В день, когда ее не стало, акции гигантского концерна «Беате Узе», входящие в список важнейших ценных бумаг Германии, упали на 6%, потому что одно ее имя было самым горячим брэндом. Наверное, она должна была уйти иначе. Смерть в больничной палате никак не вяжется с обликом этой необычной женщины. Ее стихиями были небо, море и секс.

На моей книжной полке хранится автобиографическая книга Беате Узе с дарственной надписью. Восемь лет назад мне посчастливилось познакомиться с гранд-дамой немецкого секса. Ей было семьдесят семь. При этом госпожа Узе успешно руководила своей фирмой, пересекала океан на самолете, ныряла на тридцатиметровую глубину, играла в гольф, гоняла на «Мерседесе» по автобану, мечтала найти партнера и игриво признавалась журналистам, что держит в шкафу вибратор.

Ее имя алеет неоном над почти двумя сотнями европейских секс-шопов и венчает роскошный музей эротики в самом центре Берлина, в пяти минутах ходьбы от знаменитой Курфюрстендамм — главной улицы города. Беате Узе — это настоящая империя эротики и секса с кинотеатрами, видеопрокатом, почтовой рассылкой товаров из мира любви и страсти.

Немецкая пресса не скупилась на эпитеты. Фрау Узе называли «полковником армии любви», «порногенералом», «музой оргазма», «просветительницей нации», «секс-экспертом» и даже современной мамашей Кураж. На родине по степени известности она может смело конкурировать с «Мерседесом», потому что, как свидетельствуют опросы, ее имя знают 97% немцев. В ее стремительной карьере на самой «горячей» ниве, как в зеркале, отразилась история нравов послевоенной Германии.

Летом 1989 года, когда Беате исполнилось семьдесят лет, депутат бундестага от партии христианских демократов даже ходатайствовал о вручении ей государственной награды за «освобождение сексуальности от табу» и выход эротики из подполья. Тот факт, что в 1975 году в ФРГ была разрешена порнография для взрослых (с определенными ограничениями), — во многом заслуга именно фрау Узе. Правда, орден она так и не получила. Зато историю ее экономи-ческого чуда сопровождали порядка двух тысяч судебных тяжб. Один только процесс вокруг издания романа о проститутке Фанни Хилл, жившей два века назад, тянулся около пяти лет и завершился полной победой Беате Узе: федеральный суд признал, что роман является произведением искусства в жанре эротической литературы.

На окраине Фленсбурга, симпатичного северного городка с фьордами и пляжами, располагается центральный офис фирмы «Беате Узе». Во Фленсбурге этот адрес знают все таксисты. Пожилой водитель, дежуривший на привокзальной площади, просиял улыбкой Чеширского кота, стоило мне только назвать магическое словосочетание. Королева-мать германского интима оказалась миниатюрной, худощавой блондинкой с короткой стрижкой, в элегантной голубой блузке и в узких розовых брючках, облегающих безукоризненную фигуру. Ни один человек не назвал бы эту спортивную фрау старухой. И дело было не только в отличной работе дантиста и пластического хирурга. Беате излучала такую энергию, что ее вполне хватило бы для освещения небольшого городка.

«Командный пункт» живой легенды выглядел очень демократично: ни тяжелых дверей, ни «предбанника» с секретаршей, лишь символические перегородки. Ничто не напоминало царство основного инстинкта, кроме золотого фаллоса внушительных размеров, гордо взирающего со шкафа.

Пока бессменная помощница фрау Хилл варила нам кофе, Беате Узе бросила беглый взгляд на мои серьги, купленные в московском салоне. «У вас бижутерия, — констатировала она, — а у меня настоящие украшения — подарки моего младшего сына. Сама бы я этого никогда не купила». В ее голосе слышалась законная гордость матери. «Вообще-то я предпочитаю строгий стиль, у меня мало драгоценностей», — поспешила добавить она с какой-то смущенной улыбкой.

Беате, как самолету для взлета, требовался разбег перед разговором начистоту. Урожай свеклы в огороде, музыка кантри, спортивная тренировка с детьми и внуками, артроз коленного сустава — это была прелюдия. А потом пришло время откровений.

