И чтобы на дворе стояло знойное лето. И солнце обжигало бы золотые виноградники. А она, хозяйка трактира, стояла бы в тени узенькой улочки и встречала бы гостей прохладным вином. И звали бы ее как-нибудь игриво и легко — как легко играет полуденный ветерок с моря в ее густых кудрях: Франческа или Марсела…

Руслана сидит в кафе, курит тонкие сигаретки и ломает крохотной ложкой шоколадное пирожное. «Вы не такая, как на экране», — прерываю я наше долгое молчание. «Конечно, не такая. Во-первых, я без грима, а во-вторых, на экране я пышная, большая, высокого роста и в десять раз увеличенная», — говорит она почему-то о своей внешности. Хотя я совсем не о внешности. Я о том, что на экране она мягкая, кроткая и без внутреннего стержня. А в жизни — настоящий огонь, кровь с молоком, клубника со сливками, раздираемая противоречиями, вся такая искрящая: поднеси сигарету — задымится, и спалит этот деревянный столик в кафе, и расплавит крохотную ложку. Обо всем этом я ей и говорю. «А! — смеется она. — Вы прямо в корень зрите. Я действительно такая, с самого рождения».

Она родилась в Киеве: мама хоть и наполовину полька, наполовину казачка, зато папа — коренной киевлянин. «Я киевлянка до мозга костей, — говорит Руслана. — А семья у меня какая! Будь здоров!» Какая это «будь здоров»? — уточняю я. Выясняется, что очень дружная. Мама — инженер-связист, папа — кинооператор, снимавший документальную хронику по всему миру. «Мы папу вообще не видели, он постоянно был в командировках, — вспоминает Руслана. — Его даже наградили одной очень серьезной премией в киноискусстве. У меня еще и брат младший есть». Брат младше Русланы на полтора года, пошел по папиной стезе, правда, работает не на хронико-документальной студии, а на телевидении. Считается очень хорошим репортажником. Руслана им гордится.

Вообще когда она говорит о членах своей семьи, включая бабушек и дедушек, которых даже не видела ни разу, она буквально светится от гордости. Например, о бабушке-польке и по совместительству миллионерше (в довоенные, разумеется, времена) Руслана рассказывает так, словно о кинодиве Марлен Дит-рих. Хотя ни ее, ни дедушку-летчика, погибшего в первые дни войны, она не знала.

Кстати, именно благодаря заслугам дедушки семья Русланы долгое время жила в военном городке. Мама все время работала, папа разъезжал по командировкам, а маленькая Руся была предоставлена самой себе. В то время за детей не боялись, тем более — в военном городке. Только Русе такая вот вседозволенность надоела уже к пяти годам. Однажды она поставила маму перед фактом: «Хочу в балет». Мама подумала-подумала и ответила: «Ну ладно, Русь, если хочешь, то тогда, конечно». Сшила девочке платье и отвела на первое занятие.

Руслана: «В тот момент, когда нам, новичкам, рассказывали про балет, два курсанта переносили пианино со второго этажа на третий. Они были такими хиленькими, что уронили этот единственный во всем здании инструмент, под аккомпанемент которого и должны были проходить наши занятия. Пианино разбилось вдребезги. На этом кружок сразу закрыли, и мой балет закончился».

Расстроилась ли она? А вот и нет. Рассказывает, что пошла во двор бить мячом о стенку дома. Била и напевала какую-то песенку. Мимо проходила незнакомая женщина. Остановилась, изумленно вскинула брови, глядя на крупную сбитую девочку, а потом спросила: «Ты не хочешь учиться в музыкальной школе?» И Руся, не откладывая в дальний ящик заманчивое предложение, последовала за тетей в подвал, где была расположена школа. Там у девочки проверили слух (он оказался идеальным) и сказали: «Берем». Музыкальное образование длилось дольше балетного — целых три года.

— А что же потом?

