Его знают все как лысого и страшного Кощея Бессмертного. Его знают многие как леденящую Смерть, пришедшую за Хоакином Мурьетой. Его знают избранные как прекрасного чтеца классической литературы. И только семья знает его как Александра Георгиевича Филиппенко. Просто отца и просто мужа. А может быть, и не просто…

— Александр Георгиевич, вас практически невозможно застать дома.

— Ну сейчас закрытие сезона. Май — самый активный месяц. Наверное, в июле—августе такого уже не будет. И скорее всего в сентябре тоже. Вот я и думаю: когда мне лучше свой юбилей отпраздновать? (2 сентября Филиппенко исполняется 60 лет. — МКБ)

— То есть будете отмечать чин чином?

— Надо, конечно, что-то сделать, все делают. Другое дело, чтобы из этого юбилея не выстроился какой-то пафосный монумент. Из Жванецкого позволю себе цитату: «Нет ничего печальнее дней рождений, годовщин свадеб и лет работы на одном месте». И потом, я очень много проводил разного рода творческих вечеров, и я всегда помню ощущение, которое возникает наутро. Вот ты проснулся после банкета, после юбилея. Ну и что? Что дальше-то?! Чего прибавилось? Поэтому думаем-думаем…

— А дома себе праздник устроите?

— Что-то сделаем. Знаете, я сейчас вспомнил: когда мне было 50 лет, мы уехали к себе, на дачу в Переделкино. Так было хорошо, душевно! Софиты, звуки фонограммы — они и так есть в моей жизни. А мне хочется приглушенного света, и чтобы не так громко звучали голоса вокруг, и не такие разнообразные. Именно в этот день. Вот вы говорили, что меня дома застать невозможно. Так я работаю по договору в трех театрах: и у Калягина, и у Табакова, и в «Моссовете». И всем огромное спасибо. А ведь еще Москонцерт есть, при котором существует мой театр «Моно-Дуэт-Трио» — и им отдельная благодарность. И вот сейчас у Джигарханяна меня пригрели, и только что…

— «Бедная Настя» закончилась.

— Да-да-да, и как-то грустно стало. Знаете, такой дружный и хороший коллектив у нас сложился! Так было приятно работать!

— Говорят, что у «Бедной Насти» продолжение будет?

— Это говорят. Пока еще ничего не известно.

— Но сериал действительно популярностью пользовался.

— Да… Вот я первого апреля летел из Одессы — так меня пограничники не хотели выпускать, пока я им не скажу, кто же на самом деле эта бедная Настя. А вчера на концерте школьник подает цветы и так лукаво улыбается: «Это вам, Андрей Платонович, злодей вы наш!» (Герой, которого играл Филиппенко в «Бедной Насте». — МКБ) Но «злодей» мы ставим в кавычки…

— Александр Георгиевич, хоть один денечек удается дома посидеть?

— Стараюсь, точнее, стараюсь планировать. Вы ведь знаете, что мечтать не вредно? Надеюсь, что такие дни у меня будут, но не в мае, это точно. Поскольку сейчас у меня возникли две новые работы, чрезвычайно интересные — два телевизионных проекта в Петербурге.

— Сериалы?

— Ну… Я знаю, что некоторые не любят слово «сериалы», и я понимаю почему. Поэтому — один из телевизионных проектов: «Брежнев, или Сумерки империи» Сергея Снежкина. Я играю старого друга Леонида Ильича — еще по Днепродзержинску, генерал-полковника… Но вы не спрашиваете про следующую работу?! Дальше — еще круче! Хорошо, что мы с вами сидим. «Мастер и Маргарита» Владимира Бортко! С середины июня уже начинаются съемки.

— И кого вы будете играть?

