Ее десятилетний роман с Олегом Табаковым не стал унылой «зимней вишней», а закончился счастливым браком. Но недавно в желтой прессе появились слухи: якобы Табаков ушел от Зудиной к выпускнице школы-студии МХАТ Анастасии Скорик. «Ничего абсурднее не придумаешь! — спокойно прокомментировала ситуацию Марина. — И я, и мой муж, и эта бедная девочка просто попали под прицел чьих-то грязных фантазий. Я слишком высоко ценю себя, чтобы допустить мысль о том, что от меня можно уйти к другой женщине!»

Для съемки мы предложили Марине образ Маты Хари — роковой, многоликой, пленительной и неразгаданной. Ведь только такие женщины способны покорять мужские сердца.

Лет пятнадцать назад мы делали на Первом канале передачу «Серпантин Марка Захарова». Тема одного из выпусков для начала 90-х годов (когда вообще-то русского кино не существовало) была почти абсурдная: «Молодежное кино и его перспективы». Как самый «молодой» участник присутствовал соведущий сюжета Григорий Горин, а также Володя Стеклов, Евгений Сидихин, Елена Драпеко, Женя Крюкова, и почти в середине стола сидела молодая, яркая, глазастая актриса. Тоненький аленький цветочек!

«Марина Зудина», — представилась она и вдруг стала говорить, как много она снимается, какое хорошее сейчас кино и режиссеры. Сейчас эти фильмы принято называть «перестроечными»: «Валентин и Валентина», «По главной улице с оркестром», «Забавы молодых», «Исповедь содержанки», «Мордашка». В этот список я вставила даже в пух и прах разруганную «Мордашку». Марина была там юна и прекрасна, ее голая спина (включая и самые нижние «части»), где первый любовник русского экрана Дима Харатьян писал какие-то телефоны, была безупречна. Эта сцена, как и несколько сцен из «Маленькой Веры», вполне могла бы войти в учебник по эротике…

Собравшиеся в кабинете Марка Захарова вряд ли смотрели все фильмы Марины Зудиной, но слушали ее монолог очень внимательно. Даже юмор Горина как-то временно приутих. Помню, уже после съемки Горин сказал мне тихо и, как всегда, устало-грустно: «А ведь это — будущая первая леди театра». Я не поняла — почему? Очередная шутка гения, вроде сказанная невпопад, требовала пояснений, но времени на них, как всегда, не хватило.

А потом стало ясно, что Григорий Израилевич и не шутил. Марина Зудина связала свою жизнь с Олегом Табаковым…

Марина: «Да, я помню ту съемку. С утра я очень боялась туда идти. Такие серьезные люди… Но оказалось все замечательно, все были очень доброжелательны. Я ведь правду говорила, что в моей жизни все хорошо: у меня тогда уже пять или шесть фильмов вышло на экраны. Я снималась с потрясающими партнерами. И вообще я такая счастливая была в то время — я любила и была любима!»

Но на тот момент на пути ваших чувств стояла ощутимая преграда — вы любили женатого человека.

Марина: «Понимаете, я была счастлива, несмотря ни на что. Я действительно многого не замечала или не хотела замечать. Моя влюбленность, влюбленность Олега Павловича совпали с моей учебой в ГИТИСе, с первыми съемками в фильме „Валентин и Валентина“, который принес мне настоящий успех, с созданием нашего театра, с первыми поездками за границу. Мне был двадцать один год, я ездила в Бразилию, была в Америке, участвовала в каких-то фестивалях в Праге, в Белграде. И я была влюблена. Я была счастлива! Я была абсолютно счастлива!»

И все-таки ваш «служебный роман» растянулся лет на десять. Неужели эта неопределенность положения не омрачала вашего счастья?

Марина: «Переживания о моем двусмысленном положении — да они даже в голову не приходили. Я переживала, что мы редко видимся. Но это сладкая мука, от нее обостряются чувства, еще больше желаешь встречи.