Руслана: «А потом случилось творческое несчастье: мой преподаватель ушел, а на его место пришла такая грузная блондинка лет сорока (мне тогда казалось, что она невероятно старая), брови у нее были полностью выщипаны и нарисованы карандашом. А еще у нее был начес и красные губы, которыми она все время кусала пончики. Она ела и с набитым ртом отсчитывала такт: «Раз — и, два — и…»

Руся была девочкой ранимой и чувствительной и не могла этих пончиков с красными губами перенести. Но как хорошо воспитанный ребенок она не сделала замечание грузной блондинке-преподавательнице, зато вволю оторвалась дома — плакала три дня. На четвертый день поставила перед фактом домашних: «Я больше не пойду в музыкальную школу». Мама, конечно, отговаривала — Руся подавала большие надежды, и чтобы вот так, из-за пончиков, все бросить? Но Руся оставалась непреклонна. Нет, мол, даже не уговаривайте, я лучше плаваньем займусь.

Правда, занятия в бассейне тоже длились недолго — родители получили новую квартиру, пришлось уехать из военного городка. И тогда всю свою энергию Руся направила на общественную деятельность в школе.

Руслана: «Я была отличницей, очень быстро все усваивала и не понимала, почему другим нужно так много заниматься. И так ведь все понятно».

В свободное от учебы время Руся устраивала массовые мероприятия — литературные вечера и дискотеки. Она слыла школьной знаменитостью («заметной фигурой», — поправляет меня Руслана), ей до всего было дело. Правда, организаторские способности иногда заносили Русю в крайности: она запросто срывала уроки, подбивала одноклассников на прогулы и вообще, как она говорит, «все делала красиво, и моим одноклассникам есть что вспомнить».

А ближе к выпускным классам у Русланы начался новый, художественный, период: она пошла в изостудию, куда ее приняли сразу и без экзаменов. «Правда, меня всегда тянуло к монументальным работам: я брала самые большие листы или склеивала ватманы. А потом ползала по ним и рисовала небо».

Один из самых любимых русиных сюжетов — стая аистов с красными ножками и с черными глазками в облаках, но чтобы обязательно у одного аиста на крыле сидела маленькая девочка. Монументальные аистиные рисунки до сих пор где-то хранятся у родителей.

— Вы, наверное, в детстве мечтали стать знаменитой, — комментирую я ее метания по разным хобби и тягу к монументализму.

Руслана: «Хм, в пять лет я вставала перед сервантом, брала в руки «микрофон» и говорила: «Выступает народная артистка Советского Союза Руслана Писанка. Исполняет песню «Червона рута». И пела так, что все плакали. Мне не нужно было становиться знаменитой. Я уже была народной артисткой».

А потом наступила взрослая жизнь. Выпускница киевской средней школы Руслана Писанка была полна сомнений. «Чего же я все-таки хочу?» — думала она, перебирая все знакомые и незнакомые ей профессии. Она даже занялась кинологией: мама с папой подарили дочери огромную немецкую овчарку, чтобы, значит, на улице к аппетитной девушке никто не приставал. Но Руся отправилась с ней на собачью площадку и всерьез задумалась, не стать ли ей кинологом.

А вечерами к родителям приходили гости, по большей части кинематографисты. И приставали: «Руся, слушай, ну ты же актриса, поступай в театральный!» Руся думала-думала и подала документы на режиссерский: «Там был такой большой конкурс, причем по большей части из людей, которым за тридцать лет. А мне, представьте, семнадцать: такой цветочек в розовых очках, без малейшего жизненного опыта. Разумеется, я не поступила».

— Расстроились? — лезу я к ней в душу.

Руслана: «Ничего подобного! Вместо учебы я пошла на местное телевидение. Начала работать администратором и даже снималась в телеспектаклях в маленьких эпизодиках».

В следующем году Руслана поступила хитрее: «Не получилось в Киеве, — рассудила она, — значит, нужно ехать в Москву, в Щукинское». После прослушивания к ней подошла женщина из приемной комиссии: «Русланочка, вы нам очень понравились. Но есть одна проблема — вам нужно похудеть килограмм на двадцать. Похудеете, приезжайте на следующий год, мы вас возьмем». Ничего не ответила Руслана. Вернулась в Киев, на родное телевидение. И мечту о сцене похоронила, потому что знала — худеть не будет.