Она родилась в Восточной Пруссии, в поместье своих родителей, в сорока километрах от Кенигсберга. Отец был преуспевающим землевладельцем, а мать — одной из первых трех немецких женщин, получивших диплом врача. Оба рассчитывали, что дочь пойдет по их стопам: займется управлением поместья или начнет изучать медицину. Но Беате мечтала научиться летать. «Пусть получит летные права, — согласился отец, — потом вернется домой, и если урожай будет хорошим, я куплю ей маленький самолет». А ей хотелось стать профессиональным летчиком-испытателем.

В восемнадцать она впервые села за штурвал самолета. Машина парила в воздухе, и Беате едва сдерживалась, чтобы не закричать от счастья. В летной школе было шестьдесят курсантов: пятьдесят девять мужчин и одна девушка — Беате Кестлин. Впрочем, это ей нисколько не мешало — она всегда предпочитала мужское общество. В девятнадцать она уже работала летчиком-испытателем на небольшой фирме, строившей самолеты.

На берлинском аэродроме, где Беате проводила все свое время, она встретила первую любовь — инструктора по воздушному пилотажу Ханса-Юргена Узе. Именно этой короткой фамилии суждено было самым пикантным образом войти в историю. Днем они старательно изображали сугубо официальные отношения, а вечерами предавались чувствам. Но ровно в 22.00 Беате выскальзывала из комнаты своего возлюбленного: интимная связь инструктора с ученицей не приветствовалась.

Свадьбу назначили на 10 октября 1939 года. Отец Беате не скрывал дурных предчувствий: «Я не против Ханса, я против его профессии. Не хочу видеть твоих слез, если что-то случится», — говорил он дочери. Но пышному торжеству не суждено было свершиться: началась война. 28 сентября жених получил повестку о явке на призывной пункт. В конце октября, когда Хансу дали короткий отпуск, они скромно обвенчались в Берлине. На свадебном столе красовалась утка из родного поместья.

Беате продолжала летать. Ралли, авиашоу, летные соревнования были забыты. Теперь она перегоняла самолеты, в том числе и знаменитые «Мессершмидты». За штурвал истребителя летчик Беате Узе не садилась: под сердцем она уже носила ребенка. Летом сорок третьего, в самый разгар войны, под вой сирен воздушной тревоги она родила своего первенца Клауса. И уже через год стала вдовой — муж погиб прямо на военном аэродроме, когда на старте в его самолет врезалась машина молодого неопытного летчика. Ей было двадцать четыре.

Апрель сорок пятого Беате встретила в Берлине. Город был практически окружен частями Красной армии. Население в панике бежало на Запад. Ханна, девятнадцатилетняя няня маленького Клауса, безумно боялась русских. Ходили слухи, что армия победителей лютует, зверски насилуя немок. 21 апреля Беате с няней и сыном устремилась на военный аэродром, откуда не раз взлетала в берлинское небо. На взлетной полосе еще стоял самолет, в который грузили раненых и женщин — помощниц вермахта.

«Садитесь, — сказал Беате дежурный офицер, — вас с ребенком мы сможем взять на борт, а няне придется остаться. Мест больше нет». Бедная Ханна чуть не умерла от страха. И Беате приняла решение: спасаться надо втроем. Каким-то чудом с помощью знакомого механика ей удалось найти более-менее исправный самолет. Военный комендант выделил сто двадцать лит-ров топлива с условием, что капитан Узе возьмет на борт раненых. Перегруженная машина с трудом оторвалась от земли и под обстрелом медленно набрала высоту. Это был последний самолет, вылетевший из осажденного Берлина.

Потом был плен, английская зона оккупации — на северо-западе Германии. В бесконечно длинных списках Красного Креста Беате пыталась отыскать своих родителей — безуспешно. Позже она узнала, что ее семидесятипятилетнего отца расстреляли русские солдаты, а мать несколько месяцев спустя умерла от истощения.

