Архив

Лжедмитрий

24 сентября 2001 04:00
1214
0

Дибров — как Остин Пауэрс, человек-загадка. Можно даже сказать, человек трудной судьбы. Едва появившись на телеэкране, он обаял всю женскую и половину мужской аудитории. Потом случился скандал: популярный телеведущий не явился на прямой эфир — случай для ТВ конца 80-х беспрецедентный. Диброва, естественно, уволили. Долгие годы он скитался по каналам, участвовал в бесконечных проектах, вспыхивал и затухал. Его звездный час — лицензионная программа «О, счастливчик!» — продлился недолго. Рейтинговое шоу перекочевало на первую кнопку, а вскоре началась вакханалия с каналом НТВ. В те памятные дни Дмитрий Дибров активно участвовал в жизни коллектива. Выступал в бесчисленных ток-шоу, декларировал манифесты в защиту свободы слова и даже — о ужас — раскачивался на митинге под песню «Не спеши ты нас хоронить». Чем сильно поразил общественность: до этого момента даже люди, не любившие НТВ, считали Диброва относительно вменяемым человеком.

А теперь Дибров запел. Причем серьезно. Теперь он избегает тем, связанных с НТВ и с личной жизнью, — говорит только о музыке. Серьезный человек.

Темный коридор с рядом дверей по бокам. Вальяжной, размашистой походкой, с прической под раннего Пола Маккартни, одетый в голубовато-серую «тройку», он не спеша проходит по темному коридору и останавливается перед самым объективом камеры. На лице — фирменная лукавая улыбка и игривый взгляд. «Дамы и господа, — объявляет Дибров. — Следующая ниже песня не является рекламой известной компании и не бросает тень на ее чудесный продукт. Приятного вам, как говорится, прослушивания…» Решительным жестом вынимает из-за спины гитару и… меняется до неузнаваемости. Таким — в смысле поющим, танцующим и исполняющим сумасшедшие соло на гитаре — его еще не видели.

Все это действо не далее как неделю назад происходило в шестом съемочном павильоне киностудии им. Горького под руководством молодого режиссера Наташи Погоничевой. Дмитрий Дибров снимался в своем первом в жизни клипе на песню Майка Науменко «Ром и пепси-кола». И все это — по поводу выпуска опять же первого в жизни своего музыкального альбома.

— Дмитрий, получается, «не вынесла душа поэта»? Столько времени вы в «Антропологии» вели задушевные беседы с музыкантами, а теперь и сами взялись за гитару?

 — Да, совершенно точно. Десять лет прослужил музыке (за которую не платят ни на телевидении, ни в филармонических бухгалтериях) и за это время уже устал отвечать на вопросы: ну, а сам-то ты умеешь играть? А после «Антропологии», между прочим, потихонечку джемовал с музыкантами (о чем, конечно, никто не знает) на электрической гитаре. Потом давнишние друзья мои вдруг сказали: «Давай сделаем группу». Я подумал: «И в самом деле, чего же, собственно, не сыграть?» У меня уже и гитарка вот эта появилась, «Нэшнл». В Нью-Йорке купил год назад. Пока в стране единственная такая.

— За сколько приобрели, если не секрет?

 — 4000 долларов. По сравнению с деньгами, которые отдаешь за скрипку Страдивари, — это ничто. Все музыканты знают, сколько стоят хорошие инструменты. Это уже восьмая по счету гитара в моей коллекции, но самая дорогая, конечно. И звук здесь самый хитрый. На альбоме его будет слышно во всей красе. Ее голос искусительный, полон секса, и вместе с тем нахальный, хамовитый. Такой, мне кажется, была Кармен, судя по новелле Мериме.

— В перерывах между съемками я слышала, как вы играете. Впечатление производит, честно скажу. И поймала себя на мысли, что в ваших гитарных пассажах то и дело узнаю интонации вашего друга Сергея Чигракова…

 — Разумеется! И в этом не только нет стыда, а, наоборот, гордость. Если уметь играть блюз так, как Сережа Чиж, можно спокойно умирать со счастливой улыбкой на лице. Потому что внутри довольно изученной блюзовой сетки Сережа находит такие безграничные просторы для импровизации! И я надеюсь, что в этом смысле не посрамлю звание названого чижовского брата.

— Неужели для вас действительно настолько серьезен этот проект?

 — Все бессмысленно делать, если не достигаешь успеха. Другое дело, что успех этот для меня не имеет ничего общего с бухгалтерским успехом. В этом смысле этот проект не будет иметь никакого значения, и я это прекрасно знаю. Но вместе с тем все-таки попробую сделать так, чтобы та музыка, которую мы получили с группой «Антропология», все-таки заняла нишу, которую в британском сообществе занимает Клэптон. Ни больше ни меньше. Я не хочу, чтобы она проходила в разряде «Телевизионные звезды поют», как мне уже предлагали на радио в одном местечке…

— Ничего себе вы замахнулись — нишу Клэптона! Стало быть, настолько высоко оцениваете свои музыкальные способности?

