Разудалая белорусская экспансия, похоже, продолжается — вслед за группой «Ляпис Трубецкой» в Москву потянулись и другие музыканты. И если название группы «Леприконсы» иногда еще может вызвать недоумение — типа, а кто это? То, услышав «хали-гали, паратрупер», все тут же скажут: «А-а, знаю!» И подпоют: «…нам с тобою было супер!»

С Ильей Митько — солистом и главным поэтом «Леприконсов» — мы должны были встретиться в его практически логове — съемной квартире в Москве. Перед домом стояла красная ВМW с красными же белорусскими номерами, а на крыльце подъезда валялась бумажка в 100 белорусских рублей. Сразу стало понятно, что я попала по адресу.

У меня есть друг Витя. Я пишу песни, а он выпускает шампуни и мыло. И мы подумали и решили это совместить, получилась косметика «Леприконсы». На каждой продукции на обратной стороне я написал такую баечку. Про шампуни: «Мы не гарантируем, что наш шампунь избавит вас от перхоти стопроцентно и сразу. Но мы гарантируем то, что при нанесении его на волосы все самки перхоти становятся бесплодными. А так как каждый самец имеет право налево, при зачесывании волос налево вы избавляетесь от всех самцов». Или к крему для проблемной кожи: «Мы не гарантируем, что бибики все сразу пропадут или притворятся мертвыми. Но каждый бибик, который немножко попробует нашего крема, придя к себе в норку, заразит всех остальных бибиков, и они там все перемрут». В Минске есть комитет по цензуре, который отвечает за текст на продукции. Они там сказали: что это такое? что это за пацанизм? И, короче, все срезали. Некоторые баечки оставили, а некоторые убрали.

— Я про всех музыкантов знаю анекдоты. Вот про барабанщика. «Играем концерт, и я по своей невнимательности забываю слова второго куплета. Подбегаю к басисту: Костя, какие слова? — Да я не помню, мне бы свою партию сыграть. Подбегаю к баянисту: Федя, с чего там куплет начинается? — А не помню, не помню, — а сам на девочек работает. Подбегаю к барабанщику: Дима, какие слова? Он такой запыхавшийся — бум-бум по барабанам: а какая песня?»

Про бас-гитариста. «Надо играть концерт, и нет бас-гитариста. Где басист? Никто не знает. Ну, козел, ну ты у нас получишь! Все, выходим, играем без него. Без басухи народ все воспринимает тяжело. Я там на гитаре больше баса даю, но все равно не то. Отыграли кое-как, все такие опущенные приходим в гримерку. Басист появляется. — Костя, ты где был? — Пацаны, я стоял в зале, весь концерт слушал. Ну без баса такая херня вообще».

Про меня анекдоты тоже сочиняют. «Играет группа „Леприконсы“ концерт. Зал биток. Отыграли час, пацаны уходят со сцены, а весь зал дружно кричит „бис“. Я говорю: пошли. А пацаны: да куда еще лабать, устали уже, и организаторы не хотят платить больше. Мы просто лабалово, а ты у нас звезда, иди пожалуйста. И я выхожу один, начинаю петь. Одну песню пою, люди кричат еще „бис“. Вторую песню, третью, четвертую, песен десять спел, уже самому не в кайф. А люди все требуют. И я тогда обращаюсь к залу: люди, а сколько можно? И из зала кто-то пьяный: пой, пока не научишься».

КРИТИЧНЫЕ КРЕТИНЫ— Да ты не смотри, мы всего две недели в этой квартире, еще не успели обжиться. Первую квартиру мы снимали еще всей группой в Печатниках на улице Гурьянова, где дом взорвали только что. Наша студия звукозаписи любезно предоставила. Я так понимаю, что квартиры в том районе сразу подешевели. Вторую квартиру соответственно нам сняли на Каширском шоссе… А потом мы жили на Рублевке, там нормально было.

— И давно вы так в Москве?

 — Уже третье лето пошло.

— Так скоро уже и гражданство получите.

 — Да ты что, если бы мы хотя бы делали регистрацию, а то же мы ничего не делаем. Можно сказать, черные белорусские эмигранты.

— Много вас тут, эмигрантов?

