать. Такой неопределенный ответ может позволить себе певица, последний альбом которой имел невероятный успех во Франции и уже разошелся 12-миллионным тиражом.

— Патрисия, почему уже в первой песне вашего нового альбома проскальзывает сожаление о том, что мужчины, способные пасть перед любимой на колени, исчезают?

— Альбом задумывался как послание женщинам, но, записывая его, я думала о мужчинах. Песня, о которой вы говорите, называется «Куда делись настоящие мужчины?» Сегодня они не способны на порыв, не готовы раствориться в женщине. Их больше волнует вопрос «как я смотрюсь». Они хотят соответствовать образу сверхчеловека, без слабостей и изъянов, который был создан журналами, кино и литературой. В действительности у них это редко получается.

— Неужели сильная половина человечества вас так разочаровала?

— Не совсем. Я просто очень сожалею, что мужчины разучились быть искренними. Да, у них есть сила. Они напористы, задиристы. Однако иногда в них еще теплится нежность. Они способны заплакать в кино, их может растрогать очарование интимного момента. Так почему же они стали стыдиться этого, почему стали настолько скрытными?

— Боятся показаться слабыми, боятся, что мы потеряем в них надежную опору.

— Но мы же не считаем это слабостью! Всем женщинам, и мне лично, очень не хватает ранимых, тонких мужчин, способных на открытый эмоциональный контакт.

— А вы верите, что идеальный мужчина существует?

— Я не знаю, что такое идеальный мужчина.

— Вы поете, что женщина — это сильный пол, она правит балом и сама хозяйка своего счастья. Вы действительно в это верите?

— Да, верю. Сегодня я свободна и независима, и больше, чем когда-либо, уверена — мы не только равны с мужчинами в правах, но и превосходим их. У нас есть невероятная сила — сила соблазнения, мы можем ввести мужчин в транс одним покачиванием бедра!

Да, сейчас в самоуверенной, холеной блондинке в мини-юбке и высоченных ботфортах совсем не уловить черты зажатой девчонки из многодетной семьи, впервые cтупившей на сцену в тринадцать лет. Случилось это в кабаре «Румпелькаммер», в пограничном с Францией немецком городке Хабстердик. Маленькую Патрисию привела туда ее мать Ирмгард, фанатично убежденная в избранности своего чада. Тогда безразличных посетителей поразило явное несоответствие мощного драматичного тембра и тщедушной фигурки юной исполнительницы.

Бывало, что маленькая Патрисия пела десять часов подряд, и все это время мать сидела поодаль, не сводя с нее зачарованного взгляда. В этом хрупком ребенке сосредоточились все ее несбывшиеся надежды. Ирмгард вышла замуж по безумной любви в пятнадцать лет и родила своему мужу Жозефу семерых детей. Ради семьи она отказалась от карьеры театральной актрисы. И когда Ирмгард услышала, как малютка Пат что-то напевает себе под нос, она поняла: дочь реализует ее похороненную мечту о сцене.

В один прекрасный день, как это сплошь и рядом случается в сказках, в «Румпелькаммере» оказался добрый волшебник — столичный продюсер Бернар Шварц. Он предложил Патрисии контракт в Париже. Когда девочка собирала вещи, мать не проронила ни слезинки, но как только за ней захлопнулась дверь, Ирмгард будто разом лишилась сил. В своих письмах дочери она просила не забывать — все, что Партисия делает, она делает за них двоих. Она успела увидеть свою любимицу на подмостках не только во снах, но и в легендарном концертном зале «Олимпия», где пели великие Пиаф, Брель, Трене… Ирмгард, больную и плохо ориентирующуюся в пространстве, посадили за кулисы, и она слышала, как зал рукоплескал ее дочери.

Как-то раз певица подарила угасающей матери талисман — белого плюшевого мишку, который оставался с ней до самого последнего дня. Когда Ирмгард хоронили, Патрисия взяла мишку из гроба и с тех пор ни при каких обстоятельствах не расстается с ним. Как и с маминым обручальным кольцом — оно не раз отпугивало от Каас навязчивых ухажеров, считавших ее замужней дамой. Кроме того, кольцо стало амулетом против любой эмоциональной привязанности, которой певица сознательно сторонилась.

— Патрисия, ваш маленький плюшевый талисман давно стал легендарным. Почему вас так вдохновила эта простенькая игрушка?