Руслана: «Мне было очень хорошо и на телевидении. Я, знаете, внутренне ощущала, что оно без меня пропадет и остановится. Со мной любили работать, я ведь была очень ответственная, делала много разных дел как администратор литературно-драматической редакции. Казалось бы — девочка, а какими делами ворочала: массовка, артисты, репетиции, бюджет, пиротехника, собаки, костюмы, реквизит, павильоны, жидкий азот. Я могла черта лысого достать!»

Так и прошло пять лет. Специально или нет, но каждое лето, когда нужно было сдавать вступительные экзамены, Руслана удваивала рабочие нагрузки и на учебники не оставалось ни секунды. Родители ничего не говорили дочке: «Они мной были воспитаны так: если я чего-то не хочу, я не делаю. И точка. И бесполезно со мной бороться».

Однако и они дождались святого дня: однажды Руся решила, что стала взрослой и опытной — «и теперь уже можно на режиссерский». Туда она и поступила. «Пять лет отучилась, — вспоминает Писанка. — Но мое актерское нутро дало о себе знать: именно в институте меня стали приглашать сниматься в кино. Сначала студенты, а после уже и профессионалы». Говорит, что за время учебы и накопила свой актерский опыт: приходилось играть даже Дюймовочек. И сложность была не столько в неадекватном размере груди, сколько в том, чтобы заставить других поверить, что ты действительно Дюймовочка.

На четвертом курсе Руслана стала звездой. Дело было так: однокурсница пригласила ее в небольшой эпизод сыграть ресторанную певицу. Ей выдали длинное гипюровое платье, накрутили на голове сложную прическу и надели десятисантиметровые шпильки: «Я пела песню Вики Цыгановой „Русская водка“. И так увлеченно танцевала на деревянной сцене, что проломила ее. Все, конечно, ржали страшно. Кроме режиссера, которому пришлось эту сцену заново отстраивать». А люди с киностудии имени Довженко сказали Руслане: «Мы тебя берем на карандаш». Потому что они тоже были на той эпохальной съемке и тоже «страшно ржали». Очень скоро Руслану пригласили на большой экран. В эротическую комедию.

Руслана: «Это был первый украинский эротический фильм, режиссер — Андрей Бенкендорф — снял „Несколько любовных историй“ по „Декамерону“ Боккаччо».

— Вы знали, на что шли?

Руслана: «Нет, что вы! Сказали, что там будет хорошая история, а в сценарии все было очень завуалировано. Это потом, на съемках, все началось».

— Как же вас уговаривали?

Руслана: «Ну глупо бы было психануть и уйти — все-таки я согласие перед съемками давала. Я подумала: „Надо так надо“. И потом мне твердили: „Ты должна сыграть женщину, которая любит жизнь. И любовников ты меняешь не потому, что ты падшая, а потому что тебе это нравится“. Мы с режиссером договорились, что обнажение будет не полное, а только отдельных частей. Например, там была сцена у бочки, в которой сидел мой муж, а я обнажала только заднюю часть — с той стороны, где пристроился любовник. Но у режиссера постоянно возникали разные фантазии: „Вот эпизод в спальне, будем снимать твою обнаженную грудь!“ А я упиралась: „Так, минуточку, мы об этом не договаривались!“ В общем, я отстаивала каждый сантиметр своего тела».

Режиссер явно питал слабость к русланиным формам. При его худобе и жилистости ничего другого ожидать и не приходилось. Правда, после одного случая он стал побаиваться Руслану: однажды она показала ему, как будет обнимать партнера, — подошла и сжала так, что бедолагу заклинило в одном положении. После, когда молодая актриса предлагала режиссеру: «А давайте я на вас покажу!» — он в ужасе махал руками: «Не надо! Лучше на актерах показывай!»