 — Шесть человек — это люди, которых видно на сцене. А в принципе с дружбанами получается человек пятнадцать. Это все люди, которые непосредственно судьбу свою связали с творчеством группы «Леприконсы». У нас всегда есть поддержка. Так что если наша новая песня не попадет в хит-парад и у нас не хватит денег, чтобы снимать в Москве квартиры, у нас есть друзья, у которых можно перекантоваться. В принципе откуда мы все вышли? Мы вышли из нормальных панк-клубов города Минска.

— Понятно, начинали с панка, но с финансовой точки зрения выгоднее заниматься попсой.

 — Я вас уверяю, что «Леприконсы» настолько талантливы, что могут быть востребованы в любой области российского, совдеповского шоу-бизнеса. А в принципе рок тоже стал попсой. Послушайте «Наше радио», и вы услышите много доброкачественного российского рока в лучших его традициях. Это не рок уже. Рок кончился, когда пришел Юрий Шевчук.

— Вы тоже что-то против Шевчука имеете?

 — Не, он нормальный мужик. Но я же говорю по сравнению с «Леприконсами». Мы считаем, что это не рок. А то, что мы делаем, — это, возможно, рок.

— Да? А мне казалось наоборот.

 — Музыка, которая популярна, она будет всегда попсой. Другое дело — качественная эта музыка или некачественная.

— Нет, ну например, Джим Моррисон или «Лед Зеппелин» — они популярны, но нельзя сказать, что они играют попсу.

 — Ну хорошо, я тогда скажу, что мы играем ортодоксальный рок. Я не хочу играть попсу.

— Название ваше к музыке подходит.

 — Ага, подходит. Вот мы были на гастролях в городе Рыбинске. Большая афиша, растяжка на главном проспекте: впервые в городе супергруппа, приходите, вам будет паратрупер группа «Лепрексоны», «Лепреконцы» — как только нас не называли. А если с белорусского переводить, то получится «после конца».

— Все песни для группы ты пишешь?

 — Да, пишу. Я бы писал и писал, если бы не было пацанов. Пацаны, они всему плохому мешают пробиваться. А с другой стороны, опять же они очень критически… очень критикуют мое творчество… критичны, они, короче, кретины, да. Они не понимают. Я приношу песню и говорю: хит реально, они говорят: нет, попса. Ну так это же классно! То есть это рок.ПАЦАНЫ СО ДВОРА— Первые «Леприконсы» — это пацаны со двора. Кто как играл — это не считалось. Главным было — нормальный пацан, гитара есть, пошли, будем лабать. За всю историю «Леприконсов» мы никогда не поменяли какого-то хорошего человека на плохого. Всегда приходили люди еще лучше. Все лучше и лучше. Прикинь, какие Федя и я суперские пацаны. Мы с самого начала и до конца продержались.

— А музыке ты нигде не учился?

 — Учился. Моя сестра увлекалась авторской песней и посещала занятия, где играли «вагончик тронется, перрон останется». И мама купила ей гитару. А я в то время обслушался Цоя и «Битлз». И тоже очень захотел играть песни. Она правша, а я левша. Я и говорю: Юлька, давай перетянем гитару, чтобы мне было удобно. Она не разрешила, и я начал играть не на ту руку. Так что сейчас я левша, а играю на нормальную сторону. У нее были такие листочки, а на листочках были написаны полосочки, как гитарные рифы, и точечки, как ставить аккорды. Вот это было мое сольфеджио. Я даже могу по нотам почитать. Вот если вы мне дадите ноты, потом уйдете на два часа, я немножко подумаю и все скажу. Но сходу — нет.

— Ну, а петь? Когда ты решил, что у тебя есть голос?

 — Неправильно решил, да? Ну я не знаю… Многие говорят, что неплохо пою. По крайней мере в ноты я попадаю. Причем со стопроцентной точностью. А решил петь, потому что если просто играть на гитаре, то девчонкам это так: ну че сидишь и брынькаешь, ты спой. А я хотел девчонкам нравиться.