Десять лет нашего романа — потрясающее время. У меня всегда были кавалеры, я знала, что нравлюсь мужчинам, и очень уверенно себя чувствовала в жизни. Я просто любила этого человека, поэтому хотела быть с тем, кого любила. И ничего сильнее этого чувства я не испытывала. Мне не стыдно было часами ждать его у Школы-студии, чтобы три минуты проехать в машине до метро. Но какие это были три минуты! Я до сих пор о них помню.

Мы с родителями жили в маленькой двухкомнатной «хрущевке», у меня была комната — девять метров, куда вмещались два шкафа и кровать. Телефон с длинным шнуром стоял на кухне, я часто забирала его к себе и ждала звонков Олега Павловича. Иногда всю ночь… Звонить ему я могла только рано утром, когда все его домашние еще спали. Я люблю долго поспать, но будильник приходилось заводить на восемь утра — потому что в восемь он просыпался. И с головой накрывшись одеялом — чтобы родители не слышали, я говорила с ним по телефону… Это были невероятно счастливые моменты. Совсем недавно мы с мужем вспоминали те времена: ведь огромная проблема существовала — еще не изобрели мобильных телефонов. Скольких недоразумений можно было бы избежать… Я ведь человек эмоциональный, мне периодически хотелось что-то срочно ему рассказать — а звонить было некуда.

Конечно, мы стремились побольше быть вместе, но это удавалось лишь во время выездов вместе с театром, гастролей, фестивалей. Помню, заканчивая четвертый курс, мы поехали на первые гастроли в Венгрию. И к моему ужасу, мало того что меня в трехместный номер поселили, но и Олега Павловича поселили в двухместный — что в принципе совершенно не соответствовало его статусу. Для меня это была настоящая трагедия, я думала только об одном — а как же мы будем встречаться?

Потом мы впервые вместе — почти по-семейному — поехали в Финляндию, Олег Павлович ставил там спектакль. С тех пор я очень полюбила эту страну и все, что с нею связано. Правда, тогда было очень сложно оформить выезд за границу. И приятель Олега Павловича оформлял меня как ассистентку режиссера через Союз театральных деятелей. Я пришла к нему, принесла документы… И помню, как я заполняю анкету и смотрю на этого человека, и мне так стыдно! Какая ассистентка — мне двадцать лет, чего я там могу ассистировать?! Но тем не менее преодолела свой стыд — видимо, велико было желание поехать.

Понимаете, в моей любви было куда больше счастья, чем переживаний. В подобных ситуациях страдают те женщины, которых обманывают, или те, кто стремится обязательно узаконить отношения. Они ведут постоянную борьбу — за мужчину, за собственное право на него, за материальное благополучие. Вот тогда страданий много. А когда человек тебе ничего не обещает и не дает никаких гарантий, это уже твое личное дело — оставаться с ним или предпочесть того, кто женится на тебе. Я свой выбор сделала сразу. Поэтому меня эти страсти не раздирали".

А осуждающие взгляды? Они вас не задевали?

Марина: «Конечно, у многих людей, особенно у женщин зрелого возраста, я не могла вызывать никаких позитивных эмоций, когда Олег Павлович ушел из первой семьи. Но, с другой стороны, существовали и мои поклонники, которые тоже реагировали по-своему. Я помню, Олег Павлович получил очень смешное письмо — причем в стихах. Человек написал, что Табаков — такой «паук, который затащил в свои сети девочку-дюймовочку». (Марина смеется и действительно становится похожа на Дюймовочку — такими высокими колокольчиками звенит ее смех. — Авт.) Я говорю это к тому, что все почему-то считают, что меня осчастливили! Как будто мне выпал последний шанс в моей жизни! Но я же не была девушкой «ниоткуда» — я была достаточно популярной актрисой, много снималась и меня действительно окружало большое количество поклонников. Почему-то никто не хочет подумать о том, что при желании я могла бы гораздо раньше устроить собственную судьбу — и не иметь никаких материальных и психологических проблем.

