Ревенко не слишком похож на телезвезду. Таких обычно характеризуют расплывчатым определением «симпатичный и застенчивый молодой человек». Полтора года назад он стал ведущим «Вестей», но до сих пор не считает, что стал профессиональным телевизионщиком. А между тем в этом году Ревенко уже во второй раз выдвигают на телевизионную премию ТЭФИ.

— Женя, когда вы только появились в «Вестях», вы во всех интервью подчеркнуто говорили о том, что не считаете себя профессионалом. После полутора лет работы в кресле ведущего ваша самооценка не изменилась?

 — Честно скажу, я отношусь к себе довольно строго, иногда даже придирчиво. Поэтому стараюсь не давать себе оценок, так как в любом случае они будут субъективны. Но я не считаю, что за полтора года работы ведущим сумел познать все профессиональные тонкости. Новости — это ежедневная и очень трудная работа. Какие-то результаты — да, они есть. Но опять же благодаря не мне одному, а команде, которая работает со мною. С течением времени у нас появились очень талантливые корреспонденты. А я считаю, что информационную программу делают прежде всего репортеры, а не ведущие. Репортаж и репортер — вот короли информационной программы. Так что сказать, что я стал профессионалом, по-прежнему вряд ли можно. Что-то нащупывать — да, наверное, стал. Потому что раньше просто барахтался. Примерно то же самое происходило, когда я начинал работать репортером: я учился, присматривался — кто какие приемы использует, речевые обороты. И года через полтора у меня стал появляться какой-то свой стиль. Но пока это только начало.

— В этом году канал РТР выдвинул вас на соискание премии ТЭФИ в номинации «Лучший ведущий информационной программы». Это ведь тоже о чем-то говорит?

 — Может быть. Но осознания того, что ты «самый-самый», от этого нет. Наоборот, появляется ощущение, что на тебе лежит дикая ответственность — достойно выступить в национальном конкурсе. Один раз я уже прошел через это испытание, когда меня выдвигали на ТЭФИ в номинации «Репортер года». Я нервничал и жутко переживал просто потому, что тогда был уже пятым репортером от НТВ, который номинировался на ТЭФИ. И все предыдущие ребята из нашей команды эту премию получали. Так что я даже в страшном сне не мог себе представить, что не продолжу эту традицию. Здесь на РТР уже другая история. Сейчас «Вести» выглядят по-другому, нежели полтора года назад. И для коллектива, и для телекомпании в целом очень важно, чтобы я выступил достойно. Потому что это позволит людям, которые меня окружают, чувствовать, что мы действительно не самые последние в области информации.

— Вы сказали, что новости — это не только ведущий в кадре, главное в информации — репортаж. Значит, вы разделяете мнение, что ведущий — это лишь говорящая голова?

 — Нет. На мой взгляд, на телевидении существует два определения для человека, который представляет новости: ведущий и диктор. Функция диктора заключается в том, чтобы прочитать чужой текст, не вкладывая в него ни ума, ни души. Ведущий — это человек, думающий в кадре. Это не означает, что новости становятся субъективными: мы стремимся к балансу и объективности. Притом что у каждого канала есть своя редакционная политика, но это — уже другая история. Что касается меня — я сам пишу тексты. Днем постоянно общаюсь с репортерами, корреспондентами. Мы обсуждаем, как лучше построить сюжет, что туда включить, что не стоит включать. То есть это не работа, когда ты приходишь за час до эфира, чтобы только успеть загримироваться и посмотреть, что тебе написали. У нас работа с 10 утра и до 12 ночи, с возвращением домой около часу. Наверное, диктор может приехать за час до эфира. А мы — Миша Антонов, Аня Титова, Миша Зеленский — ведущие.

— Если вы сами пишете тексты, удается ли при этом быть беспристрастным? Скажем, у вас никогда не возникало желания добавить от себя какой-нибудь комментарий?

 — Нет, честно говоря, я таких позывов не испытывал. Говорить, что это плохо, а это хорошо, или пожелать в конце эфира всем спокойной ночи — не мой стиль. Новости есть новости. Я считаю, что зритель сам в состоянии разобраться в каких-то событиях и дать им оценку.

— Раньше после каждого выпуска «Вестей» вы созванивались с Олегом Добродеевым, и он давал вам какие-то советы. Сейчас это продолжается?

 — Я по-прежнему созваниваюсь и с Александром Абраменко, главным редактором «Вестей», и с Олегом Борисовичем Добродеевым. Но делается это лишь для того, чтобы выслушать замечания, или, наоборот, узнать о каких-то успешных моментах.

— Что чаще слышите — критику или похвалу?

 — Да по-всякому бывает. Но я точно знаю, что просто так никогда ни ругать, ни хвалить не будут. Для меня очень важно иметь возможность выслушивать оценку своей работы каждый день. Чтобы не потерять профессиональные ориентиры.

«У нас нет цензуры, а есть редакционная политика»— Когда вы говорите, что новости РТР изменились, — что вы под этим подразумеваете?

