В кафе, где мы назначили встречу, Максим приехал ужасно уставшим. Из университета, где, несмотря на юный возраст, учится в аспирантуре и даже ведет курсовую студентки-красавицы. Едва сев за столик, он тут же заказал себе пиццу и огромный стакан апельсинового сока. И, можно сказать, наш разговор сразу разделился на два этапа: до того как принесли блюдо, Макс был голодным и едким. А после еды — сытым и игривым. А я, сидя напротив, наблюдала эту мгновенную смену настроений и ловила себя на мысли, что в жизни он выглядит еще моложе, чем на экране.

Спорщик

— Максим, в сочетании с вашим именем народ часто употребляет слово «мальчик». Вас это не коробит?

 — Нет. Называют мальчиком, и слава богу. Хорошо, что не стариком.

— На вас обрушилась, что называется, ранняя популярность. Уже выработалось определенное к ней отношение?

 — Неоднозначное. Иногда это приятно, иногда сложности некоторые вызывает. Но я к ней отношусь как к данности. И, конечно, это хорошо.

— По гороскопу вы Близнецы. А представители этого знака зодиака обычно неплохие переводчики, журналисты, артисты. Причем нередко совмещающие несколько областей деятельности, что, собственно, вы и доказываете. А где вам уютнее всего?

 — Смотря что вы имеете в виду. Ведь каждая область подразделяется еще на какие-то участки. Уютнее всего я себя чувствую дома, за столом. Но за столом я могу и переводами заниматься, и номер придумывать.

— Тогда в вашем случае можно сравнить лингвистическую, эстрадную и телевизионную сферы.

 — Безусловно, в лингвистике и на эстраде мне комфортно. Потому что я там давно и пообвыкся. А телевидением занимаюсь недавно, но чем дальше, тем комфортнее.

— А с какими сложностями вы столкнулись на первых порах?

 — Ну были какие-то специфические вещи, которые я, как обыватель, не совсем понимал.

— Например?

 — Ну тот же диалог с игроком для меня поначалу был сложен, так как я не журналист и талант интервьюера, может быть, где-то у меня и зарыт, но его еще нужно обнаружить. Эта игра подразумевает общение, а ведь я привык только к сольным выступлениям. Бывали, конечно, какие-то совместные интермедии, но это другое.

— Максим, вы воспитывались в семье потомственных военных, а это значит дисциплина, режим и порядок. Каким-то образом на вас это отразилось?

 — Нет. Папа не заходит ко мне вечером и не говорит: «Отбой».

— Я имею в виду какие-то базисные установки.

 — Конечно, отец всегда приучал меня к дисциплине. Но это не относится, например, к тому, куда и во сколько я должен пойти. Только к общей пунктуальности.

— А бывает, что какие-то вещи вам родители диктуют? Допустим, они никогда не говорили вам: «Да брось ты это телевидение»?

 — Во-первых, «да брось ты» — это не диктат. А во-вторых, всегда, конечно, родители говорят, что нужно получить высшее образование и так далее. Но я с ними в этом соглашался. И сказать, что они мне что-то навязывают и как-то довлеют, не могу.

— Иными словами, они не отговаривали вас от освоения новой телевизионной области?

 — Нет, хотя, наверное, у них были какие-то опасения.

— И они их высказывали?

 — Ну не явно. Они особо не включались в это, были заняты своими делами. Да и потом мне понравилось, так что до каких-то конкретных возражений дело никогда не доходило.

— А вы их ожидания, как правило, всегда оправдываете?

 — Это надо у них спросить. Не знаю, может, они ожидают большего, чем я думаю.

— А собственные ожидания от себя самого?

 — А я от себя ничего не ожидаю, поэтому и оправдывать нечего.

— Вы фаталист?

 — Нет, у меня теория такая: цель ставлю недостижимую, чтобы достичь того, что возможно. Ведь мечтать действительно не вредно. А у меня всегда мечты такие были — ну просто предел реальности. Зато вот когда к этой мечте идешь, достигаешь вполне земных целей.

— Я знаю, вы не любите загадывать. И все же: ваше будущее для вас туманно или определенно? Кем вы видите себя лет так через десять?