— Мама была тяжело больна, я летела к ней из Берлина и в аэропорту случайно увидела в витрине магазина мишку. Мне показалось, что он смотрел прямо на меня. Словно просил: возьми меня с собой. Я его сразу же купила и привезла матери, попросив никогда с ним не расставаться. Пообещала, что он облегчит ее страдания и скрасит дни, когда я не смогу быть рядом. Сейчас этот мишка — неотъемлемая часть моей души. Я с ним сплю, разговариваю. Он хранит много моих самых сокровенных тайн. Правда, в последнее время у него появился соперник — мальтийская болонка Текила. Это два самых близких мне существа. Приятно возвращаться домой, сознавая, что они оба ждут меня там. Текила так радостно лает, когда я открываю дверь! С ней я, конечно же, говорю больше, чем с мишкой. Но он не ревнует…

— Вы на самом деле верите в силу талисманов?

— Когда умирают близкие, после них всегда остаются вещи, наделенные особой магией, силой воздействия. От мамы остались кольцо и мишка, от папы — его портсигар. Эти амулеты я всегда ношу при себе, они защищают меня, обнадеживают, согревают…

— Можно ли чувствовать себя счастливой, пережив потерю самых близких людей? Тяжелые воспоминания порой мешают нам…

— Несмотря ни на что, я все же могу чувствовать себя счастливой. Мне очень повезло — я состоялась как личность. Да, печальные воспоминания навсегда остались со мной, они тянут вниз, когда хочется взлететь. По моим глазам это видно. Но даже с этим грузом мне удается ощущать полноценную радость. Бывает, я даже пытаюсь осадить себя: невозможно быть такой счастливой, ведь люди, которых ты так сильно любила, умерли. Но, с другой стороны, я чувствую, что они рядом, они наблюдают за мной, охраняют, и им бы очень хотелось, чтобы я радовалась жизни. Я человек не религиозный. Единственное, во что верю, — любовь. В то, что она не кончается с физической смертью человека, что она действительно способна на бессмертие. Я до сих пор несу в себе любовь матери и отца, и согрета ими навсегда.

— Вы как-то сказали, что подарите свой талисман будущему ребенку…

— Да, я действительно говорила, что храню мишку для своего будущего сына или дочки. Даже посвятила этому песню. Возможно, так у меня получилось выразить свои потаенные чувства и не кричать во весь голос: да, я безумно хочу иметь ребенка. Когда-нибудь так и будет, но сейчас его нет даже в проекте.

— Однако вы не побоялись публично признаться, что готовы родить ребенка, что называется, «для себя» — не дожидаясь замужества или пылкого романа.

— Некоторые признания нельзя воспринимать буквально. Например, когда меня спрашивают, «живете ли вы одна?», я говорю — «да». Но это вовсе не означает, что я одинока. Один журналист действительно спросил, хочу ли я иметь ребенка. Я ответила — сейчас нет. Но через несколько лет, возможно, почувствую потребность в этом, и тогда меня не остановит даже отсутствие любимого мужчины.

Когда мне было двадцать, я себя одергивала: «Зачем мне ребенок? Я еще слишком молода». Потом вообще забыла об этом, а много позже начала изводить себя сомнениями — как выбрать наилучшее время, как освободить для этого год-два и где вообще найти идеального отца для своего ребенка? Вероятно, те мужчины, которые в разное время были рядом со мной, таковыми не являлись. Откладывание на потом, на завтра, на «никогда» превратилось в привычку. Может, когда-нибудь я и остановлюсь, сказав себе — все, хватит ждать.

Так уж повелось, что роскошные мужчины сопровождали Патрисию всегда. Жерар Депардье, потрясенный ее голосом, оплатил выпуск дебютного сингла начинающей певицы. Ален Делон, услышав, как «мадемуазель поет блюз», влюбился моментально. Он постоянно слушал кассету Патрисии в машине, а однажды решил лично засвидетельствовать свое особое почтение. Он появился на концерте Каас с огромным букетом бледных роз и сказал ей: «Я не решился подарить вам красные розы. Вы бы испугались, подумали, что я излишне прямолинеен, и отказали бы мне в ужине».

Много позже Делон не постеснялся в прямом эфире популярного телешоу заявить: «Она так красива. Она так божественно поет. Это талантливая артистка и сногсшибательная женщина. Я… люблю ее. Но больше ничего говорить не буду, потому что вижу, как она начинает краснеть». После его слов вся Франция впала в ступор перед телеэкранами, а Делон как ни в чем не бывало поцеловал Патрисию, сел рядом с ней и взял за руку. Вскоре Каас выпустила альбом, явно посвященный Делону. В ее песнях прозвучало чувственное признание. Вот всего лишь несколько строк с той пластинки:

«Пока вы жили, как принц,

Я пела за три су на

провинциальном балу,

Мечтая о вас.

