Актеры не могут быть принципиальны, согласитесь. Такая уж профессия. Все принципы в руках режиссера. Так мне всегда казалось. Но жизнь намного интересней, чем наши стереотипы мышления. Вот уже второй десяток лет мощная фигура общественного деятеля Николая Петровича Бурляева, ратующего за национальный «кинематограф созидающего духа», будоражит российский киномир. К нему относятся по-разному. Но даже самые насмешливые критики — с уважением. Бурляев последователен, логичен и верен — себе, своему делу, даже своему языку — Бога Бурляев поминает через слово. Я вот думаю: если б Н. П. Б. не было — его стоило бы придумать. В назидание космополитичным, аполитичным и унисексуальным потомкам. Потому что он не только «уважать себя заставил», но, возможно, — «его пример — другим наука…» Итак, май 2001 года, закулисье тамбовской консерватории, комната отдыха для артистов — типа Барбары Брыльской и Станислава Микульского, заваленных цветами, — они только что представляли фильм Кшиштофа Занусси. Г-н президент еще взволнован после выступления и весь еще в польском кино…ТЕНЬ ТАРКОВСКОГО— Николай Петрович, сейчас не снимаетесь?

 — К счастью, нет. Я сейчас занимаюсь более важным делом, чем актерство.

— Разочаровались в ремесле?

 — Почему? Нет. Если буду делать фильм о Пушкине — буду играть. Вот уже пять лет как я предлагаю Роскино (сейчас — Министерству культуры) этот проект на госзаказ. Еще что-то буду ставить — не откажусь сыграть у себя. И, может быть, у тех режиссеров, которых я люблю.

— Вы стартовали в кино вместе с Андреем Тарковским…

 — Это духовное питание на всю жизнь. Правда, мой старт был еще раньше — с Андреем Кончаловским в его первой режиссерской работе «Мальчик и голубь», которую он сделал во ВГИКе. Она была удостоена в 62-м году награды на детском фестивале в Венеции. В том же году параллельно главную награду Венецианского кинофорума получил фильм Тарковского «Иваново детство». Так что у меня тогда получилось два «льва» — бронзовый у Кончаловского и золотой у Тарковского.

— Голова не закружилась от успеха?

 — Так я ж там не был! Просто Андрон и Андрей, когда приехали из Италии, мне сказали: «Мы тебе привезли целый зверинец».

— Как вспоминается Тарковский?

 — Так же, как и Андрей Кончаловский, — как два моих первых учителя. Андрея Тарковского я любил, люблю и буду любить и в этой жизни, и в вечности, потому что он человек, определивший мою судьбу. Думаю, что и судьбу мирового кинематографа.

— А тогда вы понимали, у кого работаете?

 — Думаю, что да… При первом взгляде даже мне, тогда еще ребенку, стало ясно, что это человек особый. И это чувство от первого общения, эту любовь я пронес через всю жизнь.

— Вас нашел для Тарковского его ассистент?

 — Нет, все было проще. Однажды он зашел во ВГИК к Андрею Кончаловскому, когда тот озвучивал со мной в тон-ателье фильм «Мальчик и голубь». Уже ретроспективно я восстановил этот момент. Я стоял у экрана в темном зале ателье перед микрофоном и работал — попадал в собственную артикуляцию. Дверь была открыта — стояло жаркое лето, кондиционеров не было. И вдруг в дверном проеме встала чья-то фигура. Я работаю, но вижу краем глаза, что за мной кто-то наблюдает — причем очень долго и внимательно, минут 7—8. Как-то очень долго глядел. Я это отметил. Потом к этой тени подошел Андрей Кончаловский, они о чем-то поговорили в проеме двери, и эта тень ушла. Я не знал, кто это. Спросил позже у Кончаловского. Тот ответил: «Это мой друг Андрей Тарковский». Мне это имя ни о чем не говорило… Но прошло полгода, и мне позвонил Андрон и говорит: «Коля, прочти рассказ Богомолова „Иван“. Ты будешь пробоваться на главную роль у Андрея Тарковского». Я прочел этот рассказ, приехал на «Мосфильм»… Думал, правда, что в картину не попаду — такая сложная роль, мальчик-разведчик… К тому же Тарковский чисто провокационно, как я потом понял, показал мне 5 толстенных альбомов с фотографиями мальчиков. Они пробовались до меня — но не Тарковским, а его предшественником, режиссером, который завалил картину. Только потом, когда Тарковский уже ушел из жизни, я узнал, что он решился на фильм «Иваново детство» только потому, что уже имел главного героя — Колю Бурляева.АКТЕРСКАЯ МОЛИТВА— Вы как-то обмолвились о своей «особой психической структуре», о том, что вам тяжело сниматься…