 — Мне кажется, у нас улучшилось качество репортажей, качество съемок. Новости стали более динамичными, они охватывают больше событий в стране и в мире. Плюс существуют совершенно объективные рейтинговые показатели. Если раньше рейтинг «Вестей» стремился к нулю, то теперь наоборот — к повышению.

— А вот в прессе все чаще высказывается мнение, что новости РТР стали необъективными. Потому что как госканал вы не можете критиковать ни правительство, ни верхушку власти.

 — Нет, во-первых, у каждого канала есть своя редакционная политика. Это очень важная вещь. У нас нет цензуры, а есть редакционная политика. И есть команда, которая согласна с этой политикой. Поэтому, как правило, внутриредакционных споров о том, как освещать то или иное событие, не возникает. Если кто-то не согласен с такой политикой, пожалуйста — у нас на рынке существует масса других каналов. Есть ОРТ, НТВ, в конце концов, ТВ−6. Там другие новости. И человек волен выбирать для себя то, что ему ближе. Поэтому я не вижу никакой проблемы в том, что государственное телевидение чаще и глубже отображает действия главы государства и правительства. Другое дело, что госканал должен наиболее полно рассказывать о взглядах различных политиков по самому широкому кругу вопросов. У нас обязательно должны присутствовать и правые, и центристы, и левые, и партия власти.

— Получается, если вы выбрали работу на РТР, значит, обязаны со всем соглашаться?

 — Нет, во-первых, если хочется встать в оппозицию, есть другие средства самовыражения, а не профессия. Во-вторых, журналист и оппозиционер — не синонимы. Журналист должен просто отражать действительность. Вот и все. Работая на госканале, мы не критикуем и не хвалим. Мы просто рассказываем о том, что происходит.

— Хорошо, но объективность при этом сохраняется?

 — Давайте исходить из того, что у власти, как правило, находятся люди, которые не хотят сделать плохо своей стране. Плюс к тому мы видим, что президент, прежде чем принять какое-то серьезное решение, проводит огромное количество консультаций. Сейчас действия власти стали более осмысленны, более взвешенны, выверенны. На мой взгляд, еще не было сделано ничего плохого, за что можно было бы серьезно критиковать. Взять хотя бы социальные моменты. Например, у меня друзья-одноклассники — молодые офицеры моего возраста, 29 лет. И почему я должен плохо относиться к идее о повышении зарплаты военнослужащим? Действительно, ее нужно повышать, потому что мой друг, с которым я всю школу проучился, сейчас получает 100 $, имея при этом жену и маленького ребенка. Разве можно так жить?

— Но все-таки, если вы как человек не согласны с какой-то позицией правительства, у вас есть возможность изложить эту информацию по-своему? Или имеется указание сверху — «этих не трогать»?

 — Во-первых, не будет никакого указания сверху. Во-вторых, что значит — я согласен или не согласен? Я — Женя Ревенко. Если я не согласен, то могу поделиться своим мнением с кем угодно, но это не значит, что я должен использовать свое служебное положение. Вообще, кто я такой, чтобы говорить о том, что мне понравилось, а что нет? Нас смотрят академики, ученые, всевозможные специалисты. Нас смотрят умные люди. И почему я либо кто-то другой должен сидеть и учить с экрана жизни? Многие из зрителей умнее и опытнее меня. Поэтому мое дело — донести информацию. А там уже пусть зритель оценивает сам.

— При подготовке выпуска вы наверняка просматриваете новости других каналов. Кого из конкурентов смотрите чаще?

 — Я смотрю новости всех трех общефедеральных каналов. Естественно, все выпуски РТР в течение дня, новости ОРТ и НТВ. Эти три канала во время рабочей недели я отслеживаю очень внимательно. Просто так, не включая телевизор, взять и выйти в эфир невозможно. Такого не бывает.

— Вы ведь начинали на НТВ, и долгое время этот канал был для вас родным. Сейчас отстраненное мнение наблюдателя: вы на стороне тех, кто ушел, или тех, кто остался?

 — Я — ведущий «Вестей» на РТР. И мне удобнее говорить о том, что происходит у нас. То, что произошло с НТВ, — уже не моя история, поэтому что-то комментировать я не хочу. Единственное, мне бы хотелось, чтобы НТВ сохранился и оставался на рынке как сильный, конкурентоспособный канал.«Нарциссизмом не страдаю»— Как вы расслабляетесь после эфира?

 — Рабочая неделя — это постоянный марафон, во время которого расслабляться не приходится. А на выходной неделе можно позволить все что угодно. Походы в театр, кино, спать подольше и побольше, игру в боулинг или поездку в гости на дачу. Такой отдых лучше всего восстанавливает силы. А потом начинается очередной забег. Рабочую неделю ты должен «пробежать» достойно. Для меня это закон. А уж каким по счету ты придешь к финишу — покажет работа.

— Вы ведь учились в военном училище. Наверное, такая жесткая внутренняя дисциплина осталась еще с тех пор?

 — Она сгладилась, конечно, потому что все это было давно. Я ушел из училища в 1992 году, через год будет уже десять лет. Но что-то, наверное, осталось. Может быть, довольно требовательное отношение к себе, к своей команде. Да и в новостях я, бывает, довольно много внимания уделяю военной тематике, проблемам военных. Не только потому, что учился в военном училище, я ведь еще и жил долгое время в военном городке с родителями.