Впрочем, к русланиным формам питал слабость весь мужской актерский состав, включая Георгия Вицина и Армена Джигарханяна. Последний, как только увидел актрису Писанку, пришедшую знакомиться на съемочную площадку в прозрачной кофточке (репетировали как раз постельную сцену, и Армен Борисович возлежал в кровати с другой молоденькой актрисой), — так вот Джигарханян потерял на какое-то время дар речи. А потом, не вставая с постели, не меняя позы, взял Русланину руку и тихо промурчал: «Не бойся, деточка, присядь рядом. Мы, пожилые артисты, очень нежные, но совершенно безвредные».

— Это правда, что вы снялись в этом фильме только потому, что у вас не было денег?

Руслана: «Ой, не смешите меня! Если бы вы знали, какую сумму мы получили — время-то было для кинематографа тяжелое и инфляция съедала все».

После премьеры (которой она не видела, потому что сидела, от стыда закрыв лицо руками) молодую актрису стали везде узнавать, здороваться, целовать ручки. И приглашать на разные роли. «Мне даже в порнофильме предлагали сниматься. Через третьих лиц, конечно. И гонорар предлагали головокружительный, я могла бы очень серьезно подняться на фоне стипендии в 40 рублей, — рассказывает Руслана, ковыряя ложкой пирожное. — И вы знаете, я отказалась. Я подумала, что если снимусь в порно, то это ведь уже пятно на всю жизнь. Меня вообще тогда часто звали на специфичные роли — проститутки, какие-то купания в фонтанах, разные чулки, плетки».

— Странно, что вас стали узнавать не по многочисленным ролям в кино, а по работе на НТВ.

Руслана: «А вы знаете, вот я снялась в „Принцессе на бобах“ с Еленой Сафоновой — я играла там ее подругу-посудомойку…»

— Ой, точно!

Руслана: «Вот видите. Когда я говорю, что это — я, все начинают: „Ой, точно!“ А еще у Ежи Гофмана в картине „Огнём и мечом“ снялась в роли ведьмы. И когда говорю, что это — я, тоже часто слышу: „Ой, точно, но непохожа!“ Конечно, непохожа — меня же два часа гримировали, чтобы я походила на пещерную женщину».

А на телевидении в кадре Руслана очутилась так. Однажды в агентстве, в котором она трудилась как уже уважаемая всеми техническая единица (монтаж, режиссура, съемки), ее отловил за руку шеф: «Слушай, мать, я давно мечтаю сделать то, чего еще нет на Украине — „Погода с ведущим“. Займись как режиссер!» И Руслана занялась: сделала все оформление, включая музыкальное, придумала к новому проекту «подводки» и прочие телевизионные штучки. «В качестве ведущего мы хотели взять мужчину, потому что мужчина после сорока, как показывают все исследования, — это именно тот человек, которому доверяет зритель», — вспоминает Руслана. Но в последний момент актер не смог прийти на съемку. А сроки сдачи уже висели над головой как дамоклов меч. И тогда шеф опять отловил Руслану: «Писанка, ты у нас актриса? Вот и вставай в кадр».

Руслана: «Я стала отказываться — я же понимала чем это может закончиться: каждый день, без выходных, без отпусков! Но шеф уговорил».

Популярность обрушилась на Руслану на следующий день после премьеры. А через неделю она уже отбивалась от назойливых журналистов с предложениями об интервью. Тогда же про новую ведущую погоды начали слагать легенды и анекдоты. Имя Русланы стало нарицательным: не было на Украине ни одного печатного издания и ни одной статьи, где не упоминалась бы Писанка — даже если речь шла про экономику и внешнюю политику. Любимый анекдот Русланы: «Папа, папа, я не вижу, какая погода на Украине, — Руслана Писанка перекрыла собою полкарты!» — «Дурачок, кто же на карту смотрит!» Я спрашиваю ее о девичьем тщеславии, а она: «Слава — что! Я была горда другим обстоятельством: я сломала стереотип женщины-телеведущей. Я, например, на эфир надевала брюки. Мне потом писали: «Спасибо вам за это, мы тоже теперь носим брюки и чувствуем себя, несмотря на свой вес, женщинами».