Первую свою гитару купил на честно заработанные деньги. После десятого класса надо было проходить практику УПК. А у меня дядя работал на стройке, и я пошел работать помощником электромонтера. Работал целый месяц, натырил кучу всего. У меня были ключики от склада, и я там заимствовал. Лапша есть такая — провода, я их тырил и продавал. Зарплата опять же. Не рок это? Попса? Был, значит, мальчик Илья, красивый, и тут его в городе увидел продюсер и сказал: да малыш, я из тебя сделаю звезду. Нет, было как-то все само по себе. Даже если музыку нельзя назвать роком, то наша история — это рок. Мы ничего не придумываем. Все истории — это все реально. Девочки, прыгающие в гостинице со второго этажа. Если администратор — женщина, она же никогда не пропустит молоденьких девушек к музыкантам, которые заехали на одни сутки. А девочкам же хочется, впрочем, как и мальчикам. И была история, когда мы подняли их по простыне, все сидим квасим, разговариваем… И стук в дверь. Одна, наверное, уже опытная, под кровать спряталась, а вторая испугалась и со второго этажа выпрыгнула. Наверное, гимнастка была.НЕТЫКАНЫЙ ПАМЯТНИК— Первая известность пришла к нам в Минске. Началось все с того, что я отнес на радиостанцию демо-CD с нашими песнями. Сначала «Хали-гали» крутили в одной передаче, а когда ее стали заказывать люди, вставили в жесткую ротацию. И потом, знаешь, из ниоткуда пришла Москва. Все само собой получилось. И вообще мы довольны.

— Ну еще бы, тебе же всего двадцать лет.

 — Не надо. В двадцать лет можно сделать в триста пятьдесят четыре раза больше, если у тебя папа — директор какой-нибудь… нефтяной вышки. Главный управляющий. Знаешь прикол? В Москве повысились цены на бензин. Вывод — Алсу сняла новый клип.

— После того как у вас пошли в гору дела в музыке, ты институт и бросил?

 — Все не так глупо, как выглядит. Просто я в этом году перевожусь в московский институт, вот и все. Я не мог продолжать учебу и музыкальную творчесть… творчество. И я бы хотел, чтобы преподаватели в институте культуры, в котором я учился, относились ко мне снисходительно, хотя половина из них так и делала. Или чтобы я был как памятник — вот этот парень учился у нас. А получилось совсем по-другому — ко мне еще больше претензий стало. Я же еще такой умный, поступил на бесплатное отделение и учился на бюджете государства. А всех, кто учится на бюджете государства, их дрючат, потому что они не платят деньги.

— А на кого ты там учился?

 — Есть такая магическая профессия под названием социальный педагог. Что-то среднее между психологом и культмассовым работником. Человек, который говорит наркоману: «Нет, остановись, тебе не надо больше ширяться. Надо бы побухать». Считая ворон, прослушал курс общей психологии, возрастной психологии, социокультурной деятельности. Кучу всего. Я думаю, мне это немножко помогает. Даже при общении с вами. Например, если бы я не учился, я бы говорил с акцентом и глупо. А так у меня вообще обороты такие, оборотистая речь… Смущаю я вас?

— Нет-нет, это я просто про себя немножко смеюсь.

 — По-доброму?

— Конечно, по-доброму.

 — Только не говорите, что с жальбой такой: что с тобой сделал этот шоу-бизнес! Когда я ехал, мне говорили: в Москве одни пидарасы, все продюсеры пидарасы. А зачем нам чужие продюсеры? Мы взяли своего продюсера. Когда мы с ним ругаемся, он говорит: хорошо, пожалуйста, иди к ним, и будешь популярным. Так что письками не тыкан. Мы нормальные мужики. Сейчас я хочу заняться спортом наконец-таки и стать секси. Ну ты посмотри: мне двадцать лет, сидит такой здоровый мужлан, толстый. У нас есть в группе общепризнанный красавчик. Это Федя. Про него очень много песен и стихов написано, причем нами же: Федя Федорук — он гармони лучший друг. Отбивает всех подруг у меня и всех вокруг.

— Правда, всех отбивает?

 — Не отбивает, но и не прибивает. То есть, пользуясь своей красотой и обворожительностью, он ни разу не познакомил меня ни с одной девушкой. В принципе из нас никто не страдает. У нас у каждого свой формат женщин… которых мы портим.

— Может, поподробнее о форматах?

 — Заметь, у каждого есть девушки. И никто им не изменяет. Но Федя специализируется на девчонках, которые кричат на концертах: «Федя! Федя, посмотри на меня!» Я специализируюсь на женщинах, которые уже знают толк в сексе, толк в мужчинах. То есть как я специализируюсь, просто они на меня больше западают, чем малолетки. Костя специализируется на тех девчонках, которые остались после Феди. Но честно, если вы спросите у любой девушки, которая провела ночь с каким-нибудь членом нашего коллектива, она будет по уши довольна и будет хотеть этого еще раз. Природа у нас такая.