— В одном интервью вы упомянули, что у вас даже есть друзья из группы «Альфа»…

 — Да, вот так по жизни получилось, что я познакомился с этими людьми, чему очень рад. Очень хорошие ребята. Кто-то из них уже не служит в «Альфе», кто-то еще продолжает служить, но я общаюсь с ними.

— Кажется, в детстве вы мечтали стать летчиком?

 — Мечтал, да. В школе собирал авиамодели — очень любил склеивать маленькие модельки самолетиков. Мне очень нравился этот процесс. Когда получался самолет, я его раскрашивал так, как мне нравилось, после чего ставил на полку или подвешивал на леске к потолку.

— Сейчас летом не хочется расслабиться, съездить куда-нибудь в отпуск?

 — Хочется, конечно. Собираюсь съездить в Европу, потом, может быть, скатаюсь в Белоруссию. А если успею, еще и куда-нибудь на Дон. У меня, кстати, никогда не было отпусков, чтобы я их провел исключительно за границей. Наоборот, я даже чаще остаюсь в России, чем уезжаю за рубеж.

— По России передвигаетесь спокойно? Наверняка ведь узнают постоянно. Как к этому относитесь?

 — Во-первых, нарциссизмом я не страдаю и никогда не испытывал удовольствия от того, что меня узнают на улице. Сначала меня это вообще очень раздражало. Довольно тяжелое состояние, когда идешь по улице, заходишь в магазин, и тебя начинают узнавать. Ты обычный человек, находишься среди обычных людей, и тебе совсем не хотелось бы выделяться. Но со временем я к этому привык и сейчас уже стараюсь не обращать на это внимание. Скажем, если меня вдруг останавливает сотрудник ДПС, я не надеюсь на то, что меня узнают и не надо будет платить штраф. Наоборот, всегда плачу. Кстати, был один запомнившийся эпизод, действительно меня поразивший. В прошлом году я отдыхал на юге, брел себе спокойно по пляжу. Соответственно, в плавках, а не в костюме и галстуке. Волосы лежали черт знает как, потому что только вылез из воды. И был я в темных очках с линзами. Тем не менее ко мне подошел какой-то человек и начал говорить: «Я вас узнал, как приятно, что вы здесь тоже с нами отдыхаете». Это, конечно, поразило. Потому что я считал, что замаскировался так хорошо, что меня вообще никто не узнает.

— Сотрудники ДПС, говорите, останавливают. Часто правила не соблюдаете?

 — На самом деле я достаточно дисциплинированный водитель. Единственное, довольно часто превышаю скорость. У меня машина резвая, «BMW» 5-й серии. Ей уже семь лет, но она очень мощная, поэтому скоростной режим я выдерживаю не всегда. Вот и плачу штрафы.

— До какой максимальной скорости разгонялись?

 — 240 км/ч.

— Это где же так?

 — В Москве, на Новорижской трассе. Была совершенно пустая дорога, идеальное покрытие. Я просто нажал на педаль газа и решил проверить, сколько она у меня выдаст. Она, наверное, могла бы и быстрее поехать, потому что на спидометре 260, но я решил, что хватит. Так что это был чистый эксперимент.

— Женя, еще один традиционный вопрос…

 — Про женитьбу, что ли? Пока не женат.

— Почему же?

 — Наверное, времени просто не хватает. А потом, я же не могу подгонять это процесс: хочу жениться, и все. Когда придет время, тогда и женюсь. Я не убегаю от этого, но и не тороплю.

— А родители не настаивают? Мама внуков не просит?

 — Ну как они могут настаивать? Да и родители у меня молодые достаточно. Мама старше меня на 20 лет: мне 29, а ей вот только 49 исполнилось. Так что все в порядке.

— Как устроен ваш быт при таком жестком рабочем графике?

 — Да никак. Готовлю я себе очень редко, обедаю обычно на работе. Питаюсь, как правило, один раз в день, но зато плотно. А когда с работы приезжаю, мне бы только дух перевести, книжку почитать на сон грядущий, и спать.

— А чем занимаетесь в свободное время?

 — Бывает, играем с друзьями в боулинг. Одно время ходил в бассейн, сейчас, правда, забросил. А еще на машине прокатиться люблю. Иногда, бывает, еду с работы не по самому короткому маршруту, а делаю какой-нибудь крюк. Просто чтобы прокатиться. В последнее время увлекаюсь чтением мемуарной литературы. Сейчас вот читаю Троцкого. А недавно мне подарил свою новую книгу Евгений Максимович Примаков, за что я ему очень признателен. Называется «Восемь месяцев. Плюс» — его воспоминания о том времени, когда он был премьером. Обязательно прочту ее в ближайшее время.

— Может, и о себе когда-нибудь напишете мемуары?

 — Не знаю. Никогда ничего не загадываю. Да и потом, интересно ли будет кому-нибудь читать мои воспоминания? Я обычный простой человек. Какие могут быть мемуары?