 — Понимаете, какая вещь… Мне трудно судить. Я до сих пор полагаю, что пока жив Махавишну, никто не может назвать себя гитаристом. Но я помню, что, когда мне осточертело играть Майкапара и Шумана, я умолил маму забрать меня к чертовой матери из фортепианной школы, где я учился. Помню, учительница тогда заявила: «Такой талант у вашего мальчика, а вы его забираете!» Потом, много лет спустя, я не раз замечал, что люди признают за мной музыкальные способности, но не придавал этому значения. Наверное, оттого, что чувствовал некоторую неловкость перед музыкой…

Потом, когда сдерживать себя больше было уже невозможно, я обратился к московскому гитаристу Сергею Дмитриеву, и он стал давать мне частные уроки на гитаре. Так вот теперь, сидя в студии, я чувствую себя как рыба в воде. Я без стыда ставлю Чижу — а это для меня высший авторитет в области блюза — свои гитарные соло. Чиж — дружба дружбой, но мимо него муха не пролетит, если по музыке будет какая-нибудь лажа. Когда я ему показывал свои гитарные пьесы, так он меня все время топтал: «Плохо сыграно». А на последнюю мою заставочку к «Антропологии» сказал: «Сыграно… хорошо. Можно говорить о творческом почерке композитора». Чиж признает за мной какие-то особенные уши. Не знаю, наверное, он имеет в виду либо их форму, либо размер. Я все еще ему не верю.

— Получается, что с выходом этой пластиночки вы станете конкурентом и Чижа, и Сергея Воронова…

 — Получается, что да. Хотя, конечно, мне не с руки говорить слово «конкурент». Во-первых, Чиж — это даже мой учитель, ежели угодно. Чиж для меня — самый одаренный музыкант, с кем я когда-нибудь «джемовал» вместе. А уж что касается умения писать песни, изобретать ритмико-мелодическо-поэтический иероглиф, каким и должен являться настоящий блюз, Чижу сегодня равных нет. И соревноваться с ним мне просто бессмысленно: бодался теленок с дубом. Что до Воронова — это тоже смешно, потому что Сережа много-много лет изучал блюз. Это безгранично одаренный гитарист, которых сейчас мало. Я очень люблю с ним собираться, мы даже поигрываем вместе у меня дома. Правда, единственная незадача — наши девушки обычно дремлют уже, когда мы доходим до самых интересных моментов в джемах. Потому что начинаем обычно в 12 ночи, а заканчиваем в пять утра. Смешно даже и думать пытаться сравниться с Вороновым, потому что надо было перед этим лет 15 поиграть дома гаммы! Поэтому вместе мы скорее всего будем большой блюзовой гвардией. Что называется — однополчан прибыло.

— Но ваши однополчане-то сами песни пишут, а вы почему-то решили выпустить альбом из песен Майка Науменко…

 — Это не я решил. Я выложил ребятам весь багаж, который у меня есть: и собственные поделки, и песни моего любимого Майка. Шепелев сказал: «Давай первый альбом сделаем весь на Майка. Это будет учтиво по отношению к первому блюзмену страны». Все-таки Майк по сей день — совершенно недосягаемый король русского блюза, но он незаслуженно мало упоминается. Поэтому я хотел бы, чтобы Майк вознесся на самом что ни на есть широком уровне. Вот как «Счастливчик» у меня на телевидении. Эта программа победила попсовое телевидение (судя по рейтингу), и при этом никто не может сказать, что это было безвкусно, по тому продукту, который я делал. Такой я бы хотел видеть и эту пластинку. Ну, а следующий альбом выйдет уже с моими собственными песнями.

— Если вы всерьез решили заняться музыкой, может, стоит и имидж сменить в сторону более рокерского?

 — Я не знаю, что я больше не люблю — либо имидж, либо тех, кто слишком озабочен им. Менять имидж мне не приходится. Мировоззренчески мне не измениться — тут я уже такой, какой есть.

— Я слышала, на площадке вы несколько раз обмолвились: «Видела бы меня сейчас мама…» Думаете, она не одобрила бы вашу музыкальную деятельность?

 — Когда она посмотрела «Антропологию», ей, например, казалось, что она вправе сказать: «Ну что ты придумал? Чего ты смотришь на потолок, весь изгибаешься в этом кресле? Почему нельзя просто провести программу, смотреть в камеру, как другие люди на телевидении?» Или еще: «Слушай, сынок, не носи ты эти одежды. Надень лучше рубашку белую, галстук — тебе же так идут галстуки! Что ты сидишь, как ошарашка какой-то? Что там у тебя, денег нет в Москве?» Поэтому мне сложно даже предположить, что бы она сказала, услышав «Ром и пепси-колу».