 — Сложно ответить. Я никогда не строил никаких планов. Помню 1991 год, я тогда учился в девятом классе и отдыхал с родителями в Прибалтике. Я еще не увлекался юмором как таковым, но кого-то уже пытался изображать, Горбачева, по-моему. Но это так, баловство. И вот мы пошли на концерт Задорнова. В то время мне и в голову не могло прийти, что спустя девять лет на этой сцене, в этом огромном, на 2 тысячи мест, престижном зале «Дзинтарс» в Юрмале я буду выступать с тем же Задорновым. Так что судьба преподносит нам сюрпризы. А если вернуться к теме выбора профессии, то я вплоть до окончания школы не знал, куда поступлю. Только где-то за полгода до выпускного определился. А ведь есть люди, которые уже в седьмом классе знают, куда они пойдут и кем станут. У меня никогда такого не было, я жил одним днем. Учился, знал, что нужно учиться хорошо, и мне это было не в тягость.

— Мне кажется, вы себя все-таки видели в науке.

 — Ну ближе, наверное, к языку. Хотя и в математике я тоже проявлял какие-то способности.

— Вы можете назвать Задорнова своим учителем?

 — Да, безусловно, он мне многое дал. Но в пародийном жанре я сориентировался чуть раньше, где-то года за три до личного знакомства с Михаилом Николаевичем. А он мне привнес какое-то новое ощущение, добавив профессионализма. Можно сказать, я с Задорновым прошел курсы повышения квалификации. Сейчас мы уже реже работаем вместе, но продолжаем общаться и буквально недавно, в начале апреля, вместе выступали в Америке.

— А кого на эстраде вы считаете своими конкурентами?

 — Вообще конкуренцию я воспринимаю положительно. И любой смешной талантливый номер, который появляется в чьем бы то ни было исполнении на

эстраде, для меня является подстегивающим фактором, сигналом, что надо придумать что-то новое.

— Какие-то приметы, талисманы у вас имеются?

 — Вы знаете, есть такая примета — булавку носят в одежде от сглаза. Я никогда этой примете не следовал, но у меня постоянно концертные штаны больше в талии, а относить их куда-то в ателье мне лень. И я их такими двумя здоровенными английскими булавками скреплял сзади, чтобы складок видно не было. Думаю, это очень способствовало успеху. Сейчас, правда, уже нет такой проблемы, я купил себе парочку нормальных брюк.

— И булавки ни разу не подводили?

 — Нет, не кололи, не выпадали.

Простецкий парень

— У вас сложился такой положительный образ отличника: очечки, три языка, аспирантура. Неужели нет негатива? А как же страшные недостатки, гнусные поступки?

 — Ну я могу парочку таких вспомнить. Я петарды в школе взрывал. Пионервожатую как-то испугал, на четвереньках выполз из-за угла, перед ней гавкал.

— Понятно. Макс, может, поговорим о любви?

 — Боже мой! Что такое?!

— Вы влюблены сейчас?

 — Да. Вот покушал, влюблен.

— Вы никогда не говорите о личной жизни.

 — Значит, и сейчас не скажу.

— Почему?

 — Не хочу.

— Тогда нарисуйте хотя бы портрет идеальной спутницы.

 — Спутница должна быть соратницей, человеком общих с тобой взглядов (откровенно ерничает).

— Как Чип и Дейл?

 — Да. Нет, они же оба мужского пола, а мы, извини, говорим о спутнице, не сбивай.

— Вот вы все шутите, а в разных интервью утверждаете, что никогда никого не разыгрывали.

 — Да, и что теперь делать?!

— Неужели даже 1 апреля?

 — Ну правда, просто как-то не до этого.

— А вас разыгрывали?

 — Да, вот в КВН разыграли перед всей страной. А я купился, как… Я очень наивный, доверчивый человек.

— Ни за что не поверю.

 — Серьезно. Не до такой степени, конечно, чтобы, например, на улице все деньги отдать.

— То есть непрактичный даже?

 — Нет, почему? Практичен, но доверчив.

— Кстати, когда вы принимали предложение стать ведущим программы «Кто хочет стать миллионером?», материальная сторона вопроса имела большое значение?

 — Нет, действительно. Я и так хорошо зарабатываю. Скажем так: деньги это приятное сопутствие всех остальных плюсов.

— А каким образом вы проводите свое свободное время? Как отдыхаете?

 — Обожаю поспать. Дома — на диване в холле или на кровати в комнате. Как завалюсь, бывало, даже книжку лень почитать. А на даче люблю отдыхать днем после обеда в гамаке — просто супер. Подушечку положишь и блаженствуешь. Только москитов отгоняешь, комаров по-нашему.

— У вас что, дача в болотистой местности?

 — А что, в остальных областях комаров нет?

— Если это не вечер, а день, то их очень мало или совсем нет.