Руслана скромничает: львиная доля писем и звонков приходила все-таки от мужской половины Украины. «Что говорили, о чем писали? — спрашивает она сама себя. — Да много чего. Начиная от „кофе попить“ и заканчивая угрозами, что если я не встречусь с ним, то он всех перережет и убьет, включая моих родителей. Но мне было смешно, я думала — господи, какие дурачки! Я, знаете, к этой славе несерьезно относилась — мне-то казалось, что я режиссурой занимаюсь, а погода — это так, что-то побочное. Правда, когда я однажды взмолилась: „Все! Отпустите меня, больше не могу!“, мне ответили: „Замены нет“. Так и простояла у карты погоды семь лет».

— В Интернете полно порносайтов под заголовками: «Грудь Русланы Писанки» или «Эротические фантазии с Русланой Писанкой». Вы и там успели отметиться?

Руслана: «Да что вы! Я никогда не снималась голой. Что вы такое говорите — „грудь Русланы“?»

— Ваш молодой человек как относился к вашему успеху?

Руслана: «Никак он не относился — видел, что я дышу к этому ровно, и не реагировал. Ну да, мне приносили в студию цветы. Звонили, приглашали куда-то. Но я никуда не ходила — не люблю я походов с незнакомыми людьми. У меня уже был близкий человек, я не хотела размениваться. Я, конечно, могу с компанией оторваться, но интимные отношения с непонятными мужчинами меня совершенно не привлекают. Мое сердце было занято, и этим все сказано.

Это потом уже, когда мы расстались, появилось очень много людей, которые захотели завести со мной серьезные отношения. Но у меня к тому времени развился комплекс, что все во мне видят не меня, настоящую Русю, а ту, что на экране. Даже был момент, когда я познакомилась с одним мужчиной… Он как-то хитро ко мне подъехал по деловым вопросам. В общем, мы стали встречаться. Но я оказалась совсем не той, какой он меня представлял. Он видел такую гранд-мадам, с походкой павы. И мы расстались".

— А ваша первая любовь — какая она была?

Руслана: «Платоническая».

— Только давайте не про песочницу. Я про взрослую любовь.

Руслана: «И я. Платоническая любовь случается крайне редко сегодня. У меня она была мучительная, долгая. Мы не могли быть вместе: я все ждала, когда он сделает первый шаг. Как объяснить? Я такой человек… мне кажется, что первый шаг должен делать мужчина, чтобы я была уверена в том, что он меня любит. Но он не хотел нарушать этой сумасшедшей границы, боялся потерять то, что было между нами. Понимаете, когда люди сближаются, накал пропадает. Но до тех пор, пока они на расстоянии, они чувствуют, что не могут друг без друга. И если бы кто-то из нас сделал первый шаг, мы бы все разрушили. А потом все кончилось.

В своих мечтах, грезах я очень хорошо себе рисовала нашу встречу через много лет. И как в кино, эта встреча произошла — абсолютно случайно. Мы ночь напролет говорили о том, что с нами было. Да, и он меня любил, и я его любила. До безумия. Да, это было страшно, но это было потрясающе".

— Почему же вы расстались?

Руслана: «Он уехал. Не выдержал, когда понял, что пора что-то предпринимать, что-то решать, что-то делать. И он сел в поезд и без всяких объяснений уехал на Дальний Восток. А я чуть не умерла. Я похудела на двадцать пять килограммов».

Руслана молчит, затягивается сигареткой, а потом вдруг взрывается хохотом: «И могла уже в Щукинское поступать… Но вместо этого поехала с родителями отдыхать в Германию, где мне пришлось полностью обновлять гардероб. Я ничего не могла есть — нашла какое-то пюре яблочное без сахара, им и питалась».

— Как же вы выздоровели?

