«Мне это интервью не нравится, — заявил Дмитрий Астрахан, когда ему прислали текст на заверение. — Вам нужно определиться, как вы ко мне относитесь: как к великому режиссеру, или… или вы заодно с этими». Режиссера, который создал жанр под названием «народное кино» (см. «Ты у меня одна», «Все будет хорошо» и т. д.), иначе как великим назвать нельзя. Но мы будем оригинальничать, то есть оставим этот тезис без комментариев.

— Дмитрий, как вы считаете, о вас чаще пишут хорошо или плохо?

— Обычно пишут так: «Это полный успех, но это не искусство». Среди критиков и так называемой элиты бытует мнение, что есть искусство для толпы, а есть для замка из слоновой кости. Но считать всех людей быдлом и плебеями, которые радуются, плачут и хлопают неискусству, — это значит не уважать свой народ.

— Вот, например, пишут, что вы режиссер расчетливый, абсолютно отстраненный от своих сюжетов, своих героев и своих мифов.

— Это досужие попытки алгеброй гармонию поверить. Сальери все пытался понять, как же Моцарт достигает успеха. Все высчитывал, сколько у него нот тут, а сколько там. А Моцарт в это время просто творил. Мой учитель говорил: «Зритель купил билет. Чем вы его будете удивлять? Вы обязаны бессонными ночами мучиться и думать об этом». Я всегда содержание ставил выше формы. Вот меня обвиняют в безыскусности, простоте и примитивности. Да! Это так! Это не небрежность, а осознанная работа. И делаю я это для максимального воздействия на зрителя! Режиссер обязан делать зрелище, от которого зритель не заскучает.

— А как именно вы это делаете? Вам удалось найти формулу успеха фильма?

— Английский теоретик драмы Эрик Бернтли писал: «Произведение искусства — это мыльная опера плюс что-то еще». Вот это «что-то еще» приходится каждый раз искать. Бывает, снимаешь-снимаешь картину, а потом что-то щелкает, и ты понимаешь, что уже все есть. Это может быть что угодно: выбор артистов, художников, решение сцены и т. д. Но каждый раз я точно чувствую, когда что-то получается. Поэтому формулу вывести можно, но если другой начнет по ней действовать — у него ничего не получится. Думаю, некий шаблон положить на мое кино нельзя, и меня это очень радует. Мы с Олегом Даниловым (сценаристом всех моих картин) всегда как-то оказывались отдельно от общего процесса. Когда все снимали одно кино — мы снимали другое. Видимо, поэтому наше кино некоторых раздражает.

— Так или иначе, а ваши фильмы достаточно кассовые. Наверное, за вашими услугами выстроилась целая очередь продюсеров…

— В кино я пришел в 1990 году и с тех пор снял 17 картин. Получается, где-то один фильм в год. У нас с Олегом нет ни одного сценария, который бы лежал в столе.

— В свое время вы пошли на конфликт с Игорем Толстуновым из-за фильма «Подари мне лунный свет» и сняли с Олегом Даниловым свои имена…

— Скажите, почему в первой сцене появился адмирал, потом куда-то пропал, а затем явился откуда-то пьяный? Зрителю же я не смогу объяснить, что в середине фильма была сцена с адмиралом, которую потом убрали продюсеры и тем самым испортили линию Дмитрия. Зачем же мне брать на себя ответственность?! К счастью, фильм «Подари мне лунный свет» оказался такой качественной машиной, которую активно портили, но так и не смогли испортить. Это была наша принципиальная позиция, и востребованность тут ни при чем.

— В своих фильмах вы часто снимаете либо непрофессиональных актеров, либо малоизвестных. Вот и на пресс-конференции можете подойти к незнакомому человеку и позвать его на пробы. Почему? Из экономии?