 — Мне? Абсолютно не тяжело. Это моя профессия. А особый склад в том, что в пять лет я был испуган и начал заикаться. Поэтому и не мечтал об актерской профессии. Я не знал, что, имея эти трудности с речью, можно быть актером. Моя особенность — чтобы играть роль, я должен быть полностью, абсолютно собран. Иначе просто я не могу играть… Поэтому я никогда не участвую в актерских шутках-розыгрышах перед тем, как идти к камере. Иные актеры это умеют — и анекдот тебе расскажут, и выйдут затем, и сделают все как надо. Мне, для того чтобы играть, в прежние годы нужно было отчуждение от всей этой суеты, а в последние годы — просто молитва. Я должен помолиться перед тем, как начать играть. Так было и на последней моей актерской работе — на фильме «Мастер и Маргарита», где я играл роль Иешуа Га-Ноцри. Там вся роль делалась с постом и молитвой…

— Ну, а в жизни заикание не мешает?

 — Как сказать… Я даже часто этим пользовался на экзаменах — чтобы педагоги пожалели…

— Какой вы хитрый, однако… Николай Петрович, а что вы знаете о своей родословной?

 — Я, в частности, узнал в Тамбове (месте проведения десятого «Золотого витязя». — Н. Б.), что приехал на родину предков — мой отец жил в Тамбовской губернии в городе Борисоглебске. В 22-м году приехал в Москву. Я родился уже там…

— А он случаем не актер?

 — Нет, экономист. Но сын известных русских актеров, которые работали под псевдонимом Филипповские, они выступали вместе с Остужевым, Блюменталь-Тамариной и многими другими прекрасными артистами начала века. А отец по духу должен быть артистом-музыкантом. Каждый вечер он блистательно импровизировал на рояле. Но — стал экономистом: надо было кормить детей — нас было четверо. А мама из Можайска, тоже экономист. У нее 25 внуков!

— А вы тоже не промах — пять детей все-таки!

 — В личную жизнь мы, пожалуй, углубляться не будем…КРЕСТИК БУТАФОРА— Хорошо… А вот вас как верующего человека не смущает, что актерское дело у христиан считается занятием греховным?

 — Вы знаете, это спорный вопрос. И церковь, и сами актеры еще должны разобраться с отношением к этой профессии. Я тоже задавал вопрос многим служителям церкви… Имеет ли право грешный человек, артист касаться образов высоких? Можем ли мы делать об этом фильм (тогда я хотел снимать по Евангелию)? Один священник мне ответил: «Поскольку Господь дал вам именно этот участок работы, ваш окоп борьбы за души человека, то вы не только можете — вы должны это делать». И потому у меня очень неоднозначное отношение к этой проблеме.

— А у вас был внешний толчок, импульс к собственному духовному осознанию?

 — Внешне — нет. Каким я был в пять лет — абсолютно таким же остался и в 55. Мое убеждение: каким человек приходит в жизнь — таким и уходит. Просто за короткий жизненный путь у него появляется шанс сделать шаг к совершенству. Но главное — хотя бы не потерять того, с чем он пришел на Землю.

— Но и вы сами в атеистическое ведь время воспитывались?