— Предложили Азазелло, и я решил не отказываться. А как вы поступили бы? У нас с ним очень интересная первая встреча получилась. В один летний теплый день — все как в романе Булгакова — я показывал друзьям Патриаршие пруды. Основные точки, где когда-то проходили съемки Юрия Кары, у которого я играл Коровьева. И я заметил, что параллельно с нами движется еще некая группа, и какой-то высокий мужчина, так же, как я, размахивает руками и что-то объясняет своим друзьям. Оказалось, это и был Владимир Бортко.

— А вы не боитесь с темными силами связываться?

— Ну что ж теперь нам, актерам, делать?! Раньше лицедеев вообще хоронили за оградой. Но я верю в светлые силы тех, с кем буду работать. А если доверия маловато, то всегда можно сказать, что много других предложений либо что есть какие-то нехорошие предчувствия, или как там говорят?..

— Звезды не сошлись.

— Вот-вот, звезды не так встали. Так что видите, как много разного всего…

— Александр Георгиевич, в России были скоморохи и балаганные деды — зазывалы и острословы. Вы себя больше кем считаете?

— Скоморохом. А я и не знал про балаганных дедов. Мне предлагали вести телевизионные шоу, но я отказывался. Чувствую, что у меня нет таланта — не просто ведущего, а, как говорится, шоумена.

— А вам не обидно, что вы, серьезный мужчина, отец большого семейства, — и скоморох?

— Ну как бы так хорошо ответить? Я же не один такой — зачем же всю мужскую половину нашей гильдии обижать? Тем более все выпускники Щукинского училища, которое и я заканчивал, немножко скоморохи. Это точно так же, как с возрастом. Тебе столько лет, на сколько ты сам себя ощущаешь.

— И сколько вам?

— Ой, ну?.. Тут недавно в одной компании мы решили, что всем дамам будет 27, а мужчинам — 39.

— Считается, что люди, умеющие смешить других, в жизни — грустные и занудные.

— Не скрою, что я дома никого особенно не развлекаю. И на первое апреля никого не разыгрываю — не люблю. (Шепотом.) Но вы знаете, чем я грешу? Сейчас вот вспомнил. Когда я собираюсь с друзьями или в поезде едем куда-то — я их терроризирую. Заставляю выслушивать мои новые программы — репетирую на них.

— Они вас не гоняют?

— Знаете, если это касается Гоголя, Платонова, Олеши или Довлатова… И потом, я же извиняюсь. И придумываю, чем бы им отплатить за терпение.

— Стол накрываете?

— Ну это, как говорится, цена договорная. Я еще вот к чему веду: только близкие друзья или родные являются самыми строгими зрителями. И они всегда мне говорят, что где не так, делают замечания. При этом я знаю, что они критикуют меня только из-за желания сделать лучше. И я всегда прислушиваюсь к их мнению.

— Не обижаетесь?

— Надо сказать, что иногда задевает. Вы же знаете, как быстро привыкаешь к хорошему: к аплодисментам, цветам, восхищению.

— А дома вас боятся?

— Нет. Хотя… Перед спектаклем в этот день ко мне лучше с утра не подходить.

— Рычите?

— (Передразнивает.) «Рычите…» И тарелками бросаюсь!

— Правда, что ли?!

— Да. Тарелками бросаюсь, кусаюсь и хлопаю дверьми. Вы все это записываете? Нет, конечно.

— Вас все воспринимают как злодея. А на самом деле кто «страшный снаружи, добрый внутри»?..

— Я не ощущаю себя таким уж Кощеем Бессмертным. Злобы не держу. Но если какие-то серьезные, обидные вещи, с моей точки зрения, из моей личной «системы координат», люди допускают — я тогда уже не то что не прощаю, а просто стираю этого человека из памяти. Как вилку из розетки выдергиваю — и все.

— И часто вы так людей «выдергивали»?

— Ух, не так много. Но самое интересное, что чаще всего это были женщины. Как-то так получалось, что я, начиная некое дело, уж слишком-слишком ей доверял — а потом бац…

— То есть от женщин все зло?