— Зритель хочет видеть новые лица. Многих сегодняшних молодых звезд открыл именно я. Оля Понизова впервые снялась в фильме «Все будет хорошо». А Андрея Федорцова, студента моего курса, тоже я выбрал. Из-за спорной внешности его брать в институт никто не хотел! А сегодня Андрей — любимец. А Оля Сутулова была найдена Олегом Даниловым на дне рождения у своей родственницы. Оля собиралась поступать на исторический, но он привел ее ко мне на пробы, и она стала актрисой. Про Толю Журавлева мне вообще говорили: «Кому ты даешь главную роль?! Да Журавлев играть ничего не может! Максимум эпизод».

— Я читала, что вы с неприязнью относитесь к фильмам Сокурова. Это оттого, что его причисляют к интеллектуально-элитарному кино?

— Я против многозначительной пустоты. И я не знаю, что такое элитарное кино. На мой взгляд, есть плохое, а есть хорошее кино. Хорошее — это то, что оставляет эмоции. А у Сокурова талант документалиста. Его художественные фильмы мне не близки, смотря их, я не испытываю эмоций, никому не сочувствую и не переживаю.

— После учебы в Ленинграде вы уехали работать в свердловский ТЮЗ. Говорят, вашу сказку «Красная Шапочка» принимал первый секретарь Борис Ельцин…

— Ельцин тогда ходил в музкомедию, очень любил оперетту и режиссера Курочкина. Мой спектакль, причем целых пять раз, принимали обкомовские работники. С одной стороны, спектакль им нравился, а с другой — они видели в нем политическую подоплеку.

— Но спектакль же был детским…

— Детский, но написанный Исааком Шварцом в 1937 году. В нем речь шла о том, как волк хотел съесть Красную Шапочку за то, что она ломала законы леса. Шапочка же у нас учила зайцев быть смелыми и шла вместе с ними на войну с волком. Поход к бабушке был для нее лишь поводом, на самом деле она хотела победить волка, загнать его в капкан. А волк в сказке был таким сатрапом, который держал весь лес в своих руках, и все звери его боялись. Обычно эту сказку ставили как детский утренник. А когда я стал читать пьесу, то понял, что это вполне серьезная история, сатира. Наш спектакль пользовался огромным успехом у семей. Дети считывали один пласт, а взрослые другой. Герои у нас ходили в костюма× 30-х годов. Так, волк был во френче и галифе, а Красная Шапочка была такой примерной школьницей-пионеркой с противогазом и круглым чемоданчиком.

— После вы пошли служить матросом на Тихоокеанский флот, где через 9 месяцев вас перевели в театр флота. И там опять у вас были проблемы с приемом спектакля…

— В одной из сцен моего спектакля «Счастье мое» матрос в увольнении пил водку и спал с девушкой. После просмотра на худсовете сказали:"Спектакль хороший, актеры играют с огоньком, но матросам показывать нельзя". Во время обсуждения один из офицеров сказал: «Пусть режиссер Астрахан расскажет, что он вообще имел в виду?» Я встал и начал отвечать и вдруг капитан 3-го ранга, такой всем известный борец за нравственность, прервал меня:"Ну, вы еще будете нас учить, товарищ матрос!" Тут я не выдержал и сорвался: «Буду говорить столько, сколько считаю нужным». Помню, тогда от такой моей выходки все просто обалдели. После на банкете по случаю принятия спектакля этот капитан рассказывал окружающим: «Я его спросил, а он как заорет! И я подумал, что, может быть, за ним какая-то правда и есть».

— Что же получается, только из-за того, что вы закричали, ваш спектакль и приняли?

— Нет, решили показать главе флотилии. Вопрос стоял так: либо будут показывать матросам, либо лишь офицерам. На просмотр пришел весь офицерский состав с женами. В конце спектакля встала жена командующего и стала хлопать. Тут же поднялся весь зал, и спектакль был принят без обсуждения.

— А что, у вас там жена главнокомандующего все решала?