В октябре 1945 года Беате рискнула наведаться в родительский дом, чтобы забрать хоть что-то из уцелевшей утвари. Восточная Пруссия была занята советскими войсками. Беате вместе с группой земляков ночью нелегально перешла зеленую пограничную зону. Она быстро нашла свой дом, но о том, чтобы войти внутрь, не было и речи: в родных пенатах уже обитали новые хозяева.

Расстроенная Беате повернула назад, но на границе ее схватили. В лицо смотрели ружейные стволы. Несколько ночей она провела в погребе с другими пленными. Их не допрашивали и не кормили. А в выходной, когда солдатам выдали рацион водки, началось самое страшное.

Четырех женщин вывели на улицу, и они сразу поняли, что их ждет. Беате насчитала шестнадцать мужчин, большинство из них были азиатского происхождения — широкоскулые, узкоглазые, смуглые. Ее охватил панический ужас при взгляде на эти грубые, ухмыляющиеся, полные вожделения лица. И только один из них показался молодой немке менее страшным. Она улыбнулась, он — в ответ. Ночь они провели вдвоем, солдат не уступил свой живой трофей никому. По сравнению с тем, что выпало на долю других пленных, ее испытание было безобидным. Всю ночь женщины кричали и рыдали. Утром изнасилованным и униженным немкам позволили бежать. Весь долгий путь домой Беате пыталась преодолеть шок, но только когда маленький Клаус радостно бросился ей на шею, она поняла, что ужас остался позади.

Журналиста Ульриха Праманна, работавшего вместе с Беате Узе над ее автобиографией, больше всего поразило то, что легендарная жрица любви, публично проповедовавшая свободу нравов, сама всегда хранила верность своим партнерам и вела весьма целомудренный образ жизни. В ее жизни было всего семь мужчин. Шестерых из них Беате любила. Седьмым был тот самый русский солдат.

Как и миллионы беженцев, Беате едва сводила концы с концами. Вкалывала на крестьянском дворе. На нее распространялся запрет на профессию. Бывшие немецкие летчики не имели права летать, самолетостроительные фирмы перепрофилировались.

Местные женщины относились к бывшей летчице, никогда не снимавшей куртку пилота, с уважением. С ней советовались, ей поверяли самое сокровенное. То одна, то другая рассказывала про «катастрофу». Беда была общая: беременность. Мужья возвращались с войны, о предохранении никто не думал, тем более что противозачаточные средства (презервативы, весьма распространенные в Германии до войны) остались в далеком прошлом. Ни жилья, ни работы, ни перспектив — в такой ситуации рождение ребенка воспринималось как несчастье. Оставался один выход — нелегальный аборт. Врачей, делавших такие операции, называли «производителями ангелов».

И однажды Беате осенило. Мать когда-то рассказывала ей о методе Кнауса-Огино — расчете неблагоприятных для зачатия дней. Беате знала, что метод не срабатывал на сто процентов, но в любом случае это было лучше, чем ничего. Она взяла в библиотеке книжку швейцарского врача Герстера «Естественное регулирование деторождения по методике Кнауса-Огино», одолжила у знакомых печатную машинку и набросала таблицу менструального цикла. Так родилось знаменитое «Сочинение Икс», положившее начало карьере Беате Узе. Десять тысяч почтовых рекламных вкладышей и брошюрка, отпечатанная в местной типографии тиражом две тысячи экземпляров, обошлись предпринимательнице в пять фунтов масла. «Сочинение Икс» сразу стало бестселлером. До конца 1947 года разошлось тридцать две тысячи экземпляров.

Дело Беате Узе постепенно расширялось. Она рассылала страждущим популярные еще до войны книги о супружестве и интимной жизни, презервативы и средство, стимулирующее половое влечение.

А вскоре она встретила свою вторую большую любовь. Эрнст-Вальтер Ротермунд — она звала его Эве — стал ее мужем. И опять не было романтической свадьбы, о которой так мечтала Беате. С первым мужем они расписались между вылетами. Брак с Эве вершился в суровые послевоенные годы. Молодожены не могли себе позволить даже обручальные кольца. «У нас нет денег на такую ерунду», — решил жених. Но факт остается фактом: именно с того момента, как Беате поменяла фамилию Узе на Ротермунд, начался взлет ее предприятия.