Конечно, когда взбивается какая-то пена, — это неприятно. Помню, мы приехали на фестиваль «Кинотавр», где Олег Павлович был председателем жюри. Прошло не больше года после его развода, и мы впервые появились вместе. И как раз вышла какая-то газета с нашей фотографией на первой полосе и надписью: «Олег Табаков и его жены». Когда говорят «жены», ощущение такое, что их человек десять, ну минимум — пять. А у него было всего две! Ну совсем же неоригинально — две жены. По нынешним меркам это не так много. Не могу сказать, что мне доставляло удовольствие смотреть на ту газету, которая продавалась на каждом шагу. Но у нас такая профессия, что избежать этого невозможно".

Марина росла в обычной советской семье, и ее стремление — выступать на сцене — тоже было обычным для того времени. Она мечтала то стать балериной, то петь, то танцевать в ансамбле у Бориса Моисеева, но везде как-то не складывалось. В балете «возраст ушел», петь хотелось только партии меццо-сопрано, а голосок был высокий-высокий, да и слуха особого не наблюдалось. Так, то ли гадкий утенок, то ли «будущая лебедь». Судьба в то время еще не решила этот вопрос.

Марина: «Характер мне пришлось „вырабатывать“ с детства. Меня, например, ни в один кружок не принимали. Даже в первом классе, когда приходили набирать детей в бассейн или куда-то еще, меня никуда не отбирали. Точно так же в детском саду. Мне было очень обидно. Максимум, на что я могла рассчитывать, — под елкой читать стихи».

Но она занималась с настоящей одержимостью. Развивала голос, в музыкальной школе училась, в танцевальный кружок ходила. Часами могла работать над тем, что не получалось. Постепенно ее упорство дало результаты: и петь хорошо стала, и слух появился, и танцевать научилась.

Очень хотелось в актрисы. С ее характером можно было и не сомневаться, что она поступит в институт. Но Марина прошла несколько прослушиваний — и везде неудача. Мама, Ирина Васильевна, сказала ей: «Иди в ГИТИС, там Табаков дополнительный курс набирает. Если он тебя не возьмет — тогда никто тебя не возьмет». Так что мама Марины практически определила судьбы двух деятелей нашей культуры.

Как вспоминает Олег Табаков, темноволосая, круглолицая, яркая девушка читала какие-то истории о Зое Космодемьянской. Что-то странное было в этой девушке… «Даже мое горькое знание настоящей истории Зои, а также совершенно немыслимой судьбы ее матери не зачеркнуло того, что делала эта абитуриентка. Марина так верила в то, что читала, что готова была обливаться искренними слезами над вымыслом. А с этого начинается актер, да и любой творец», — писал в своей книге Олег Табаков.

Марина: «Я его спросила однажды — если бы я была плохой актрисой, ты бы женился на мне? Он мне честно и очень серьезно ответил: «Никогда». Для меня эти слова крайне важны. А произошло в итоге «что-то», наверное, потому, что я не давила и не предполагала такого конца, как брак. Мы недавно с мужем шутили на эту тему, и я сказала ему: «Наверное, я оказалась самой терпеливой из всех женщин, которые у тебя были». Мне казалось, что Олег Павлович, уже один раз побывав в браке, не захочет второй раз ступить в ту же воду. Правда, правда. Я не ждала… Я не стремилась выйти замуж, не стремилась удержать — я просто любила. И не думала, будем мы вместе — не будем. Наша история длилась уже так долго, что это значения не имело. Хотя у меня где-то было чувство, что в таком качестве наши отношения уже исчерпаны, и я хочу семью. Но вслух об этом не говорилось.

Видимо, что-то похожее происходило и у Олега Павловича. И наступил тот момент, когда человек сам решил что-то поменять в своей жизни. Он тоже никогда эту тему со мной не обсуждал. А потом вдруг, совершенно случайно, в театре от помощницы режиссера я узнала, что он разводится. Мне он ни слова не сказал".