— Ну нет. Ну зачем так уж? Но что-то такое — бывало, бывало… Хотя я вспоминаю очень интересные последние рассказы Толстого: «Дьявол», «Крейцерова соната»… Я бы их назвал антиженскими. Как-то в один сложный эмоциональный период я снял с полки томик Марины Цветаевой и стал читать прямо с первой страницы. И вдруг выяснил — а мне было уже довольно много лет, — что я ничего не понимаю про женщин. И вот я читал все стихи подряд и многое открывал для себя заново.

— А жена, дочки вас удивляют?

— Конечно. И самое большое удивление я испытал, когда младшая дочь Александра Александровна поступила в МГИМО. Я у нее стал аккуратненько выведывать, почему именно этот интститут, и Сашенька вдруг заявила — это было для меня неожиданностью: «Пап, ты ведь часто рассказывал про свой МФТИ, какого высокого уровня был вуз. Я тоже хочу». Самое интересное другое: те книги по истории и философии, которые я хранил еще с физтеха и собирался было отнести в библиотеку, вдруг оказались нужными дочке. А сыну Паше пригодились мои книги по истории театра. И вот сейчас он в ГИТИСе на режиссуре музыкальных спектаклей.

— А на каком он курсе?

— Он как вольный слушатель, а вообще у него первый курс. Представляете?! Теперь мы с ним часто, когда ездим на гастроли, ведем профессиональные разговоры. Правда, он тут не захотел поехать со мной на гастроли в Израиль: запись у него была новой программы и концерт в Петербурге.

— Вам не обидно, что молодое поколение знает вас больше как отца Паштета?

— Но ведь некоторых из них он приводит ко мне на концерты…

— Публика от них не шарахается?

— Ну их не так много приходит. Кстати, для меня это тоже была некая тема для размышлений. Когда я побывал у Паши на концерте.

— Это уже с новой группой «FAQ»?

— Да. И вот я видел эту молодую публику, которая заполняет зал, и понимал, что в итоге-то и я работаю для них. Ведь они — мои потенциальные зрители. И через годы они придут на наши места.

— А вас не спрашивали: «Чего это, дяденька, вы здесь делаете?»

— Вы не поверите, но первое, что я читал в их глазах: пришли разгонять всю эту тусовку или закрывать концерт.

— Вы так грозно выглядите?

— Вот такой бандитский шлейф за мной идет. Потом через 10 секунд они приходили в себя, улыбались и просили автограф, но уже как у отца Паштэта. А сейчас я расписываюсь: «Забалуев — злодей». Но «злодей» ставлю в кавычки.

— По поводу злодеев. Вы не хотели свою внешность как-то изменить?

— Ну что ж теперь делать-то? Так вот случилось.

— Но некоторые пластические операции делают, парики приклеивают…

— Это, как правило, те, кто играет героев-любовников. А нам зачем, эдаким скоморохам? Хотя, говорят, вся сила в лысине. И все-таки работа на эстраде дает мне возможность показать другую свою грань.

— Я все по поводу страшной внешности и внутренней доброты: из вас семейные веревки вьют?

— Не очень-то у них получается. Я ведь по другому гороскопу Обезьяна — знак чисто актерский. И он помогает мне в профессии. А в жизни, как правило, Обезьяну, особенно никто не любит. Она всех передразнивает, прыгает, скачет, ее не так легко ухватить за хвост. Она сегодня здесь, а завтра там.

— Но по дому хоть как-то помогаете?

— Стараюсь. Например, с удовольствием полочку какую-нибудь прибиваю. Правда, это затягивается практически на целый день.

— Ну творческий процесс!

— Безусловно. Подготовка, планирование, чертежи… А потом в стенку заходит такой шуруп, на который можно слона повесить, а не полочку для часов.

— А посуду давно мыли?

— Да нет, недавно. Иногда так хочется что-то сделать. Вы знаете, так много всяких моющих средств, интересных штучек для кухни появилось, что очень занятно и приятно этим заниматься.

— Жена ваша работает сейчас?