— Ну что вы! Жены главнокомандующих — это же особая статья! Часто это они решают чужие судьбы. А в армии к тому же жесткая иерархия. Жена главнокомандующего обладает там огромными полномочиями, она как царица.

— В кино вас рекомендовал Алексей Герман. Как вы познакомились?

— В то время (это был 1987 год) искали новых режиссеров, а Герман еще тогда заведовал студией «Дебют». Посмотрев в БДТ мой спектакль «Женитьба Бальзаминова», он сказал: «Ты умеешь о серьезных вещах говорить занимательно. Это особый дар» — и запустил нас в подготовительный период написания сценария к фильму «Изыди». С Олегом Даниловым мы сели за сценарий о еврейских погромах. Читая варианты сценария, Алексей Юрьевич никогда не делал конкретных замечаний, а лишь говорил: «Недостаточно гениально». После трех версий сценария он сказал: «Все, можно снимать». Фильм я снял за 40 дней. В это время мои «доброжелатели» наговорили Герману про меня всяких гадостей, и он, как человек эмоциональный, решил остановить картину по причине того, что инвесторы не перечислили вовремя денег. На помощь пришел директор «Ленфильма» Голутва. С его помощью мы и закончили фильм «Изыди». Закончив черновой монтаж картины, я позвонил Герману: «Приходите смотреть. В любом случае, я все равно везде буду говорить, что в кино вы меня привели». Помню, тогда он пришел с женой Светланой Кармалитой и после просмотра фильма сказал: «Ты сделал по-настоящему большую картину».

— Фильм «Изыди» выдвигался на соискание «Оскара». Казалось, у вас есть все шансы получить статус серьезного режиссера. Однако вы стали снимать мелодрамы. Почему?

— Я всегда снимаю фильмы о том, что волнует людей. Во времена «Изыди» началось обострение национальной вражды во всех бывших советских республиках. Поэтому фильм о том, как государство инспирирует национальную вражду, имел тогда огромный резонанс. Потом началась активная перестройка, и нас стала волновать тема потерянного поколения. Так появился фильм «Ты у меня одна». Сорокалетний герой Збруева не может вписаться в новую жизнь и от этого страдает. Чувство собственного достоинства не позволяет ему просить и прогибаться. Это была история про каждого человека, потому что каждый в той или иной степени был в этой ситуации. А фильм «Все будет хорошо» — уже о периоде капитализма, о том, что мало быть просто хорошим человеком, надо еще и что-то совершить. Там мы говорим: «Все будет хорошо, если: найдешь себя, рискнешь, будешь вкалывать, не будешь идти в потоке. Иначе твоя девушка уйдет к более талантливому и успешному». Мы всегда пытаемся сочетать серьезную проблематику с легкостью изложения.

— А какие проблемы, на ваш взгляд, существуют в наше время?

— Наш фильм «Темная ночь» о молодом человеке, которому все дано, он все может, но ничего не хочет.

— О таком герое нашего времени?

— Да. У нашего героя блестящая карьера — он завтра едет в Брюссель в Евросоюз. И он все это пытается послать, влюбившись в девочку-бомжиху. А мы говорим: «Ничего не получится! Эта девушка, которая, кажется, будет с тобой всегда и будет жить в шалаше, ее только поманят в лучшую жизнь — и она сама рванет туда. Ты можешь отказаться, только она не откажется». Современный мир — это поезд, в который надо сесть и вкалывать за материальные блага. В каждом молодом человеке сегодня гонка за материальные блага вступает в конфликт с душой. Их 40—45-летние родители прошли ломку ценностей, но, сами того не осознавая, перенесли принципы советского времени на своих детей.

— Как давно вы живете в Москве?

— Четвертый год. В то время я разрывался между Минском, Москвой и Германией. Заезжал в Ленинград (свой родной город я называю только так), только чтобы повидаться с семьей. И я все хотел переехать, но никак не мог собраться. Но тут случилась трагедия с моей бывшей семьей. В пожаре сильно пострадала моя бывшая жена Оля и сын. Оли не стало через 7 дней, а сына спасли в Америке. Поэтому после всего пережитого я сразу перевез сына и всю семью в Москву.