— Вы лучше меня знаете, что любому начинающему исполнителю необходима некая раскрутка. Вы думаете о каких-то гастролях или выступлениях в клубах?

 — Было бы любопытно. Как любопытно оказалось работать в студии, так и любопытно было бы выступить где-нибудь на концерте. Но сейчас я меньше всего думаю об этом, поскольку не собираюсь зарабатывать на своей музыке. Эта пластинка и начало работы группы «Антропология» — акт любви к музыке, но не акт брака с нею. Я не хотел бы зависеть от музыки в бухгалтерском смысле. Я хочу быть любовником, а не мужем музыки.

— Но при этом, наверное, и телевидению не будете изменять. Все лето то и дело говорят о вашем новом ночном проекте на ОРТ, а подробностей никто не знает…

— Да, мы с Эрнстом создали Дирекцию ночного вещания ОРТ и теперь каждый день обсуждаем, накидываем всякие идеи по созданию фантастического, доселе невиданного проекта ночного канала ОРТ, который, надеюсь, станет полигоном для эрнстовских идей об авангардизме. Оказалось, что Эрнст еще больший авангардист, чем те молодые люди, которых мы привлекли к работе, и уж тем более я… Что получится, если бы, например, потрахались программы «Матадор» и «Антропология»? Вот такой будет этот ночной канал. Плюс к тому я сейчас лечу в Лондон и Париж — центры авангардных телевизионных продуктов, где намерен накупить еще очень много продукции. Например, наши полуночные зрители впервые увидят предсмертное интервью Борхеса. Кто вообще когда-нибудь его видел? Даже не на каждой книжной обложке увидишь его фотографию. А мы покажем, как Борхес выглядел и самое главное — как он думал. Кроме того, будет и еще масса других фокусов, о которых пока умолчу.

— Все-таки не поверю, что с вашим размахом вы успокоитесь лишь на ночном канале. Неужели успех «Счастливчика» так быстро забылся?

 — Ну да ладно вам. (Улыбается.) Сейчас готовится одна игровая программа со мной как ведущим, которая имеет все шансы быть еще более популярной, нежели «О, счастливчик!» в свое время. По крайней мере я приложу для этого все старания. Интересно, что продюсерский коллектив в этой игре будет тот же, что сделал «О, счастливчик!», и английская компания, у которой мы приобрели лицензию, та же самая, что придумала «Счастливчика». Это будет уникальная программа. Причем стартуем мы одновременно с англичанами, так что произведение совсем свежее.

— Когда ждать новинки?

 — Надеюсь, что к ноябрю поспеем. Игровая программа пойдет в прайм-тайм, а для ночного канала мы сейчас делаем очень сложные декорации, на создание которых уходит масса времени. Они не имеют ничего общего ни с картоном, ни с фанерой, ни с гвоздями. Это будут декорации XXI века, в том смысле, что они будут мультимедийными — чрезвычайно сложная по кибернетике студия. Это будет очень интересный опыт. Задумка дизайнера ОРТ Антона Ненашева. Но чтобы он осуществился, требуется время. Про деньги я уж молчу.

— Вы следите за тем, что сейчас НТВ приготовило на замену «Антропологии»?

 — Конечно, мне интересно, что получится. Что ж я, не живой человек, что ли?

— А вам самому легко было расстаться с вашим детищем?

 — Ну почему же расстаться? Просто «Антропология» теперь из телевизионного эфира перекочует в музыкальный. Группа «Антропология» — такая же консервная банка, с той же энергетикой, которая, я надеюсь, гипнотизировала и приковывала все ночное население страны к экранам пять раз в неделю. Мне кажется, что с уходом «Антропологии» из телевизионного эфира эта ночная гвардия осиротела. А наша пластиночка отчасти этот голод восполнит.

— Хитро. Может, тогда и бросить это телевидение и переключиться только на музыку?

 — Видите ли, какая вещь. Я ведь и на телевидении тоже служу тому же самому богу, что и в рамках группы «Антропология». Что ж бросать-то? Наоборот, нужно служить всеми силами. Телевидение ведь такая вещь, что ему не нужен никто и никогда. И вместе с тем нужны все. Любая профессия испытывает дефицит в незаменимых людях, профессионалах. В этом смысле я не особенно боюсь по поводу своего применения на телевидении. Ведь у меня много профессий. Я же еще и режиссер, и продюсер, и художник, и компьютерный график. А теперь вот еще и музыкант.

— Для полного счастья осталось, наверное, еще сняться в фильме и написать книгу?

 — Вот с фильмом у меня, к сожалению, лажа. Мне только за это лето сделали три предложения сниматься в кино. В некоторых случаях мне самому, к сожалению, пришлось отказаться, а в других не позволил очень плотный график телевизионной занятости. Поэтому я не убежден, что мне нужно думать о кино как о перспективе. А что касается книги, это вы нащупали мою больную точку. Было бы хорошо ее написать. Но, видимо, тому еще придет срок.