Марина не спросила Олега Табакова: «А правда ли это?» И не стала требовать объяснений. Почему? Потому что она абсолютно свободна, свободна без напряжения, без ненужных усилий. И она вне всяких условностей, когда речь идет о любви. И в этом, видимо, ее харизма.

Марина: «Предложения как такового Олег Павлович мне не делал. Просто мы уже жили вместе, я ждала ребенка и надо было формально зарегистрировать отношения. Я тогда репетировала „Последних“, шел уже пятый месяц беременности… Почему-то всегда, когда я думала о загсе, я боялась — какие-то свидетели там должны быть, гости, крики „горько!“. Мне это казалось неким театром. Поэтому мы пошли и просто расписались. Это произошло ровно десять лет назад. Позже я читала, что очень многие актерские браки так складывались — как бы между делом люди шли и расписывались. Так или иначе, для меня это не дата. Другое дело — когда у нас начался роман. Вот это — дата. Естественно, день рождения Павлика — дата. И конечно — церковный брак. К нему я отношусь очень серьезно. Мы обвенчались только год назад».

Почему же вы так долго зрели?

Марина: «Наверное, потому, что мы очень разные. По гороскопу мы вообще несоединимы — ни по году, ни по знаку. Но, видимо, есть нечто, что ни от каких гороскопов не зависит. И только благодаря этому „нечто“ мы преодолеваем противоречия в наших характерах и привычках. Например, в первый год нашего совместного проживания я регулярно собирала вещи и говорила, что ухожу жить к родителям. То есть в повседневной жизни мы достаточно сложно притирались. И мне потребовалось такое количество лет, чтобы понять, что я никогда не хлопну дверью, потому что это и есть настоящее и самое главное. Я всегда долго зрею».

А платье венчальное было пышное, красивое?

Марина: «О нет. Красивое — да, розовое, узкое, в пол, без всяких украшений. Это, наверное, оттого, что по своей профессии мне почти каждый вечер приходится наряжаться в пышные туалеты, кринолины и корсеты, делать пышные прически. В фильме „Благородный разбойник Владимир Дубровский“ я играла Машу и венчалась в церкви в фате, в пышном белом платье. Была карета с лошадьми, факелы, все так красиво… Я очень хорошо понимаю людей, которые хотят красивую свадьбу, чтобы ты был в центре и на тебя все смотрели. Но лично мне всего этого хватает в театре».

Я всегда думаю о Марине, когда смотрю замечательный фильм Клода Лелюша «А теперь, дамы и господа…» Сама атмосфера в фильме: череда событий, странные отношения героев, которые пребывают в ожидании любви неизвестно где, в какой стране, в какой пустыне, в каком городе — все это не имеет значения. Есть только любовь и ощущение ее присутствия. Мне кажется, что это ее, Марины, история и ее партнер Джереми Айронс, и ее режиссер Клод Лелюш… Просто они об этом не знают в силу неорганизованности нашей актерской службы информации. Да, в мире не знают, что у нас есть такие мощные актеры, да еще говорящие на «языке оригинала».

Но одну такую роль Марина Зудина все-таки сыграла. Мягкую, спокойную, абсолютно нормальную, ждущую любви от кого угодно Настасью Филипповну в «Идиоте», спектакле Театра под руководством Олега Табакова. Эту женщину травили, давили, мяли, потому что ее хотели видеть другой, но она сама ощущала себя иначе… Кстати, я в первый раз видела актрису, которая играла эту роль «без истерики». «Истории болезни» у Настасьи Филипповны — Марины Зудиной не было, у нее было желание спрятаться от всех. И два любящих сердца ее «спрятали».

Скажите, а вам важно, что думают старшие дети Олега Павловича? Их мнением вы дорожите?