Они прожили вместе двадцать три года. Беате родила ему сына Улли, а дети Эве от первого брака — cын и дочь — стали и ее детьми. Она прощала ему все: и паническое бегство от русской угрозы в Южную Америку на целый год, и безумный эгоцентризм, и бесконечные измены. Эве завязывал романы постоянно. О своем увлечении Хельгой, молодой помощницей по хозяйству, он, не стесняясь, рассказывал жене. Он обожал путешествовать на машине по Французской Ривьере, то и дело находя симпатичных попутчиц. С некоторыми автостопщицами отношения затягивались на месяцы. «Если и я начну ему изменять, тогда все кончится», — твердила себе Беате.

Но когда Эве заявил, что в доме напротив, недавно приобретенном супругами, будет жить его возлюбленная Хельга, у Беате сдали нервы. «Подумай хорошенько», — сквозь слезы посоветовала она своему ветреному мужу, чувствуя, что никогда не сможет примириться с такой ситуацией.

А потом появился Джон, ее последняя любовь — чернокожий американец, учитель из Нью-Йорка, ровесник ее старшего сына. Ему — двадцать семь, ей — пятьдесят два. Однако возраст не играл никакой роли в их отношениях, которым суждено было длиться десять лет. Они познакомились на Багамах, куда Беате улетела залечивать душевные раны, нанесенные Эве. Высокого, атлетически сложенного, эротичного афро-американца, настоящего супер-Адама, Беате заприметила в первый же вечер. Между ними возникло сильнейшее, прямо-таки магическое притяжение. Они провели вместе два прекрасных дня, и, прощаясь, Беате с трудом держала себя в руках. «Я приеду, — прошептал ей черный любовник, — и мы увидимся». Она не поверила, потому что так говорят все. Мужчины любят бросать слова на ветер.

Но Джон сдержал обещание. И этот роман, как и предчувствовала Беате, окончательно разрушил ее брак с Эве. Он так и не смог простить жене «черную обезьяну», как он упорно называл ее молодого любовника.

Обманутый муж охотно давал интервью. «Беате Узе переспала с негром, я не смог быть с ней после него», — откровенничал Эве с журналистами. Ведь именно в то время, когда семейная лодка пошла ко дну, фирма Беате Узе стремительно развивалась. В 1966 году годовой оборот достиг огромной суммы — 18,5 миллионов марок ФРГ. Открылись новые магазины в Гамбурге, Франкфурте и Берлине — крупнейших городах страны. Под торговой маркой «Беате Узе» уже не только рассылались «горячие» товары, но и шилось женское нижнее белье, производились студийные художественные съемки, издавалась эротическая литература. Рекламные проспекты получали свыше двух миллионов клиентов. Фирма была признана крупнейшей на всем северогерманском пространстве. В 1968 году американский мужской журнал «Пентхаус» назвал Беате Узе «величайшей в невыразимом»… Стоит ли удивляться, что газеты с удовольствием смаковали подробности ее черно-белой любви, сдобренные снимками из семейного альбома. Но сразу же после развода желтая пресса утратила интерес к колоритной паре, и Беате с Джоном смогли наслаждаться друг другом без вспышек фотокамер.

Они путешествовали по всему миру, добрались даже до Полярного круга. На спортивном самолете «Сессна 172» облетели всю Европу и США. Беате была счастлива. Она говорила, что возраст — не помеха любви, но любовь — помеха возрасту. И все острее ощущала диссонанс между своей внешностью и внутренним состоянием. В зеркале отражалось морщинистое лицо с мешками под глазами — типичная грустная собака.

Беате выудила из женского журнала «Бригитте» адреса пластических хирургов и решилась на операцию — не потому, что ей было плохо. Напротив, ей было слишком хорошо! Хирург Петер Поль, стажировавшийся у короля пластической хирургии в Рио-де-Жанейро, сделал Беате большой лифтинг. Через пару дней доктор показал ей свежий номер «Бильд-Цайтунг» с шапкой на первой полосе: «Новое лицо Беате Узе — королева секса заплатила 6000 марок».