 — Да ладно. Я вас специально приглашу на гамак и покажу, что рядом болот нет, а комаров полно.

— Договорились. Давайте вернемся к программе. Как раз после еды вы как-то развеселились, подобрели.

 — Да?! А по-моему, каким был ершистым, таким и остался. Ну да ладно…

— Максим, у вас абсолютно иная манера ведения, чем у вашего предшественника…

 — Во-первых, у меня нет седых волос — а это уже другое ведение.

— Вы не интригуете, как Дибров…

 — Да вообще простецкий парень такой!

— Вы знаете, при просмотре программ с вашим участием иногда у меня появлялось ощущение, что вы как-то специально торопитесь, потому что вам если не становится откровенно скучно, то по крайней мере надоедает. Так ли это?

 — Да?! С ума сойти! Ну я с вашим ощущением уже ничего поделать не смогу, а что касается съемок, по-разному бывает. Бывает игрок интересен, бывает не очень. Но я стараюсь в любом случае проявлять все существующие виды заинтересованности. Хотя чаще все-таки игроки и игра бывают захватывающе интересны.

— А чувство, что занимаетесь не своим делом, никогда не посещало вас в кресле ведущего?

 — Да нет как-то.

— А зачем вам все это?

 — Вот зачем — это я хорошо знаю: чтоб по телеку показывали.

— И только?

 — Ну у меня есть еще множество гуманных мотивов: сеять разумное, доброе, вечное (смеется). Нет, ну правда, занимательная программа. В первом съемочном цикле я тяжело осваивался. Но когда освоился, стало интересно. А раз интересно, значит, это твое дело. А если не интересно, значит, не умеешь.

— А разве вы не сталкивались с недовольными, говорившими, что вы ведете слабовато, что передача с вашим приходом потеряла часть зрительской аудитории?

 — Встречались такие люди, но их было меньшинство. Да, кто-то из знакомых мне говорил, что вот, мол, дескать, пока не очень… Но радовало, что большинству нравилось.

— А в глубине души никогда не было катастрофического чувства — вам не побороть рейтинг дибровских программ?

 — Я никогда не занимался переигрыванием Диброва. Вот вы меня сейчас спросите, как он ведет. Я не помню. Я по концертам носился в это время или в университете сидел. Я вообще, соглашаясь стать ведущим, не рассматривал ситуацию конкуренции двух передач. А вот сейчас все меня к этому склоняют.

— Простите, но это же объективная реальность — вас сравнивают.

 — Возможно, она есть. Но не внутри меня. Меня это не касается. Я не думаю о том, что вот Дима так сказал, а я вот этак поверну и Диму «сделаю».

— Что вы тогда можете сказать о собственном почерке в передаче?

 — Он у меня кривой, с наклоном в правую сторону. Ну хорошо, вы можете сказать в двух словах, какой стиль ведения был у Диброва?

— Иронично-саркастический.

 — А у меня иронии, значит, нет?

— Нет.

 — Вы, наверное, не часто передачу смотрите, потому что ирония там присутствует. Это я вам как профессионал про себя скажу.

— Ну допустим. А вот что касается внешности. Я, помню, в первых программах обратила внимание на то, что ваши кудри куда-то делись, их выпрямили, и волосы стали неестественно прямыми.

 — Это было не мое решение. Над образом работал специальный стилист.

— И вы не спорили над данной трактовкой образа?

 — А мне так тоже нравится. К тому же волосы у меня не такие уж кудрявые. Если их зачесать назад и намочить — то да, а если причесать вперед — то нет. А в детстве вообще были прямые, с челкой. А на самом деле мне все равно, могу и коротко подстричься.

— Я так понимаю, что бы организаторы ни предлагали, вас все устраивало и возражений ни по каким пунктам не было?

 — Нет, ну были какие-то разногласия, но не столь существенные, в основном по поводу моего ведения, а не внешнего вида.

— А вы можете рассказать об этой творческой кухне?

 — Я не хочу об этом рассказывать. Вот, к примеру, если актер сыграл роль, вы что, будете у него допытываться, как ему удалось воплотить образ? Передача — это конечный, совместный продукт. А в процессе я, безусловно, до сих пор спорю по каким-то вопросам.

— Хорошо, тогда я спрошу о критериях выбора. Как вы отбираете своих персонажей?

 — Да они сами просятся, ну не лично, конечно. Есть очень благодатные персоны для пародий, которые имеют свою характерность, яркий тембр голоса. Либо кто-то глупости говорит, у кого-то выскакивают слова-паразиты и т. д. Если этот человек известен и у меня есть возможность его изобразить, то он вполне реально может стать героем моей пародии.