Марина: «Я очень люблю Антона, он невероятно добрый и семейный человек. Мне даже кажется, что он более семейный, чем Олег Павлович. Забавно, но Антон произвел на меня неизгладимое впечатление еще в детстве. Он ведь играл Тимура в фильме «Тимур и его команда» — идеального положительного героя. А я в детстве тоже была очень правильная и положительная. Мне нравился Олег Кошевой, Сережка Тюленин. Я просто рыдала, зачитывалась историями про пионеров-героев и комсомольцев. Поэтому когда появился фильм про Тимура, я была покорена исполнителем главной роли. Причем я не из тех девочек, которые влюблялись во всех подряд. Получается, что в Антона я влюбилась до того, как я влюбилась в своего мужа.

Помню, я читала какие-то интервью Антона, где он достаточно небрежно говорил обо мне. Его спрашивали: «Как вы относитесь к Марине?» А он отвечал: «Никак». Признаюсь, меня это очень обижало, мне было больно. Я даже однажды сказала ему по телефону, что мне очень неприятно такое читать. И выяснилось, что это обычное недоразумение, что он не вкладывал в свои слова негативного значения. Просто журналисты часто что-то перефразируют, искажая тем самым смысл и сознательно создавая такие ситуации, когда другому человеку больно… К тому же у Антона достаточно богатый жизненный опыт, у него тоже не первый брак, и он знает, насколько все в жизни непросто. Поэтому у нас хорошие отношения, мне очень хочется, чтобы Олег Павлович проводил с ним больше времени. Ведь у меня тоже сын, и мои чувства к Антону в чем-то сродни чувствам к Павлику — как к сыну моего мужа.

Поверьте, я с большим уважением отношусь к его бывшей жене Людмиле Ивановне, замечательной актрисе, я с удовольствием смотрю фильмы, в которых она снималась, когда была юной. Изумительная женщина с ангельским лицом… И сейчас уже сама, будучи женой и зная непростой характер моего мужа, я понимаю, как сложно иногда жить с таким человеком. Он — стопроцентный лидер. И мы тоже не можем избежать каких-то сложностей в общении, но разве бывает иначе? Я вообще считаю, что брак простым не может быть, независимо от того, с кем ты живешь. Скажу вам по секрету — мне кажется, у мужчины вообще не должно быть «простого характера», мужчина — это мужчина, кремень, это вулкан. В нем не должно быть ничего стереотипного, а то неинтересно, скучно".

Марина, а вы часто бываете вместе с мужем?

Марина: «Все оставшееся от театра время. Я очень люблю, когда к нам на спектакль приходят друзья, а потом мы забиваемся в какой-то ресторанчик, и я в полном расслаблении слушаю, о чем они говорят. Я такая уставшая, еще не совсем с ними, еще не все понимаю, но чувствую их тепло, внимание. Так хорошо… Зимой мы ходим в «Обломов» к Антону. Еще в «Камертоне» мы очень часто с мужем обедаем. Столкнемся на три секунды в театре — куда? В тот же час в том же месте — то есть в «Камертоне».

У Олега Павловича хватает времени на семью?

Марина: «Знаете, это миф, что актерские дети — это дети, которые не видят родителей. Я не думаю, что мои папа с мамой проводили со мной больше времени, чем мы с Павликом. Мы стараемся, очень стараемся, отказываемся от лишней работы, чтобы быть вместе. Можно быть вместе и больше, но для этого надо совсем бросить работу и всю жизнь посвятить дому. А нужно ли это ребенку? Не лишаем ли мы его свободы от себя, от нашей постоянной опеки…»

А бывает просто «звериная тоска» по мужу? Вот, если не увижу, не услышу, мир перевернется?