Руслана: «Со мной произошло то, что происходит со многими женщинами: я замкнулась, перестала со всеми общаться, потеряла к жизни интерес. Когда расстаешься с человеком, нужно освободиться от него: пусть пройдет вся боль, ты ни в коем случае не должна выбивать клин клином. А я попыталась забыться: встретила мужчину — он активно за меня взялся. И я поддалась: сначала у нас было чисто творческое общение, но постепенно он меня приручил. И получилось так, что я связала с ним жизнь еще на три года.

Я была жестоко наказана. За что? За то, что, еще не выздоровев от одного мужчины, пала в объятия другого. Я прекрасно понимаю теперь, что там не было любви. Эти три года прошли как в аду. Он из меня выпил все соки: он культивировал во мне комплекс неполноценности, говорил, что я ничтожество, бездарная: «Ты никто, тупая, из тебя никогда ничего не получится». Я от него ни одной похвалы не услышала. И настолько разуверилась в себе, что как бы меня тогда ни хвалили, я все равно никому не верила. Хорошо, что я была завалена работой — специально себя загружала, потому что мне не хотелось идти домой.

Но мне его было жалко. И потом иногда он умел сделать так, что я ему все прощала и таяла".

— Но кто-то же поставил финальную точку в отношениях?

Руслана: «Я и поставила. Если бы я не сделала этого, я бы умерла. Я такой человек: могу долго терпеть, но когда мне надоедает, хлопаю дверью. Поэтому однажды приняла решение и выбросила его вещи из квартиры. Он потом долго меня атаковал, звонил, приходил: «Ты была лучшей женщиной в моей жизни, я был счастлив». Но было поздно. Я устала. Я перестала его жалеть своей большой душой.

И после этого меня постигло жуткое разочарование в мужчинах. Даже на невинное предложение пойти попить кофе я отвечала: «Нет». Зато начался творческий подъем, стали поступать разные предложения — в кино, на ТВ. Наверное, с ним у меня было другое выражение глаз, и поэтому меня никто никуда не звал.

Хотя он любил меня. Правда, еще любил и водку. Я теперь, знаете, не переношу мужчин, которые пьют. И если вижу, что человек напивается — сразу ухожу. Вот Ваня так болезненно реагирует, когда я бешусь, глядя, как он выпивает третью рюмку".

— А Ване вы доверились сразу?

Руслана: «С ним у нас получилась совсем другая история. Когда он впервые ко мне прикоснулся, я почувствовала, что его энергия совпадает с моей. И когда он безо всяких прелюдий мне сказал: „Мы должны быть вместе“ — на четвертый месяц после знакомства, я сразу согласилась. У нас все так странно происходило: только когда мы начали жить вместе, Ваня стал доказывать свою любовь. Обычно у мужчин все наоборот: сначала доказывают, а потом предлагают жить вместе».

— Вы женаты?

Руслана: «Я считаю Ваню своим гражданским мужем. Но вообще, вы знаете, я тщательно скрываю свою личную жизнь. Даже про Ваню боюсь рассказывать: он, конечно, со мной, но мало ли — ведь и сглазить можно».

— Как Ваня воспринял переезд в Москву? Все-таки у него в Киеве была работа, дом, быт, налаженная жизнь.

Руслана: «Понимаете, Ваня такой же легкий на подъем как и я. Когда я ему рассказала о предложении на НТВ и стала спрашивать: „Ну что, соглашаться — не соглашаться?“, он ответил: „Ну, а что, поехали, посмотрим!“ Сели мы с ним в машину и поехали. Мы долго не думаем».

— Ваня в Москве работает?

Руслана: «Периодически. А в основном он сосредоточился на мне и моих делах. Я бы без него не смогла: будучи такой домашней киевляночкой, и вот так, вдруг, оказаться в Москве, где все чужое — это не так просто. Знаете, как мне этот переезд тяжело дался?! Я замкнулась в себе. Новые люди, работа, дом. И климат меня убил: вроде Киев от Москвы недалеко, но погода здесь совершенно другая. Я привыкла, что есть четыре сезона, а в Москве — все время осень, переходящая в зиму. И совсем немножечко — лето.