 — В атеистическое. Но, к счастью, мои бабушка и мама были православными женщинами, они меня крестили при рождении, водили в церковь. И я приглядывался — что же это за особое место, где пахнет ладаном, горят лампады, висят чудесные иконы… Но я был пионером… И приближаться по-настоящему к церкви стал только после «Андрея Рублева».

— Может, это и стало импульсом?

 — Думаю, да. И то, что тогда мне, точнее, моему герою Бориске, отливающему колокол, Андрей Арсеньевич Тарковский повесил на грудь оловянный крестик — неблагословленный, просто реквизит костюма. Это было невероятное чувство…

— А потом куда он делся?

 — Это же часть костюма — я отдал его, хотя и было жаль. Так приятно было с ним жить. Работать…

— А Тарковский, по-вашему, был верующим человеком?

 — Неверующих людей нет вообще! Конечно, был верующим и Андрей Арсеньевич Тарковский. Хотя он никогда со мной об этом не говорил. Тарковский просто верил. И это видно по его фильмам. Все они христианские — так же, как фильмы членов партии Шукшина, Бондарчука, Довженко…ПИР ДУХА— Вы заявляете о «кинематографе созидающего духа». В двух словах — что это такое?

 — Смысл заложен уже в названии. Мы говорим о созидающем, а не разрушающем духе, том, который мы чувствуем по всем каналам телевидения и в нашем кинопрокате, который активно занимается «торговлей в храме», эффектной пустотой. Как говорил Иван Александрович Ильин, эффектная пустота — доходный промысел.

— Но вы тем самым, получается, противопоставляете себя остальному кинематографу. Неужто до вас никто не созидал?

 — Мы не агрессивны. Пока перевес за рыночным кинематографом. Мы просто будем делать наше дело. Мы растем не по дням, а по часам — за три года в нашем объединении стало 2700 членов из 14 стран. В полном составе, например, вошел Союз кинематографистов Болгарии. Что до советского кино… Когда началась перестройка, Феллини говорил Тарковскому: «Что вы делаете? Вы же для нас были примером! На вас глядел весь мир. А теперь перестраиваетесь. Куда?» На нашем кинематографе, на нашей классике все они учились. Такое кино и можно, и нужно считать кинематографом созидающего духа. Конечно, и тогда всякое было — и чепуха, и кассовая глупость.

— Почему на «Золотом витязе» за эти годы не было ни одного открытия?

 — Что за глупость? Как это так? Да к нам критики-то не ездят. Но огульно порочат наш кинофорум, ставят его на какое-нибудь 20-е место в своих рейтингах.

— Так ответьте — назовите фильмы-события последних лет.

 — Пожалуйста. Именно у нас был впервые показан фильм классика литовского кинематографа Витауса Жалякявичюса «Зверь, выходящий из моря». Главных наград в разные годы были удостоены ленты Тео Ангелопуса, Горана Паскалевича, Кшиштофа Занусси, Никиты Михалкова, Юрия Ильенко. Так что открытий у «Витязя» хватает. Просто у нас другой путь. Если амбициозные кинофорумы говорят о «праве первой ночи», то наша задача — выбрать все лучшее, что делалось за два года.

— А почему у вас так много сербов?

 — Думаю, это понятно каждому жителю планеты — даже из стран НАТО, которые бомбили Сербию в прошлом году. Убивали народ неизвестно за что — за коммунистического лидера выжигали страну. Что за варварство? Сербы — наши братья.

— А вы уверены, что сербы так же откликнулись бы на русскую беду?

 — Это философский вопрос. Но я уверен, что это было бы так. Вся Сербия говорит: «Нас и русских — триста миллионов, а без русских нет и одного вагона…» Хотя политики и искушали их западными ценностями. Как они тогда к советским людям относились — это дела политиков. Да простит их Господь.ОТ ЛЕРМОНТОВА ДО ПУШКИНА— Николай Петрович, но все-таки для многих из нас вы прежде всего отличный актер… Эта профессия перекрывает ваши остальные должности…

 — Все три ипостаси равны. Бурляев неплохой актер. Но он не перекрывает Бурляева-режиссера. У меня нет самообмана. Я уверен — когда уйду из жизни, останусь в памяти нашего народа фильмами Тарковского, Тодоровского и «Лермонтовым».