Марина: «Бывает. Особенно когда все разъезжаются и я остаюсь одна. Этой зимой Олег Павлович уехал в Японию, малыш — в дом отдыха, а я работала и была одна. Но потом, когда первые дни тоски проходят, понимаешь, как хорошо побыть одной. Это полная свобода! Могу, например, просто спать, не отвечая на звонки, или накупить каких-то дурацких кассет и тупо смотреть их целый день. Недавно, например, накупила старых фильмов с Бриджит Бардо, многие из которых я раньше не видела, и все пересмотрела. Когда я училась в школе, по субботам у нас шла ретроспектива фильмов с Чаплиным, и я с удовольствием с родителями их смотрела. И вот недавно по телевидению я после длительного перерыва снова увидела „Новые времена“ и пришла в такой восторг! Сразу купила одну кассету, другую и поняла, что хочу собрать всю коллекцию, чтобы посмотрел и наш малыш».

Ну, малышу уже девять лет.

Марина: «Да-да, конечно, но он — Малыш. Хотя мужу не нравится, когда я его так называю».

Марина, вы же действительно любите Олега Павловича…

Марина: «Да… Знаете, я такой человек — я никогда не ставлю точку. Потому что мы предполагаем, а бог располагает. Например, Олег Павлович любит повторять: „У моего отца последний брак был в семьдесят три года“. На что я отвечаю: „Ты так регулярно мне об этом напоминаешь, что, вероятно, хочешь предупредить о чем-то!“ (Марина звонко смеется. — Авт.) Никогда нельзя говорить — это будет так и никак иначе. Мне кажется, в тот момент, когда люди что-то канонизируют, все и заканчивается. Поэтому я очень оберегаю то, что имею. Причем с возрастом — все больше и больше. Когда у меня заболел малыш — ему было два годика — я попала с ним в больницу и смотрела на женщин, у которых очень серьезно болели дети. Я понимала, что есть только этот замкнутый мир внутри больничных стен, есть только этот маленький ребенок и одно единственное желание — чтобы он был здоров. Все остальное — мишура. Поэтому я с огромным уважением отношусь к женщинам, у которых много детей и они занимаются соленьями-вареньями, ведут дом. Я хочу вам еще такую вещь сказать… Я, конечно, понимаю, что всему свое время, но я, например, очень жалею, что я раньше не родила. Помню, Павлик был очень маленький — и вот он лежит на кровати, крохотный, беспомощный, плачет… А Олег Павлович, глядя на него, говорит мне: „Какую же глупость мы сделали! Был бы у нас сейчас уже взрослый ребенок…“ На самом деле он до сих пор считает, что совершил большую ошибку — ведь все это могло бы произойти раньше. После рождения Павлика он очень винит себя в том, что я сознательно отказывалась от возможности иметь детей до того момента, как он оставил семью. И я тоже чувствую свою вину за то, что… я не родила в свое время. Кто-то сказал — сколько женщина абортов сделала, столько детей она должна родить. Во всяком случае, на сегодняшний день я считаю себя не до конца состоявшейся матерью, а соответственно — и женщиной. Не хочу ничего загадывать, но во мне сидит эта нереализованность материнская. И наверное, все еще возможно… Когда Павлик родился, я прочитала книгу, которую в церковной лавке купила, и у меня был шок! Там написано, что такое на самом деле аборт и какой это великий грех, и что чувствует человеческий зародыш, когда женщина хочет от него избавиться. Я пережила дикий стресс. Я такую вину ощутила — за неродившуюся эту душу… Надо мной до сих пор это висит».

Павлик учится в какой-то особенной школе?

Марина: «Нет, это наше общее решение, что он учится в нормальной школе недалеко от дома».

А потом Сорбонна, Гарвард?