Я умирала от страха,

Чувствуя ваше

присутствие в зале.

Однажды вы пришли с цветами

и надеждами,

Что настоящая любовь еще

возможна…"

В 2002 году Клод Лелуш предложил Патрисии роль в своей картине «А теперь, дамы и господа». На съемочной площадке ее партнером был английский актер Джереми Айронс, и вскоре все газеты мира облетела сенсация: они стали любовниками! Но потом… опять ничего. Впрочем, так складывались отношения со всеми мужчинами, которые оказывались в поле ее притяжения.

«Меня всегда пугала большая любовь. Я боюсь того, что она может со мной сделать, боюсь отдаться страсти, сжечь себя и разбить свое сердце. Не потому ли всегда, когда я начинаю предчувствовать, что от этого безумия меня отделяет один шаг, я спасаюсь бегством от очередного возлюбленного!» — утверждала Каас.

— Патрисия, неужели вы никогда не встречали мужчин, от которых вам хотелось бы родить?

— Я встречала мужчин, которые хотели иметь ребенка от меня. Но сама я не была к этому готова. Это было моим личным отказом. А может, моя любовь к ним просто не была такой уж сильной? Если страстно влюбляешься, не вычисляешь, каким он будет отцом, останетесь ли вы вместе навечно или это всего лишь одна ночь любви. Со мной такого никогда не случалось. Моя страсть к музыке никогда не позволяла мне полностью отдаться чувству… Хотя все это отговорки. У меня не возникало желания бросить все из-за мужчины. Может, мне не те встречались?

— Не те?! Как вы могли упустить таких монстров, как Ален Делон и Джереми Айронс? Попробуйте убедить миллионы женщин в том, что в них «что-то не так»!

— Ну… (долго смеется). Ален Делон был всего лишь другом. Мы никогда не были… близки, нас никогда не связывала любовная история. Хотя вокруг нашей дружбы ходили невероятные разговоры и домыслы. С Джереми Айронсом мы, конечно же, целовались. Правда, всего один раз — в последний съемочный день. Но и в этом поцелуе не было ничего сексуального. Мы провели вместе три месяца — это все же большой отрезок жизни, я многому у него научилась, и… все. Как я могла его упустить? Как могла упустить Делона? Очень просто. Эти мужчины никогда не были моими!

— Простите за бестактность, но в это очень трудно поверить. Помню, каким скандалом обернулась публикация вашего совместного с Айронсом снимка, обошедшего полмира…

— А, того, где он стоит за моей спиной, а я, полностью обнаженная, прикрываю рукой грудь?

— Да. Это производит сильное впечатление. Вы смотритесь идеально!

— (Смеется.) Но он гораздо старше меня! К тому же еще и женат!

— Разве это может стать преградой для влюбленных?

— Действительно, не может… Но лично мне никогда не был нужен чужой мужчина. Ведь это влечет за собой очень много печальных последствий — ты делаешь несчастными многих людей. Я не настолько эгоистична.

— Иными словами, вашим требованиям очень тяжело соответствовать.

— Да, в какой-то мере. Любовь — это прекрасно. Но с важной оговоркой: я не хочу и не буду никому принадлежать. Мне нужна свобода. Я контролирую свое поведение и эмоции даже в любви. Всегда сохраняю спасительную дистанцию. Если мужчина, например, укажет на меня пальцем и скажет: «Ты моя», я тотчас же уйду от него. Он должен научиться делить меня с моей музыкой. Но знаете, это не-воз-мож-но. Ни у кого не получалось. У всех моих мужчин это становилось «пунктиком». (Последнего близкого друга по имени Даниэль она потеряла все по той же причине: в свой день рождения он поставил ей жесткое условие — провести праздник вместе, никакого концерта. Патрисия выбрала работу. — Авт.)

— Но они же понимали, на что идут?

— Мой последний мужчина, к примеру, даже не подозревал, что я певица. И когда впервые увидел меня на сцене, был потрясен. Даниэль искренне не понимал, почему я так одержима музыкой, сценой, публикой…

— Кто бы мог с вами ужиться?

— Думаю, кто-то похожий на меня. Творческая натура, способная понять мою эмоциональную зависимость, душевное рабство. Но жизнь так складывалась, что меня всегда окружали те, кто был вне сцены.