— Нет, как-то так мы решили. Но иногда, вместе обсудивши, она принимает как телевизионный режиссер некие предложения. А вообще — нет. Видите, вот какая суета большая?

— К тому же у вас хонорик живет…

— И йорк любимый. Знаете, как приятно? Хонорик (смесь хорька с норкой) тоже уже подрастает. Мы его Ватрушкой назвали, поскольку он в калачик сворачивается, когда спит.

— А он у вас ничего не грызет?

— Нет. Только запасы на зиму делает, бегает так активно, любит играться с терьером нашим йоркширским, Витошей. Но, как правило, Ватрушка квартирует у Сашеньки. Она ведь теперь тоже отдельно от нас живет. Ох, у нас целая история была, когда Сашенька переезжала. Так получилось, что два года назад у меня не стало мамы. Конечно, считалось, что со временем в этой квартире будет жить Сашенька. Но это были, знаете ли, разговоры. А получилось вот как. Ну не будет же квартира пустовать? Вот мы и решили ей к восемнадцатилетию подарок сделать. Так она после этого сказала: «Теперь, дорогие мои, я понимаю, что вы имели в виду под фразой «кредит доверия».

— Серьезней стала?

— Безусловно! Конечно, первые два месяца мы с женой очень переживали, но сейчас уже полегче стало.

— Вот вы, можно сказать, занимаетесь со сцены просветительской работой. А матом выругаться можете?

— Ну, скажем, ненормативная лексика — да, бывает. Но со сцены, с территории, так сказать, этого магического квадрата, — очень опасно. И я не позволяю себе подобного. Правда, иногда это слово необходимо для большего выплеска некой биоэнергии, которой мы тоже, наверное, общаемся между собой. И иногда это крепкое словцо является ключиком для открытия некого шлюза…

— А можете вспомнить, когда в последний раз этот «шлюз» открывали?

— Ну что вы! Зачем это?.. Тут вот шел… Прямо тут вот, когда к вам на свидание спешил… Ну не в том месте, понимаешь, машину запарковали! Больной вопрос, я вам скажу, потому что с неуважения к Правилам дорожного движения начинается неуважение к закону той страны, в которой живешь, — это очень важно.

— Но для вас белое — это белое, черное — черное?

— Нет, ну что вы! Есть и оттенки.

— Вы человек настроения?

— Да. Хотя теперь стараюсь смирять свою гордыню. Нахожу какие-то компромиссные варианты. А вот в далекие молодые годы максималистом был.

— Можете себя назвать самодуром?

— Самодуром — нет. Но я за домострой.

— То есть кулаком по столу?

— Большой ложкой.

— Не по лбу?..

— Нет, сначала по столу.

— Вы могли бы сравнить себя с каким-нибудь неодушевленным предметом?

— С сосной, наверное.

— Сосной? Высокой и большой?

— Да, с верхушкой. В то же время — дерево полезное, и вид у него такой хороший.

— Но оно корявенькое все-таки.

— Для кого корявенькое, а для кого-то и опорой может быть.

— Александр Георгиевич, если вас не вовремя спросят, который сейчас час, ответите или пошлете?

— Сейчас уже не отвечу. Со мной такого не случалось, а вот у жены было. Когда она в машине стояла на перекрестке, и у нее спрашивали, как проехать к Третьяковской галерее. Она долго объясняла, потом поворачивалась — а сумочки рядом уже не было. Будьте внимательны на дорогах, пристегивайтесь ремнями безопасности и не выезжайте на перекресток на желтый свет!..

— У вас есть любимый анекдот?

— Ой, он только к случаю бывает. Вопрос ужасный, конечно. Но мы сейчас что-нибудь придумаем… Женщина стоит на дороге. Подъезжает мужчина: «Мадам, далеко ли вам ехать?» — «Нет-нет, я жду такси». — «Мадам, вам ехать или вам „шашечки“?..» Вот очень часто в некой ситуации, когда надо быстро принять решение, я, как правило, выбираю в пользу того, что надо ехать.