Марина: «Мы в этом году отдыхали в Праге вместе с Павликом. Встретили там знакомых с детишками, и у нас зашел разговор по поводу образования — где лучше, как учат за границей, как дети живут там. И Павлик, наслушавшись нас, сказал мне: „Мама, пожалуйста, не отдавай меня за границу, я никогда не буду учиться в Англии“. Мы просто обсуждали именно Англию. Там ведь закрытые колледжи, и обучение приходится на тот период, когда мальчики активно созревают и развиваются. Я напугана тем, что сейчас очень много людей нетрадиционной сексуальной ориентации. Я ко всему отношусь с пониманием, но когда у тебя растет сын, то хочется, чтобы у него была нормальная семья. Поэтому для меня большой вопрос, стоит ли отправлять ребенка куда-то без присмотра — нет, я просто боюсь. К тому же дети ведь разные бывают. Павлику очень важно, что мы рядом. И для Олега Павловича очень важно, что рядом Павлик. Идет постоянный взаимный энергетический обмен, поэтому для нас пока невозможно расстаться надолго. Естественно, когда он закончит школу, он захочет получить образование. И мы, конечно, сделаем так, чтобы он его получил. Но в любом случае принимать решение будет он».

Поставив официальную печать в паспорте, вы практически стали «первой леди» своего театра. А это накладывает совсем другие обязательства на вас. Дополнительная ответственность, дополнительное внимание коллег, дополнительные сплетни… Например, вы идете на прием — вы должны не только за собой проследить, но уже и за мужем.

Марина: «У моего мужа врожденный идеальный вкус. Я могу что-то скорректировать, ну, минимально… Мы покупаем хорошие, дорогие вещи, а носить он их умеет. Мне только надо следить, чтобы мы с ним сочетались, так как часто едем куда-то из разных мест — чтобы один не был в чем-то ярком и пестром, а другой в вечернем туалете. Хотя мой муж иногда любит эпатировать людей.

А вот насчет «первой леди» в театре… Это всегда больше связано с твоим амплуа на сцене. Есть труппа, и в труппе все амплуа в наличии — вот я в труппе героиня, со дня его основания…

В театре и критерии другие: ты можешь ездить на роскошной машине, носить немыслимые бриллианты, а выходишь на сцену… И никогда тебя не назовут ни «первой леди», ни еще кем-то. Человек стоит того, чего он стоит на сцене… Недавно я сказала Олегу Павловичу: «Знаешь, когда я поступала, я не могла представить, что стану женой человека, который руководит лучшим в стране театром. Что так невероятно сложится моя жизнь — из толстощекой девочки, которую даже не взяли в Школу-студию МХАТа (хотя многие считают, что в тех толстых щеках было мое очарование), я превращусь в актрису, которая играет первые роли на МХАТовской сцене! Но за все в жизни надо платить. Поэтому если уж говорить о сложностях, то сложности мои не в том периоде, когда я была любимой женщиной женатого человека. А в том, что мне постоянно приходится доказывать всем, что я актриса».

И сейчас?

Марина: «Сейчас меньше, но где-то в глубине это все равно присутствует. Мне недавно рассказали, что до сих пор многих журналистов, которые пишут о театре, интересует: а есть ли у Зудиной любовник?! Думаю, обсуждается не только эта тема, но и — почему, например, в какой-то момент Олег Павлович продвигает ту молодую актрису или другую. Я уверена, что обсуждается все. И пускай. Даже когда о человеке говорят плохо, значит, он состоялся. Если бы вообще не говорили, было бы гораздо хуже».

Может, вам просто завидуют?

Марина: «Просто в нашей стране больше любят слабых, тех, кого надо пожалеть. А если человек состоялся, то, собственно, зачем его жалеть? Несколько лет назад, когда я сыграла в спектакле „Старый квартал“ по пьесе Теннесси Уильямса (и многие считали, что это действительно хорошая работа), мне пересказали разговор двух женщин во время вручения премии „Хрустальная Турандот“. Одна спросила: „А почему не номинировали Зудину?“ А вторая говорит: „А зачем ей? У нее муж — Табаков“. Понимаете? Такое отношение иногда причиняет боль. Хотя я научилась абстрагироваться. Ведь я же знала, на что шла. Решение родить ребенка пришло в тот момент, когда мне предстояла большая рекламная кампания в Америке, и фильм, где я играла главную роль, купила студия „Colambia“. Но я никуда не поехала. Режиссер-англичанин никак не мог в это поверить: как же так, она могла найти очень хорошего агента в Америке! Но для меня этот вопрос не стоял, я знала, что мой муж всегда будет жить в России. И, наверное, я расплачиваюсь за то, что тогда сознательно сделала выбор. Я стала женой».