— А как же Филипп Бергман? Он же композитор — более идеального партнера для певицы и представить трудно. (О первом музыкальном продюсере Патрисии — Бернаре Шварце, с которым ее связывали романтические отношения, я напоминать не решилась…)

— Да, но… (долго молчит). Я не верю в вечную любовь, в то, что можно прожить с одним человеком всю жизнь. Люди просто не способны на это, они слишком безразличны…

— Вы не ответили.

— Он обманул мои надежды. И хотя давно пора свыкнуться с тем, что любовные истории имеют обыкновение заканчиваться ничем, конкретно от нашей истории с Филиппом я менее всего ожидала подобной развязки.

— Почему?

— Филипп не ревновал меня к музыке, не был собственником. У нас были другие причины. Так бывает — люди любят друг друга, а потом внезапно все кончается.

— Я читала его интервью, где он утверждал, что вы слишком одержимы музыкой. Ему порой казалось, что вы сделаны из камня. Не умеете принадлежать мужчине, растворяться в нем, не хотели бросать карьеру ради рождения ребенка. Он ждал-ждал, да так ничего и не дождался.

— Когда он это сказал?

— Сразу же после того, как вы с ним расстались.

— Мы прожили шесть лет, и только расставшись, я поняла, что никогда не знала его.

— У вас перед глазами пример родителей, которые всю жизнь были вместе. Значит, идеальное взаимопонимание все же возможно?

— Они были настоящими романтиками из другого поколения. Ведь в прошлом развод традиционно приравнивался к неслыханному оскорблению чести женщины и достоинства мужчины. Лично я не хотела бы придерживаться такой устаревшей морали. Никакие принципы не удержат меня возле мужчины, если чувство умерло.

Однако не всех своих поклонников Патрисия разогнала. Один все же остался — бывший возлюбленный Сирил Прийор по сей день исполняет роль ее менеджера и личного помощника. Неудавшийся роман не испортил их профессиональных отношений. Именно с ним мне пришлось иметь дело, чтобы позвонить Патрисии Каас.

После расставания с Филиппом Бергманом ей было тяжело оставаться в своей парижской квартире, где они жили вдвоем. Патрисия устремилась в Швейцарию. В Цюрихе она сняла квартиру (210 квадратных метров), но позже сбежала и оттуда, испугавшись «вопиющего одиночества». Вскоре у нее появилась собака — типичный спутник одиноких людей. Сегодня Патрисия всюду появляется вместе с Текилой. Даже на обложке ее последнего диска есть крохотный отпечаток собачьего следа — пес занял почетное место в ее жизни. Кто знает, может, даже заменил ей семью.

Как заметили ушлые журналисты, первый раз Патрисия Каас резко сменила имидж сразу после встречи с Аленом Делоном. Она выщипала густые брови, что-то сделала с формой своего носа — прежде он был слегка деформирован после авто-катастрофы, в которую маленькая Патрисия попала со своим первым возлюбленным, мальчишкой по имени Кристоф. Певица перекрасилась под стандартную платиновую кинозвезду, с помощью густых слоев грима изменила рисунок глаз, губ, скул, облачилась в обтягивающие, полупрозрачные платья.

— Патрисия, в чем секрет вашей поразительной смены образа? Свои первые песни вы пели в кепочке, без грима, казались таким трогательным «мальчуганом». И вдруг превратились в «femme fatale».

— Раньше я была ребенком, не знающим своего тела, не чувствующим себя объектом желания. Главным для меня было пение, и я даже не задумывалась, как выгляжу. В те времена я жила в тени своей матери и представляла из себя то, что она хотела во мне видеть. Возможно, настоящая эстетическая хирургия делается прежде всего в душе… Время шло, я встречала мужчин и перерождалась под их влиянием. Они постепенно пробуждали во мне желание быть обольстительной, эротичной, влекущей…

— Что для вас неприемлемо в отношениях с людьми?

— Отсутствие искренности.

— Сегодня вы позитивно смотрите в будущее?

— Да, я оптимистичный человек. И хотя телевидение пытается внушить мне обратное, не хочу терять светлой надежды, опускать руки.

— Чем заполнен ваш день, когда вы не работаете?

— Ничем. Просто сижу дома, смотрю телевизор или принимаю ванну.

— У вас много друзей?

— Нет. Приятелей много, а настоящих друзей двое-трое. Тех, кого я знаю почти пятнадцать лет.

— В каком настроении просыпаетесь каждое утро?

— Люблю, когда на улице тепло. Люблю, когда мой день начинается с солнца. Кажется, его ласковый свет многое мне обещает. Все кажется таким невероятно прекрасным…