Но со временем Беате и Джон все больше отдалялись друг от друга. Он, типичный житель Нью-Йорка, не мог долго переносить тихую заводь Фленсбурга, а Беате, наоборот, тяготила жизнь в городе. К тому же он хотел ребенка, а она была уже не в том возрасте.

После расставания с Джоном она полностью ушла в работу. В конце концов концерн «Беате Узе» был ее любимым детищем. Она по-прежнему много времени уделяла спорту, каждые два года проходила полное медицинское обследование и фактически никогда серьезно не болела. Но 1983 год стал настоящей катастрофой в жизни Беате Узе. Началось все с почек, где обнаружились множественные кисты. Потом врачи университетской клиники нашли у нее опухоль мозга. К счастью, она оказалась доброкачественной. Но в конце лета ее ждал еще один удар.

На этот раз жизнь Беате подарил ее старший сын Клаус. Врачи смогли спасти ее только потому, что у Клауса обнаружили рак желудка. Когда Беате пришла навестить сына после тяжелой операции, он вдруг сказал: «Мам, проверься, вдруг у тебя то же самое?»

Уже два года она изредка, особенно при стрессе, испытывала неприятные ощущения в желудке и небольшую изжогу. Принимала таблетку, и все проходило. Лечащий врач ни разу не направил Беате на рентген.

После разговора с сыном она отправилась к онкологу. Рентген показал наличие небольшого нароста в желудке. «Ничего страшного я не вижу, — сказал доктор, — вы здоровы, но на всякий случай проверим ткань на биопсию». А через пару дней врач вдруг позвонил ей на работу. Прежде чем он успел произнести хоть слово, Беате уже все поняла: рак. Земля ушла у нее из-под ног. Она всегда следила за своим здоровьем, вела спортивный образ жизни, не пила, не курила: за что?!

На следующий день она уже летела в кабине «Сессны» в Гамбург. В клинике Девы Марии Беате случайно подслушала разговор двух сестер. «У нас высокопоставленная пациентка». — «Кто?» — «Беате Узе». На миг ей стало не по себе: как отнесутся к ней строгие католички, в чьих глазах ее деятельность столь греховна. Старенькая монахиня словно почувствовала тревогу больной. «Дорогая фрау Ротермунд, — сказала она, — мы знаем, как ужасно то, что вас ждет. Мы позаботимся о вас, как только сможем. Все мои добрые мысли только с вами». Железная фрау, экс-капитан люфтваффе, разрыдалась.

Операция шла пять с половиной часов. Доктор Ван Акерен, оперировавший Клауса, вырезал злокачественную опухоль в четыре сантиметра и весь желудок, чтобы не осталось метастазов.

— Я считала, что это смертный приговор, — призналась мне Беате, — потому что не представляла себе, как можно жить без желудка. Он ведь у нас один. Но хирурги сформировали мне «желудок» из тонкой кишки и подшили его к поджелудочной железе. В больнице я провела пятнадцать дней и вышла оттуда с весом тридцать шесть килограммов. Мне понадобился год, чтобы прийти в себя.

Она научилась жить и с этим диагнозом. Ее суточный рацион умещался в маленькой вазочке, из такой обычно едят мороженое. Можно все: и острое, и жирное, и соленое, и алкоголь, но по чуть-чуть.

Родные говорили ей: «Отдохни, ты заслужила это право». Теннис, сад, гольф, полеты — смогут ли любимые занятия заполнить все ее время? Но знать о том, что каждый день свыше пятидесяти тысяч человек переступают порог интим-шопов «Беате Узе», и оставаться в стороне от этого сексуального бума?

Она очень хотела дожить до 2000 года и успела-таки шагнуть в новый век. А еще мечтала открыть свой магазин в Москве, чтобы на Красной площади алели неоном два слова: «Беате Узе».