— Вы женаты третий раз, а кто была ваша первая жена?

— Актриса Маша Тхоржевская. Сейчас она живет с мужем в Швейцарии, играет в базельском театре, у нее двое детей.

— Почему вы разошлись?

— Я уехал работать в Свердловск, а она попала в ленинградский театр. Видимо, ей показалось, что я всю жизнь буду работать в Свердловске, а провинциальная жизнь ее не устраивала.

— Потом, когда вы добились успеха, она пожалела?

— Во время моего приезда на берлинский фестиваль с фильмом «Изыди» Маша жила в Германии. У меня взяли интервью и сказали, что покажут на следующий день. Приехав в гостиницу, я сразу позвонил болгарской знакомой Василке, которая помогала Маше сидеть с детьми. Василка все рассказала моей бывшей жене, и они сели смотреть телевизор. Передача, которую показывали по центральному каналу в прайм-тайм началась словами: «Мы хотим вам представить событие года в мировом кино, новую звезду, 33-летнего Дмитрия Астрахана, снявшего событийный фильм…» То, что я сделал карьеру, думаю, на нее произвело сильное впечатление.

— Говорят, что вы расстались с Машей из-за того, что она вам изменила…

— Жизнь любого человека — это мыльная опера со знакомствами и расставанием, со слезами и радостью. Снять про это фильм — никто не поверит. Но у нас с Машей все было проще и скромнее.

— Ваша нынешняя жена мечтала быть балериной. Чем сегодня она занимается?

— Лена балерина Кировского театра. Раз в 2 месяца ездит в Ленинград на спектакли. Оттанцует 10-дневный блок — и домой. Все остальное время занимается детьми. А их у нас трое: Паше (мой сын от второго брака) — 11, Маше — 8, а Наташе 5 лет.

— С Леной вы познакомились в метро. Чем она вас зацепила?

— Глазами. Я увидел глаза близкого мне человека и почти сразу понял, что это серьезно, что это не увлечение.

— С Ольгой вы расстались из-за новой любви или потому, что ваши отношения за 9 лет расклеились?

— Только из-за любви. С Олей мы хорошо жили. Но, видимо, любовь ушла. У нас было тяжелое расставание, серьезная драма. Я всячески помогал ей с сыном, но все это, понятно, не может восполнить потерю.

— Лена довольна своей семейной жизнью?

— У нее сложный муж, трое детей, все хозяйство на ней. Раньше она всегда приезжала ко мне на съемки в Минск, а после того как дети пошли в школу, все время проводит в Москве. Никому другому детей она не хочет доверять. Лена легкая на подъем, у нее нет дурацких капризов. Балет — это своего рода казарма, и, видимо, поэтому она понимает слово «надо» и умеет приспосабливаться к реальным условиям.

— Вы на протяжении 19 лет работаете с драматургом Олегом Даниловым. Как вы сошлись?

— Как-то Олег увидел мой спектакль в Свердловске, а потом захотел, чтобы я снимал его фильм. Мы не друзья детства, но наши мамы были подругами и вместе учились в институте. Моя мама заведовала отделом в публичной библиотеке, а мама Олега жила неподалеку. В перерыв мама иногда заходила к подруге, пила чай и отдыхала от пяти детей. Из-за разности в возрасте (я был младше на 7 лет) мы никогда не пересекались с Олегом в детстве. Я знал, что есть Олег Альшиц, но об Олеге Данилове (это его псевдоним) я ничего не слышал. Только после того, как мы стали работать вместе, я понял, что рядом со мной сын подруги моей мамы.

— Выходит, это судьба?

— Да. И не только для нас. А и для всего отечественного кинематографа.