— А трихопол-то вам приходилось покупать…

 — Приходилось, да. Причем когда у нас появился новый администратор, первым его заданием было купить трихопол. Это мы по югам поездили. А юга, знаешь, это классно, невозможно отказаться. Я, конечно, сколько могу, покупаю презервативы, по сумочкам разбрасываю пацанам, но я же им не папа в конце концов, надо и самим думать, не дети.

— А почему ты себе девушку выбрал тоже из музыкальной тусовки? Она, кажется, в группе «Лето» что-то пела или танцевала.

 — А как я ее выбирал? Привели триста пятьдесят девушек, поставили и сказали: выбирай. Так, что ли? Просто группа «Лето» — это наши хорошие знакомые, тоже из Минска. И когда они новую девочку взяли, я пришел, думаю: надо же оценочную комиссию провести. Пришел и вместо того, чтобы оценить, влюбился. Все очень просто. И до сих пор влюблен. Как шампиньон.ГАЛИМОЕ МОРОЖЕНОЕ— Я сам большой поклонник скутеров, мопедов, про которые и спел в песне. Просто фанат. В Минске у меня есть, и здесь в Москве продается один скутер — я просто балдею. Очень хочу его себе купить. Для меня скутер — что для какого-нибудь гитариста супергитара.

— Они же какие-то маленькие и скорости никакой…

 — Знаешь, есть такой анекдот. Из морга вечером звонят в спортивный магазин: «Вы сколько сегодня скутеров продали?» — «Три». — «Ну и где же, интересно, третий? Двоих к нам уже привезли, а третий почему-то еще катается». Вообще скутер — это очень доброе средство передвижения, он такой маленький, гордый и классный. Правда, я пару раз хорошо загремел на нем. По Минску ехал-ехал, засмотрелся на «бээмвуху», хотел себе такую покупать. Купил потом, кстати. А там поворот был, и я прямо в бордюр. Через руль улетел. Представляете, что там со скутером было? Тапочки порвал. Встал, отряхнулся, руль выпрямил и поехал дальше с порванными коленками, весь перепачканный зеленью от травы. Главное, что никто не видел. Обычно по Минску едешь — люди открывают окна, здороваются, спрашивают: как дела? когда альбом? как новая песня? красавцы, где играли концерт? Нас же очень любят. Мы же свои пацаны. Минск — это хоть и столица страны, но город очень маленький, и все друг друга знают. Захожу в лифт, а там, как всегда, все изрисовано, наклейки всякие, и так аккуратно написано маркером — «Илья Митько, „Леприконсы“, 252-**-**». Нормально. Мой телефон реально. Но мама моя пока не жалуется, люди не особо надоедают. Скромненько позвонят, спросят, как дела. Мама в курсе всей информации, дает полный расклад.

— А правда, что она работала продавщицей мороженого в универсаме?

 — Да. Причем когда я был маленький, она работала на заводе по производству телевизоров. Был у нас в Минске такой завод, «Горизонт» назывался. А когда мне уже стало тринадцать, она после этого кризиса пошла в магазин продавать мороженое. У нее не было образования никакого. Но она такая же пробивная, как и я. Прикинь, у меня мечта всего детства сбылась. Я так мороженым объедался! Мама приходит с работы, я спрашиваю: мама, мороженое принесла? Илюша, сегодня не брала. Сегодня какое-то галимое было. Мама же со мной тусуется. Так что у меня мама подкованная во всем сленге.

— Ну мороженое — это в детстве, а сейчас вы, наверное, больше выпить любите?

 — Да чего скрывать, мы выпиваем, да. Но в отличие от всех остальных музыкантов нам это не мешает. У кого-то начинаются проблемы, срывы концертов. У нас все нормально. Мы выпить можем перед выступлением, можем после выступления. У нас все без фанатизма. А еще очень бы хотелось поговорить о новом альбоме «Все ребята перцы».

— Ну давай.

 — Надо убедить людей, что его надо обязательно купить. Пусть они сравнят то, что мы делали полтора года назад, с тем, что мы делаем сейчас. Все «Леприконсы» очень сильно переживали. И для нас это очень важная работа. Я думаю, всем понравится. Все будут довольны. Аллилуйя.