— А были ли такие персонажи, которых вы бы хотели спародировать, но они вам не удавались?

 — Вы все время хотите узнать, что у меня не получилось, что я не так сделал. Я же, как и любой другой на моем месте, не буду про это говорить.

Счастливый нахал

— Я же не просто так задаю вопросы, уж очень ваш образ идеально приглаженным получается. А так не бывает. Хочется контрастов. Возвращаясь к критериям выбора, вы же наверняка хотя бы самому себе задавали этот вопрос: почему именно я сел в кресло ведущего на первом канале?

 — Ну как почему?! Молодой, красивый, обаятельный, разговорчивый.

— Макс, а если серьезно?

 — Хотите, чтобы я вам честно ответил?! Я об этом никогда не думал. Я человек вполне в себе уверенный. (Смеется.) Ну как вам сказать, если бы меня отобрали пилотом гонки «Формула−1», я бы тогда сел и серьезно задумался: не поехала ли крыша у организаторов? Но так как я в принципе до этого работал в разговорном жанре и у меня был опыт работы на телевидении, то задаваться вопросом «почему?» мне не пришло в голову.

— Максим, я же не случайно вас столь дотошно расспрашиваю. Ведь по Москве циркулирует слух, что вы попали в программу благодаря усилиям состоятельного и влиятельного любовника.

 — Что? Мужика, что ли?! Об этом я даже мечтать не мог! (Смеется.) Мой ответ на этот вопрос уже не имеет никакого значения. Слухи ведь, как их ни опровергай, если ходили, то и будут ходить, и кто меня считал геем и чьим-то любовником, так и останется при своем мнении, мне их не разубедить.

— Максим, честно говоря, я не ожидала от вас такой реакции. А сказать хочу, что слова «О, счастливчик» с полной определенностью можно отнести к вам.

 — Значит, можно.

— Макс, вы, как правило, на себя в этой жизни рассчитываете или полагаетесь на удачу?

 — И на свои силы рассчитываю, и на удачу. Представляете, нахал какой! Да, мне часто везет. А по поводу денег хочу еще раз сказать, что и до этой телеигры я ни за один свой эфир ни разу никому не платил, более того, я никогда никого не просил взять меня в ту или иную программу и у меня не было никогда продюсера, который бы все устраивал, проплачивал. Мне сами звонили и приглашали. Может, это прозвучит нескромно, но я всегда считал, что достаточно хорошо выступаю, чтобы позвать меня просто так, а не за деньги. Никто никогда меня никуда не толкал. И с этой телеигрой так совпало. Было много эфиров с моими номерами, заметили и пригласили. Да это и логично. Было бы странно, если бы меня до этого никто не знал, не видел, а я вдруг стал ведущим популярной передачи.

— С завистью часто сталкиваетесь?

 — А вот на это вообще не обращаю внимания. Я не общаюсь с людьми, которые мне завидуют.

— А как вы их распознаете?

 — Не знаю. Интуиция. Но ведь отношение тоже бывает разным. Одни люди просто ревностно относятся к твоей работе, без зависти. А другие открыто завидуют и делают гадости. Я знаю таких людей. Я не буду с ними дружить, сидеть за одним столом, но и вымещать на них что-то, игнорировать, не здороваться, демонстрировать ответную реакцию тоже не буду. Наоборот, возможно, как раз такие люди и распускают всякие слухи. А как же! У человека успех, а он еще говорит, что никому не платил. Черт побери! Неужели бесплатно досталось?! И он будет мне мстить, хотя я лично ничего ему не сделал. С этим сталкиваются многие в любой сфере деятельности. Эстрада это или телевидение — не имеет значения, просто здесь другие масштабы.

— И как же вы с этим живете?

 — Спокойно. Отношусь как к данности, потому что если буду обращать внимание, никаких нервов не хватит. К сожалению, чем популярнее человек, чем больше он работает, чем в больших сферах деятельности он занят, тем больше у него появляется недоброжелателей. И с этим ничего уже не поделаешь.

— Максим, а о чем сейчас мечтается?

 — Честно говоря, давно не мечтал, очень занят. Сил не хватает. Знаете, когда хорошо мечтается? Когда сидишь спокойно, музыку слушаешь (например, латиноамериканскую, которую я люблю) или на сон грядущий. А сейчас приходишь домой — и сваливаешься. И все.