— От многострадального «Лермонтова», значит, не отказываетесь?

 — Я? Я горжусь им! Тем, что Господь призвал меня дотронуться до этой темы и родить этот фильм.

— Вас, помнится, упрекали в том, что вы заняли там всю семью, включая тещу — Инну Макарову…

 — Ой, какой упрек! А кто его делал-то? Те, кто сам использовал в своих фильмах своих жен и детей! Я могу даже назвать по именам этих людей…

— Ой не надо. Дело прошлое. А сейчас бы сняли в том же составе?

 — Нет, мне все-таки уже 54! Даст Бог — сниму фильм о Пушкине.

— Но все-таки что дала близость к клану Бондарчуков?

 — Я могу только гордиться тем, что мой сын Иван — внук великого Бондарчука. Это гений шаляпинского уровня, которого еще оценит наша культура, человек, пропевший христианскую песню в кинематографе, цельная личность и великий режиссер. И еще. Бондарчук решил мои проблемы с фильмом «Лермонтов». Однажды я к нему приехал и пожаловался, что уже четыре года бегаю по студиям и не могу пробить фильм. Он просто сказал: «Так делай у меня». А в прочем мне было только труднее. И мне, и всем детям Бондарчука.

— Кстати о детях — ваших. Иван стал композитором, арт-директором «Золотого витязя». Это его собственное желание?

 — Нет, это все по промыслу Божьему. Когда Ивану было 15 лет, я попросил его сделать позывные для фестиваля в духе «Боже, царя храни». Ваня ушел и через полчаса сыграл мне позывные, которые и стали гимном «Витязя». После ЦМШ при консерватории он отучился в консерватории три года как пианист у Льва Наумова. Бросил, ушел в композиторство, что было для меня ударом. Но каждый сам ищет свой путь…

— Похоже говорит и Никита Михалков. Он вам близок по взглядам? Вы с ним случаем не конкуренты?

 — Никиту Михалкова я очень уважаю и люблю. Он пришел в Союз кинематографистов после бесовства и распада коллег, разваливших там буквально все… Надеюсь, что он как общественный деятель переломит ситуацию и поможет подняться нашему кинематографу. Никите трудней, чем мне. Он занимается более космополитичным фестивалем — ММКФ, который пытается быть в классе «А». Я уверен, что это бесперспективный путь. Не нужно гоняться за «правом первой ночи» — первого показа фильма, — а нужно делать то, что достойно России. Как «Золотой витязь». Я не знаю, что Михалков будет делать с ММКФ дальше. Как он поведет свой корабль — пока неизвестно. У него в отборочной комиссии огромные огрехи. Я бы ее к себе не взял вообще! Например, они позволяют показывать на экране фильмы Тинто Брасса — «мягкое порно». Ведь потом каяться придется и Никите. Нельзя этими помоями кормить душу христианскую.

— В заключение, Николай Петрович, — что же такое, по-вашему, русский кинематограф?

 — Кинематограф любви. Созидания. Поиска общей гармонии и помощи планете — чтобы жить в мире, любви и согласии.

— Но это идеализм?

 — Это истина.НЕСЕКРЕТНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

НИКОЛАЙ БУРЛЯЕВ

Актер, режиссер, президент кинофестиваля «Золотой витязь». Родился 3 августа 1946 года в Москве. В 1967 году окончил театральное училище им. Щукина, В 1975-м — ВГИК, режиссерский курс Л. Кулиджанова.

Снялся в 70 картинах,

в том числе в «Ивановом детстве» и «Андрее Рублеве» Тарковского, «Мастере и Маргарите» Юрия Кары. Самая известная режиссерская работа — фильм «Лермонтов».

Жена — актриса Инга Бурляева. Дети (от разных браков): Иван (24), Мария (13), Георгий (10), Илья (6), Дария (4).