Но я быстро здесь освоилась — где-то через месяц. Приняла город и стала нормально себя чувствовать, даже к климату приноровилась. Вообще не так страшна Москва, как ее малюют. Я даже машину свою сюда из Киева пригнала. Я вообще знаете как привыкла в жизни? Все мое вожу с собой: Ваню, машину, нужные вещи. И не такой я человек, чтобы начинать что-то делать и при этом плакать: то не нравится, это не нравится. Я быстро поняла в чем суть Москвы".

— В чем же?

Руслана: «От нее нельзя ждать, что она тебя примет и сформирует. Ты должен быть в ней таким, какой ты есть — со всей своей силой, энергией, со своим стержнем. Иначе она тебя выжмет и выбросит. К ней не нужно приспосабливаться. Мне в Киеве говорили: „Уедешь в Москву — через год изменишься“. Но прошел год с хвостиком, а я не изменилась. И мое отношение к людям не изменилось. Я, как и раньше, не могу быть жесткой и идти по трупам».

— А как вас встретила Москва?

Руслана: «Хорошо. Мне кажется, она меня приняла».

— Я имею в виду телевизионщиков. Вот про вас со Львом Новоженовым зрители думали, что между вами роман, но ведь на самом деле отношения были напряженные.

Руслана: «Лев Юрьевич — сложный человек, конечно. И я для него была не просто новым человеком, но и чужим: у нас часто не совпадали взгляды, мы постоянно спорили».

— Он вас, наверное, воспринимал еще и как провинциалку?

Руслана: «А я себя совершенно не считаю провинциалкой. И считать не собираюсь. Я ки-евлянка. Я приехала сюда со своим нутром, оно у меня такое. И закалка у меня будь здоров, как оказалось».

— Чем же все-таки вас подкупило предложение НТВ? Ведь на Украине у вас было все, а в Мос-кве пришлось начинать с нуля.

Руслана: «Однажды в моей жизни наступил момент, когда мне захотелось изменить свою жизнь. Мы уехали с друзьями к морю, я лежала на пляже, завернувшись от холода в одеяло, и думала: «Что же дальше делать?» На телевидение я возвращаться не хотела — устала я от погоды. И вот тогда мне позвонили и пригласили в проект «Страна Советов». Именно в тот момент, когда я захотела что-то изменить.

Вообще жизнь у меня всегда состоит из каких-то случайностей. Это здорово, это интересно. Нет, конечно, хочется иногда и определенности. Но с другой стороны — когда ничего не планируешь, гораздо интереснее".

— Но с Ваней, наверное, все-таки хочется определенности…

Руслана: «Нас постоянно спрашивают друзья: «Когда же свадьба? Три года вместе, уже пора». А я отвечаю: «Не переживайте, свадьбы не будет». Мне кажется, Ваня чего-то боится. И потом, он хочет, чтобы все было очень пышно и красиво, а мне этого не нужно — ни лимузинов, ни фейерверков. Иногда бывает шикарно и красиво, а через месяц люди расстаются. Поэтому на свою свадьбу я бы хотела собрать друзей на даче у родителей. А потом уехать в свадебное путешествие. Без путешествия, я считаю, никак нельзя. И детей, конечно, хочется. Но тут уж как бог даст, детей не запланируешь.

Ой, да что я! Как будет, так и будет. Мне не хочется ничего форсировать, все должно сложиться само собой. У меня всегда так: когда я чего-то очень хочу, ничего не получается. Поэтому пусть все идет как идет. Может, это пассивное отношение, но в моей жизни уже были моменты, когда я пыталась стучаться в закрытые двери и расшибалась. Нет, я не хочу открывать дверь, пока она заперта, я лучше подожду, когда она сама откроется. Пусть будет так. А иначе я себя потеряю. Со мной уже случалось такое — я себя теряла. И потом пыталась вернуться — к той Русе, которая была много лет назад. К той, что когда-то летала на аисте".