А как к вам относятся в театре? Я читала, что однажды над вами довольно зло подшутили и заперли вашу гримерку?

Марина: «Нет. Этого не было. Там просто не сработал замок. Что касается отношения ко мне… Например, не так давно я попросила, чтобы в какие-то спектакли вместо меня ввели других актеров — в тот период я была довольно занята. И знаете, ко мне подошли актер Саша Семчев и актриса Александра Скачкова и спросили: „Правда, что ты хочешь уйти из „Утиной охоты“? Не уходи, не надо, потому что у нас сложился хороший ансамбль…“ Я была очень тронута, потому что это же не актеры театра Олега Табакова, с которыми я работаю много лет. Это — МХАТовские артисты, для которых я пришлый человек, я не МХАТовская актриса. И, наверное, это какая-то победа… Все-таки я являюсь женой художественного руководителя театра, и если они меня приняли, если они ценят меня, мне это очень и очень приятно».

Марина, но согласитесь, распределение ролей во многом зависит от руководителя театра. Вы можете даже спротежировать пьесу или режиссера, лежа дома на диване и увлеченно глядя фильм Чаплина.

Марина: «Если меня нет в распределении ролей — а такое бывало, и не раз, — могу помучиться, поплакать в одиночестве, если очень хочется, но я никогда не допущу, чтобы за меня просили. Ну не хочет меня режиссер — я буду стараться нравиться ему, если роль того стоит. Но все равно — не получится. Жизнь уже научила. Была такая история. Во МХАТе шел «Дядя Ваня» в постановке Олега Николаевича Ефремова, и актриса, игравшая роль Сони, осталась в Англии. Ей стали искать замену. Я в то время снималась в двух фильмах, мне на съемки позвонил Олег Павлович и сказал: «Марина, не можешь ли ты встретиться с Ефремовым, чтобы он тебя прослушал на роль Сони?» Я прихожу, мы общаемся, я начинаю читать монолог, и вдруг — входит Олег Павлович. В этот момент я осознаю, как все это выглядит в глазах Ефремова — Олег Павлович вроде бы как просит за меня. Я мгновенно потеряла контроль над собой. Я так резко, с вызовом говорила с Олегом Павловичем, что Ефремов сразу понял, что между нами какие-то отношения… Меня не взяли на эту роль. Я не переживала — хотя любой отказ всегда неприятен. Меня гораздо сильнее задело другое: после прослушивания мы ехали в машине, и Олег Павлович пересказал мне слова Ефремова: «Твоя девочка очень способная, — формулировка «твоя девочка» меня довольно напрягла. — Она способная, но очень злая». Помню, вот это меня по-настоящему обидело! Потому что на самом деле я совсем не злой человек. Мой тон, которым я говорила с Олегом Павловичем, — наверное, он был непозволительный, но я ничего не могла с собой поделать. Одна мысль о том, что за меня просят, для меня совершенно невыносима. И моя неловкость и смущение вылились вот в такую защитную реакцию.

Так что самый верный способ добиться того, чтобы пьесу не стали ставить, — это дать ее мне и сказать: для вас там есть роль. У меня сразу опускается «заслонка». Я долго ее не читаю, а потом прошу отдать в литературную часть. Я знаю, чтобы получился хороший спектакль, режиссер должен сам долго вынашивать пьесу и поставить ее именно с теми актерами, которые ему нужны.

Я всегда была избалована как женщина, и я не привыкла первой просить. (Марина снова смеется — невинно, почти по-детски. — Авт.) Особенно роли — вы же знаете, я высоко ценю себя!"